Эпопея братьев Гракхов
«Хлеба и зрелищ!»
Римское выражение
Две основные проблемы демократии
К 90 году до н. э. Римское государство включало всю Италию и побережье почти всего Средиземного моря, примерно треть современной Испании, южную Галлию, Грецию и Македонию, треть Малой Азии.
Территория Римского государства простиралась с запада на восток почти на две с половиной тысячи километров, с севера на юг — больше чем на тысячу километров. При этом Земля была субъективно намного, в десятки раз больше, чем в наши дни. Ведь даже по великолепным римским дорогам, безопасным и удобным, из конца в конец Римского государства ехать нужно было неделями и месяцами.
На громадной территории Рима жило не меньше 25 или 30 миллионов человек. Из них римскими гражданами было исчезающее меньшинство. В 135 году до н. э. — 370 933. В 132 году до н. э. цензоры насчитали 317 823 гражданина, «не считая вдов и сирот».
Но и эти 1-2% населения Римского государства оказались разбросаны на колоссальных для того времени пространствах.
Вот и первая проблема демократии: 90% римских граждан при самом пылком желании не могли бы собраться на форуме.
Во-первых, они не смогли бы регулярно добираться до форума. Даже с севера Италии, из-за реки По, или с юга, из Самниума, до Рима было не час времени полета на самолете, и не несколько часов езды на поезде или автомобиле, а несколько дней езды на лошадях или чуть меньше — пешего пути.
Во-вторых, они просто не поместились бы на форуме.
В-третьих, даже если бы эти полчища ухитрились собраться в окрестностях Рима, как бы они выбирали магистратов и каким способом принимали бы решения? Колоссальное скопище граждан неизбежно превратилось бы в толпу, в безумное стадо, из которого 90% просто не услышало бы никаких, даже самых разумных, речей.
Первая проблема демократии в том, что она хорошо работает, пока выбирают лично знакомых. Уже 40 тысяч афинских граждан оказались во власти людей, которых греки называли демагогами. Извращая факты, идя на явную ложь и подтасовки, демагоги («заговариватели демоса») играли на самых низких и темных инстинктах, на предрассудках толпы. Демократия тонула в склоках и безответственной болтовне.
Кстати, эта проблема не решена до сих пор. Всеобщее избирательное право и система представительства — не более чем фиктивное решение, которое на самом деле ничего не дает.
Парламентская демократия во всех ее формах состоит в том, что граждане выбирают тех, кто им неизвестен. Они выбирают не людей, а политические программы? Но и о людях, и о программах они судят по тому, что им сообщает пресса. Программы даже хуже, потому что бумага все терпит, а разбираться в этих программах чаще всего трудно без специальной подготовки. Мне наверняка возразят, приводя в пример Британию. Но в XVII веке население Британии составляло не более 4.5 миллиона людей, в конце 18 века — меньше 10 млн. Гражданами, имеющими право выбирать, было всего 2% населения. В середине XVII века их было, по одним данным, около 100 тысяч человек, по другим — около 60 тысяч.
Число тех, кто мог быть избран, благодаря высокому имущественному цензу было еще меньше — не более 20 тысяч потенциальных членов палаты общин. Система потому и работала, что избиратели и избираемые знали друг друга ЛИЧНО. А в XX веке, когда избирателями стали почти все англичане, Уинстон Черчилль сказал цинично, но справедливо: «Лучший аргумент против демократии — пятиминутный разговор со средним избирателем».
Рим несравненно демократичнее Британии XVIII века, но и перед ним ПЕРВАЯ проблема демократии встала во весь рост.
ВТОРАЯ проблема демократии состоит в том, что община граждан неизбежно расслаивается на богатых и бедных. На каком-то этапе обязательно оказывается, что фактически государство находится не в руках «народа», то есть общины примерно равных по имуществу людей, а в руках кучки представителей богатейших кланов. Эти сверхбогачи могут вести реальную политику, не оглядываясь на остальных... что и делают.
Популяры и оптиматы
Борьба между группами единомышленников есть во всех демократиях. В Риме сложились непрочные, все время менявшие свои границы объединения оптиматов (от optimus — «наилучший») и популяров (от populus — «народ»).
Считается, что популяры выражали интересы широких слоев народа, а оптиматы — в основном нобилитета и всадников. С тем же успехом можно сказать, что оптиматы были сторонниками стабильности, а популяры — быстрых изменений.
Теодор Моммзен называл оптиматов и популяров политическими партиями. Вслед за ним так считали и большинство ученых, которые хотели видеть в Риме такую же политическую борьбу, как в Европе XIX-XX веков.
Во второй половине XX века оптиматами и популярами называют скорее непрочные союзы единомышленников. Причем кто тут оптимат, кто популяр, решалось в каждой политической ситуации каждый раз особо.
Со 133 года до н. э. и до диктатуры Юлия Цезаря идут споры о том, кто именно может и должен иметь гражданские права и участвовать в управлении.
В отличие от популяров оптиматы стремились упрочить аристократический способ правления, ограничить земельную собственность в руках крупных землевладельцов, ограничить гражданские свободы низших слоев населения и препятствовали распространению римских прав гражданства на латинян, италиков и других союзников.
Римские демагоги
В рассказе об истории братьев Гракхов фальсификация реальной римской истории достигает чудовищных масштабов. Пытаясь представить их то ли «парнями из народа», то ли «борцами за демократию», Гракхов превращали в икону, а фактически — в карикатуру на самих себя.
Реальные Тиберий Семпроний (162-133) и Гай Семпроний (153-121 годы до н. э.) Гракхи очень обиделись бы, прочитав свои лживые, издевательские «биографии».
Пытаясь представить Гракхов чуть ли не пролетариями, борцы за счастье народа как-то не любят упоминать: Тиберий Гракх был членом коллегии авгуров. Ведь все, связанное с религией, недостаточно «прогрессивно»; «борец за права простых людей» не должен иметь к ней никакого отношения. Еще тщательнее скрывалась история оппонента Тиберия Гракха, Публия Сципиона Африканского: «Вернувшись домой здоровым и полным сил, он найден в спальне мертвым. Подозревается, что он был отравлен своею женой Семпронией, тем более что она была сестрой Гракхов, с которыми Сципион враждовал. Однако о смерти его не назначено никакого следствия. После его смерти волнения вокруг триумвиров становятся еще более бурными».
Братья Гракхи — потомки старинного и уважаемого патрицианского рода Семпрониев. Их отец дважды избирался консулом, а за победы в Испании и на острове Сардинии удостоился триумфов. Мать, Корнелия Африкана, — дочь знаменитого Сципиона Африканского, победителя Ганнибала. Семья была небогатой, но далеко не бедствовала.
Во время Третьей Пунической войны Тиберий Гракх прославился: первым взобрался на стену при штурме пригорода Карфагена, Мегары.
Если верить легенде, слава Тиберия была так велика, что знаменитый сенатор Аппий Клавдий предложил Тиберию в жены свою дочь. Придя домой, Аппий Клавдий с порога крикнул жене: «Антистия, я просватал нашу дочь!» Та удивленно спросила: «К чему такая поспешность? Или ее женихом стал Тиберий Гракх? Вот это было бы счастьем для дочери!»
Менее однозначна история того, как Тиберий был квестором армии консула Авла Гостилия Манцина — в Испании, где кельты племени ареваков восстали против римлян (мне доводилось читать в Интернете: «где народ восстал против римского владычества»).
Манцина называли «самым бездарным полководцем за всю историю Рима». Он ухитрился позволить 4 тысячам ареваков запереть 20 тысячную римскую армию в бесплодном ущелье.
А когда Манцин запросил мира, потребовали сделать послом Тиберия Гракха: помнили еще его отца. Тиберий заключил мир, но мир совершенно позорный.
После долгого разбирательства в римском Сенате Гракха спасло заступничество высокопоставленных родственников и друзей семьи. Манцина же, заковав в цепи, выдали аретинам. Те не приняли Манция, а выгнали его вон, отказываясь пересмотреть выгодный для них мир.
Если верить легенде, по дороге в Испанию Тиберий Гракх был поражен исчезновением на земле вольных самостоятельных крестьян. Везде были сплошь крупные земельные владения, виллы, на которых работали рабы. Он сделал вывод: пока мелкие собственники сражаются, чтобы захватывать чужие земли, они разоряются и превращаются в пролетариев. А завоеванную мелкими собственниками общественную землю захватывают нобили.
Правда, Тиберия Гракха волновала не абстрактная справедливость, а ослабление Римского государства: сокращение числа легионеров, — ведь пролетарии не могли приходить в легионы со своим оружием.
Избираясь в плебейские трибуны в 133 году, Тиберий не гнушался откровенной демагогией: «Дикие звери в Италии имеют логова и норы, куда они могут спрятаться, — Говорил он. — А люди, которые сражаются и умирают за Италию, не владеют в ней ничем, кроме воздуха и света. Лишенные крова, точно кочевники, бродят они повсюду с женами и детьми.
Полководцы обманывают солдат, когда на полях сражений призывают их защищать от врагов могилы отцов и храмы: ведь у множества римлян нет ни отчего дома, ни гробниц предков, они сражаются и умирают за чужую роскошь, чужое богатство. Римлян называют владыками мира, а они не имеют даже клочка земли».
Тиберий предложил восстановить закон, по которому никто не мог получить больше 500 югеров (125 га) общественной земли. Если у нового владельца есть сыновья, то не более 1 000 югеров.
Излишки земли надо отнять и отдать пролетариям, по 30 югерам, — в наследственное владение, но без права продажи.
Обычно этот закон описывается, как «борьба народа с аристократией». Закон и правда наносил удар по крупному аристократическому землевладению, но часть аристократии, до десятка семей друзей и родственников Гракхов, была на стороне Тиберия Гракха.
Что же насчет народа... Число римских граждан в 174 году составило по одним данным, 269 015, по другим — 267 231. К 133 году их число достигло примерно 400 тысяч.
Забегая вперед, оговорим — примерно 100 тысяч человек получили участки земли — четвертая часть. Число нобилей не превышало и 2 тысяч человек — сенаторов и всадников вместе взятых.
Вот и масштаб событий: противостояние нескольких десятков тысяч и нескольких тысяч. Причем все эти борющиеся за землю составляют от силы 2-3% всего населения Римского государства.
С позиции же нравственности речь шла не о социальной справедливости, а о более или менее демократическом разделе награбленной добычи. Причем революционным путем. Второй трибун, Марк Октавий, наложил вето на закон Тиберия Гракха, и тогда Тиберий нарушил закон о неприкосновенности трибуна.
Для начала он наложил вето на работу всех государственных, учреждений, пока его законопроект не будет поставлен на голосование в комициях. Прекратили работу магистраты, был опечатан храм Сатурна, в котором находилась государственная казна, и таким образом были прекращены все платежи. Тиберий говорил, что опасается покушений, и стал ходить в толпе десятков голодранцев, вооруженных палками и ножами. Это был городской сброд, и не думавший получать землю. В Риме заговорили, что когда отец Тиберия в бытность свою цензором, возвращался с позднего ужина домой, граждане тушили огни, чтобы цензор не подумал, что они засиделись в гостях или пьянствуют. А теперь Тиберию-сыну самому освещают путь ночью самые негодные и скверные люди.
В комициях он поставил на голосование вопрос: «Может ли быть плебейским трибуном тот, кто не защищает интересы народа?». Ведь «такой трибун сам отстраняет себя от должности, ибо не исполняет своего долга. Тот, кто ниспровергает демократию, уже не трибун. А раз так, может ли занимать должность трибуна Марк Октавий, раз он препятствует принятию закона, который даст римскому народу кров, хлеб и работу?».
Когда 17 комиций из 35 заявили, что такой человек быть трибуном не может, Тиберий лично свел Октавия за руку со скамьи трибунов. Октавия защищали, возникла схватка; было много раненых, Октавий едва убежал.
После этого Тиберий провел свой закон и назначил самого себя, своего брата Гая и своего тестя, знаменитого Аппия Клавдия, триумвирами по разделу земли. Триумвиры должны были сами определять, какая земля общественная и насколько законно получена.
Скоро стало очевидно — как «справедливо» ни распределяй землю, на всех граждан ее все равно никак не хватит.
Тогда Тиберий потребовал разделить между всеми, кому не хватило земли, сокровища пергамского царя Аттала. Посол Пергама Евмен сообщил на форуме, что царь, умирая, оставил свое наследство римскому народу.
Реально это значило, что сокровища царя войдут в римскую казну, а земли станут частью ager publicum. Тиберий требует — все разделить меж безземельных. И пусть вопрос решает не сенат, а комиции.
Одновременно говорили, что Евдем привез в Рим и передал Тиберию корону пергамских царей. Гракх устраивает смуту, чтобы свергнуть республику и стать царем Рима.
Сенат возмущался откровенно недостойными действиями Тиберия, а более всех Тит Анний Луск (196 — около 133 г. до н. э.), бывший консул.
Он начал в сенате речь против Гракха. Гракх со своими сторонниками схватил сенатора, и велел выволочь в комиции: пусть повторит все это народу. Сенатор и в речах перед «народом» так же бешено обличал Тиберия. После 133 года его имя нигде не упоминается. Возможно, он тоже был убит.
Для Тиберия стало опасно уйти в частную жизнь после трибунства. Он еще раз нарушил закон: выставил свою кандидатуру на вторичное избрание плебейским трибуном. После этого его открыто стали обвинять в попытке государственного переворота.
В день голосования многочисленные приметы предвещали беду: например, священные куры не выходили из клеток и не клевали свежего корма. На форуме сошлись две вооруженные толпы, стоял страшный крик и шум. Среди этого шума Тиберий прикоснулся к голове. Одни думали, что этим Тиберий хочет сказать, что ему угрожает опасность. Другие — что он велит возложить на себя корону Аттала Пергамского. Где правда, установить трудно. Верховный понтифик, бывший консул Публий Корнелий Сципион Назика Серапион потребовал от сената и консулов немедленного ареста и казни Гракха. «Я не положу начало насилию и не нарушу правосудия, — ответил консул. — Но если народ, послушавшись Тиберия, нарушит законы республики, я применю свою власть для ее защиты».
Тогда разъяренный Публий Корнелий закричал: «Что я слышу?! Даже консул предает республику!». Он использовал формулу, которую произносил полководец, выводя на войну легионы: «Кто хочет спасти республику, пусть следует за мной!». На форуме схлестнулись две вооруженные толпы. Городская голытьба, охрана Тиберия Гракха, сразу же побежала, Тиберий остался с несколькими десятками отчаянных людей, готовых драться. По одним данным, его забили обломками скамеек и вместе с другими убитыми в том же мятеже непогребенного бросили в реку.
По другим сведениям, когда Гракх «сбегал по склону Капитолия, его настиг обломок скамьи». В любом случае Тиберия убили, а труп его и 300 ближайших сторонников бросили в Тибр.
Несколько дней по всему Риму шли побоища: фактически, небольшая гражданская война. Позже Публий Назика Серапион был вынужден покинуть Рим и умер в изгнании.
По закону Тиберия Гракха созданная им комиссия давала и давала землю. Место убитого Тиберия в ней занял тесть Гая Гракха, Публий Красс Муциан, а после смерти Публия Красса и Аппия Клавдия их заменили Марк Фульвий Флакк и Гай Папирий Карбон.За пять лет раздали 100 тысяч участков, но проблема никуда не исчезла.
С этой проблемой столкнулся и младший брат, Гай Гракх. Гай откровенно шел к власти, чтобы отомстить за брата, заявляя: «Наши предки присудили к смертной казни Гая Ветурия лишь за то, что он не уступил дорогу трибуну, переходившему через площадь.
А народный трибун Тиберий был зверски убит на глазах у всех, и никто не был за это наказан. Враги волокли его труп через весь город, отказали ему в погребении, бросили в реку, точно собаку. А сколько друзей Тиберия убили без суда?»
Видимо, исходившая от юноши опасность новой гражданской войны была очевидна. Сенат очень не хотел, чтобы Гай вернулся с острова Сардиния, где он был квестором.
Тогда Гай самовольно уехал в Рим. Этот поступок вызвал всеобщее осуждение, но на суде Гай защищался в лучших традициях греческих демагогов: «Я участвовал, — сказал Гай, — не в десяти походах, как предписано законом, а в двенадцати. Я был квестором целых три года, хотя обязателен лишь годовой срок! Может быть, я извлек выгоду из столь долгой службы? Нет! Из всех участников войны я один уехал с полным кошельком, а вернулся с пустым!»
В 123 году он стал трибуном и тут же предложил новые законы. Римляне не возражали против дорожного закона (lex viaria) о проведении по Италии новых дорог.
Почти не вызвал возражений военный закон (lex militaris), по которому теперь стоимость военного обмундирования не вычиталась из солдатского жалованья. Только сенаторов задел судебный закон (lex judiciaria), по которому в списки судей, куда прежде заносились только сенаторы, включены были также и всадники в равном с сенаторами числе.
На грань Гражданской войны поставили Рим закон о колониях и хлебный закон.
Хлебный закон
По этому закону (lex frumentaria) каждый римский гражданин мог получать хлеб по сниженной цене в шесть ассов за модий, — 8,7 литров. Модий — это месячная прожиточная норма на одного человека, а получить можно было столько модиев, сколько людей было в семье люмпен-пролетария. Получается, государство брало на содержание люмпенов.
Отношение к этой мере видна из истории, которую рассказывает Цицерон: однажды Гракх заметил среди покупателей дешевого хлеба бывшего консула Луция Кальпурния Пизона Фругу. Фруга всегда выступал против хлебных раздач. Грак не без ехидства спросил эксконсула, почему он изменил свое мнение, пришел за хлебом, и получил ответ: «Я вовсе не хочу, Гракх, чтобы ты делил мое добро между всеми; но раз уж ты за это взялся, то и я хочу получить мою долю».
В Риме жили десятки тысяч люмпенов. Пришлось построить громадные амбары для закупленного для раздач зерна, казна оказалась истощена, «хотя Гракх на словах всегда был защитником казны».
Закон о колониях
Гай Гракх провел закон об основании новых земледельческих колоний на юге Италии (lex de coloniis deducendis). Земли для них не было точно так же, как хлеба для раздач. Гай предложил даже основать новую колонию, Юнонию, на месте Карфагена: в месте, преданном проклятию. И на посыпанных солью полях.
Гай даже сам поехал в Африку, чтобы руководить основанием колонии. Вскоре пошли слухи о том, что он пытается присвоить часть средств, отпущенных для основания новой колонии.
Сенат послал комиссию для выяснения дел в Юнонии.
Вернувшиеся рассказывали, что ветер повалил и разорвал знамена, поднятые над будущей колонией, а волки выкопали ее межевые столбы. Сами боги были против основания Юнонии.
Закон об италиках
По предложенному Гаем закону о даровании прав римского гражданства союзникам (lex de civitate sociis danda) гражданами могли стать не менее 2-3 миллиона человек; прежние граждане (300-400 тысяч) буквально утонули бы в этом море.
Римляне прекрасно видели, что даже и на эти 400 тысяч завоеванных благ не хватает. Консул Гай Фанний выступил на форуме: «Неужели вы не понимаете, — говорил он, — Что, даровав италикам гражданские права, вы тем самым ограбите сами себя? Не надейтесь, что после этого вы будете занимать в цирках и амфитеатрах те же места, что и сегодня! Ведь эти люди заполнят весь город, на их долю достанется весь хлеб при раздачах, а вы ничего не получите».
Италики хлынули в Рим, чтобы поддержать Гая Гракха. Консул Гай Фанний предложил не пускать в Рим италиков, а уже проникших в город выслать силой. Гай обещал помочь изгоняемым италикам, но выполнить обещания не смог: римские граждане подчинялись не ему, а Фаннию.
Рассказывая о борьбе «демократов» Гракхов с жадными аристократами, современные демагоги от истории не любят упоминать об этом законе: становится слишком очевидно, что Гай Гракх пытается любой ценой обеспечить себе социальную опору — неважно, в чьем именно лице и какой ценой. Для этого он и раздает несбыточные обещания, и создает слой обязанных лично ему новых землевладельцев. Стань новых колонистов не 100, а 300 тысяч человек, и Гай захватил бы любую власть. Оказалось, что это невозможно, и Гай попытался мгновенно увеличить число римских граждан в четыре или в пять раз. Осуществись этот план, и Гай легко мог бы стать диктатором или царем.
По всем законам демагогии
Другой плебейский трибун, Ливий Олимпий Друз, предлагал законы еще более привлекательные:
- Основать не два новые колонии, а 12.
- Отдавать участки не в вечное наследственное владение, а в частную собственность, с правом продажи.
- Гай Гракх хотел брать пониженный налог с мелких землевладельцев, а Друз предлагал вообще отменить любые налоги с новых колонистов.
Это нельзя было осуществить? Но и реформы братьев Гракхов нельзя было осуществить.
К тому времени Папирий Карбон провел закон, по которому с 131 года можно было избираться в трибуны вторично. Но на втором сроке Гай Гракх не провел закона об италиках, а на третий срок его не избрали.
За ним осталось только устройство карфагенской колонии, и то Сенат обсуждал, что закон о ней следует отменить.
На грани гражданской войны
В 121 году Луций Опимий выдвинул свою кандидатуру в консулы. Гай тут же покинул Африку и вернулся в Рим. Он и его друг Гай Фульвий Флакк не только защищали идею основания Юнонии, но и сами хотели быть консулами. Гракх демонстративно поселился не на Палатине, а в бедном квартале, и начал подстрекать народ к вооруженному выступлению. Его мать Корнелия держала целый отряд вооруженных сторонников. Фактически Рим разбился на две партии вооруженных противников.
Во время жертвоприношения, которое совершал только что избранный консул Опимий, шел ритуал религиозного очищения толпы зрителей от дурных граждан. Один из ликторов хотел удалить часть сторонников Гая, а им показалось, — покушаются на самого Гая. Друг Гракха тут же убил ликтора — лицо неприкосновенное, как и трибун. В поднявшемся смятении и крике пытался говорить плебейский трибун — Гай Гракх прервал его, опять нарушая закон. Сенат и консул требуют Гая Гракха к ответу — но его окружают вооруженные люди, сделать ничего невозможно.
Едва весть об убийстве ликтора облетела народ, на улицах стали собираться толпы вооруженных людей. Только хлынувший ливень дал время Гаю Гракху и его сторонникам укрепиться на Авентийском холме. На другой день к сенату на носилках принесли труп убитого вчера ликтора. Консул Опимий получил полномочия диктатора и призвал собираться с оружием.
Другие же кричали: «Где было правосудие, когда Тиберий пал под ударами убийц? Где были сенаторы, когда труп народного трибуна волокли через весь город?»
Если верить легенде, ближайший друг Гая Фульвий Флакк послал своего младшего сына для переговоров с сенаторами. Среди сенаторов были сторонники переговоров, но диктатор потребовал, чтобы Гай и Фульвий сдались и просили пощады у сената и римского народа.
В начавшемся сражении повторилась история с Тиберием, защитники которого разбежались. Войско сената легко разгоняло люмпенов. Сначала Гай собирался покончить с собой в храме Дианы. «Пусть боги накажут римский народ за неблагодарность, — говорил он стороникам. — Народ, который покидает своих вождей в беде, вполне достоин вечного рабства».
В XX веке примерно такие же речи вели Муссолини и Гитлер.
Речи Гая (как и Гитлера) были глубоко несправедливыми: когда он все-таки побежал от пытавшихся его схватить, дважды сторонники Гая ценой своей жизни задерживали погоню. История сохранила их имена: Гай Помпоний и Гай Лициний. Но подвернувший ногу Гай далеко не ушел: на следующий день в священной роще нашли его труп рядом с трупом одного из его рабов.
Что произошло в роще, неизвестно, но рассказывая сказки о великом демократе Гракхе, современные историки-демагоги передают пафосные предсмертные речи Гая и повествуют о его красочных позах.
Приверженцы Гракхов в большинстве погибли. Только суды приговорили к смерти больше 3 тысяч человек. Имущество их было конфисковано, как имущество врагов республики. На эти деньги построили новый храм Конкордии-Согласия.
После окончания консульских полномочий, в 120 году до н. э. Луций Опимий был привлечен к суду по итогам начавшейся гражданской войны, и был полностью оправдан.
Особенности римских демагогов
История братьев Гракхов — это вовсе не история бедняков-демократов в борьбе с богачами и знатью. Это история богатых аристократов, которые попытались захватить власть в Римском государстве.
Как и греческие демагоги, они пользуются тем, что большинство избирателей их лично не знают. Они играют на примитивных инстинктах, жадности, невежестве, слабой информированности людей. Но в Риме демагоги действуют в гражданской общине, численность которой стремительно растет.
Поэтому демагоги всячески стараются работать с новыми гражданами и расширять число граждан. Второе отличие римских демагогов от греческих — это очень солидные люди. В их числе даже такая знаменитость, как Аппий Клавдий. Видимо, перспектива захвата власти была реальной и соблазнительной.
Третье: Гракхи сделались предшественниками огромного числа политиков разных европейских стран из числа тех, кого называют популистами, фашистами, авторитаристами. Суть их политики — опора на широкие массы, оттеснение от власти знатных и богатых, утверждение своей личной диктатуры и бюрократии своих сторонников.
Так «боролись за демократию» Наполеон и Муссолини, Кромвель и Троцкий, Борджиа и Гитлер.
Все они перед тем, как стать тиранами, сделались демагогами — заговаривателями народа, болтунами и вралями.
Братья Гракхи были первыми; они только сделали первые неуклюжие шаги в эту сторону. Это демагоги, которые не сумели стать тиранами.
Автор: Буровский А.М.