Гуманизм в эпоху Возрождения
Вот случай, конечно исключительный, предельный, так сказать, но в нём проявляются некоторые особенности ренессансной системы ценностей.
Синьором (правителем) города Римини был некий Сиджизмондо Малатеста (1417—1469). Он пришёл к власти нелегитимным путём и не являлся ни помазанником Божьим, как его союзник король Арагонский и Неаполитанский Альфонс V (1396—1458; король Арагона с 1416 г., Неаполя — с 1442 г.), ни народным избранником, как венецианские правители-дожи. Поэтому он мог легко лишиться власти. Опасения сделали его чрезвычайно подозрительным, и он во что бы то ни стало стремился избавиться от врагов — нынешних и будущих, действительных и мнимых. В этом нет ничего необычного, необычным было то, как он расправлялся с противниками, в его действиях была некая эстетика зла. Например, у людей, которых Малатеста заподозрил в нелояльности, он любил крестить детей. В дом к новорождённому являлся сам правитель Римини со свитой, со священником, с дарами, выступал в качестве крёстного отца. А затем младенца убивали на глазах у отца и матери. Малатеста очень веселился. Он приказал отравить свою любовницу, оплакал её смерть в прочувствованных латинских стихах и лично набросал эскиз её мавзолея. Это сооружение и доныне стоит в Римини и признано шедевром ренессансной малой архитектуры.
Как-то Малатеста, бывший ещё и известным кондотьером, по договору с Альфонсом Неаполитанским повёл войско на Флоренцию. В республики не было денег, а значит, и вооружённых сил (постоянные армии появятся позднее), но зато был канцлер, знаменитый гуманист Джанноццо Манетти (1396—1459). Он явился в палатку осаждавшего Флоренцию Сиджизмондо и произнёс на безупречнейшей цицероновой латыни составленную по всем правилам античной риторики речь, из которой явствовало, что с Флоренцией воевать не надо. Синьор Римини пришёл в такой восторг, что увёл свои войска. Разжалобить это чудовище было невозможно, а вот очаровать, и именно гуманистическими познаниями, — можно. Да и сам Малатеста не был чужд этим занятиям. Словом, то, что тогда называли гуманизмом, никак не тождественно тому, что мы понимаем под этим словом сегодня