Судьбы Елизаветы Английской и Марии Стюарт, которые во многом являли полную противоположность друг другу, тесно и трагически переплелись. Поскольку английская королева Елизавета отказывалась вступать в брак, её наследницей стала двоюродная племянница, правнучка Генриха VII, королева Шотландии Мария Стюарт (1542—1587); королева в 1542 г. (фактически с 1561-го) — 1567 гг.).

Мария стала королевой Шотландии шести дней от роду. Спустя несколько лет после длительных переговоров в Шотландию прибыла французская военная эскадра. Командующий ею от имени короля Франции Генриха II просил руки маленькой Марии для старшего сына государя дофина Франциска, будущего короля Франции Франциска II. 7 августа 1548 г. Мария Стюарт стала невестой самого привлекательного наследника короны в Европе. Она отплыла во Францию. Там она получила прекрасное образование. Греческий, латинский, а также итальянский, испанский, не говоря уже об английском и французском — вот языки, которыми она отлично владела. Самые прославленные поэты Франции воспевали её, знаменитый мемуарист и бытописатель Пьер де Бурдей, сьёр де Брантом (1540—1614), вспоминает, что «на пятнадцатом году её красота воссияла как свет яркого дня». Прижизненные портреты говорят о том, что юная шотландская королева была весьма привлекательной.

24 мая 1558 г. Мария Стюарт, неполных 16 лет от роду, вступила в брак с дофином, которому на тот момент было чуть более 14 лет. 17 ноября 1558 г. умерла королева Англии Мария Тюдор, и ей наследовала её сестра Елизавета. Но законная ли она? И вот по совету свёкра, короля Генриха II, Мария приняла титул королевы Шотландии, Англии и Ирландии. Когда Елизавета потребовала вернуть Англии захваченный в том же году Кале, Генрих ответил: «Кале следует передать супруге дофина, королеве Шотландской, которую мы все почитаем законной королевой Англии». Так начался конфликт между двумя женщинами. Он обострился после того, как 10 июля 1559 г. на турнире погиб Генрих II и юная чета вступила на французский престол.

Но их правление было недолгим. Король, слабый и болезненный человек, любил разъезжать по загородным дворцам, охотиться, и молодая королева разделяла эти увлечения. Летом 1560 г. Мария упала с лошади во время охоты. Оказалось, что королева беременна, и у неё случился выкидыш. Этому никто особенно не огорчился — супруги ещё молоды, будут и другие дети. Но Франциск II вскоре заболел: у него образовался свищ в ухе, перешедший в гангрену. 5 декабря 1560 г. король скончался, оставив Марию вдовствующей королевой, но не королевой-матерью. Мария Стюарт возвратилась на родину и 19 марта 1561 г. ступила на землю Шотландии.

Королева и народ

Практически сразу после её возвращения начинается драма непонимания между королевой Шотландии и её народом. Мария — католичка, а подданные — протестанты. Правивший Шотландией после смерти Марии де Гиз и до возвращения Марии Стюарт её единокровный брат, внебрачный сын Якова V Джеймс Стюарт, граф Меррей, опытный политик и здравомыслящий человек, пытался смягчить это противоречие. Но не всегда успешно. Фактический глава Шотландской кальвинистской церкви Джон Нокс был настроен непримиримо против того, что он считал «сатанинской верой», т. е. католичества. По его собственным словам, ему «легче было бы услышать, что в Шотландии высадилось десятитысячное вражеское войско, чем знать, что где-то служилась хотя бы одна-единственная месса».

В первое же воскресенье по возвращении королевы Шотландии на родину толпа ворвалась в дворцовую часовню, где должны были служить католическую обедню, и едва не разнесла её в щепы. Лишь энергичное вмешательство Меррея остановило разъярённых пуритан. Королева приказала вызвать к ней Нокса. Идея переговоров с самым влиятельным вождём кальвинистов представляется разумной, но Нокс не пошёл ни на какие компромиссы, да и королева не склонна была уступать.

Вероятно, здесь было нечто большее, чем простое упрямство Марии и её привязанность к католичеству. Королеве-католичке совершенно естественными казались устаревающие, но ещё живые средневековые представления о том, что страна дана Богом монарху, а не монарх — стране. Это не означает, что государь может делать со своим народом всё, что ему вздумается. Но король несёт ответственность за свои действия только перед Богом. Ужасно уже то, что подданные Марии Стюарт коснеют во тьме заблуждений, а тут они ещё пытаются заставить свою государыню изменить единственной истинной вере. Не будет этого!

Совершенно иначе смотрела на эти проблемы Елизавета, незримо присутствовавшая при дебатах Марии и Нокса. Английская королева давно поддерживала шотландских пуритан, врагов её «дорогой сестры», как именовала Марию Елизавета в письмах. И это при том, что у себя в стране она решительно боролась с кальвинистами.

Елизавета — протестантка. В протестантизме взгляд на власть не такой, как в католичестве. Протестантская этика гласит, что если Бог поставил человека, скажем, сапожником, то он должен всеми силами души стремиться наилучшим образом тачать сапоги. Вообще честно трудиться надо не для чего-то (для заработка, например), а потому, что так повелел Бог. И это относится к любой профессии, в том числе к «профессии» государя. Если Бог сделал человека монархом, то он обязан быть замечательным монархом. Господь не ему дал страну, а его — стране, посему у государя не может быть иных интересов, кроме интересов подданных.

Трудно сказать, действительно ли Елизавета разделяла такие взгляды, но её протестантские под данные ожидали от неё именно этого. И королева стремилась оправдать их ожидания.

Умная Елизавета не спешила встать на чью-либо сторону. Тайно поддерживая Нокса, она завела переписку с Марией, клянясь ей в вечной дружбе, и то же делала королева Шотландии. Шотландцы же далеко не все были настроены столь враждебно, как Джон Нокс. Молодой королеве ведь всего около 20 лет — перебесится и возьмётся за ум.

Правда, по стране бродили слухи об оргиях и разврате при «папистском» дворе. Там царил дух Франции, к которому так привыкла Мария, там музицировали и танцевали, ставили легкомысленные пьесы (при протестантском английском дворе тоже танцевали и смеялись, но шотландские пуритане этого до поры до времени не замечали). Скандалы выплёскивались иногда за пределы замка Холируд, который Мария сделала своей резиденцией. Развлечениями заправляли Давид Риччо (около 1533—1566), итальянец, придворный музыкант, личный секретарь Марии и одновременно агент Папы при шотландском дворе, и юный Пьер де Шателяр (около 1540—1563), обожатель Марии, придворный поэт, последовавший за ней из Франции. Он — её постоянный партнёр по танцам и, кстати сказать, кальвинист-гугенот (видимо, во Франции более снисходительно смотрели на «суетные развлечения»). Неистовый Джон Нокс метал громы и молнии: «Князьям сподручнее слушать музыку и ублажать мамону, чем внимать священному слову Божию или читать его. Музыканты и льстецы, погубители младости, угодней им, чем зрелые умудрённые мужи, те, что целительными увещеваниями тщатся хоть отчасти выбить из них первородный грех гордыни» (уж не себя ли имеет в виду гневный 60-летний проповедник под «зрелым умудрённым мужем»?).

Брачные проблемы

Помимо различий в судьбах королев Англии и Шотландии было и то, что их сближало: необходимость вступить в брак, дабы дать стране наследника. Вокруг Марии вились женихи, точнее — послы тех стран, чьи государи желали бы вступить в союз, политический и супружеский, с шотландской королевой.

Главным препятствием для брачных планов Марии Стюарт стала Елизавета. По старинным, давно уже фактически не действовавшим, но формально не отменённым феодальным законам английский монарх являлся сюзереном правителя Шотландии, а следовательно, должен был давать разрешение на брак своего вассала. Елизавета была не против какого-либо малозначительного с точки зрения большой европейской политики жениха. Но французский король или дофин испанский противоречили интересам Англии. Между Марией и Елизаветой началась длительная дипломатическая переписка. Наконец английская королева заявила, что она «намерена предложить дорогой сестре такого жениха, что никто и не подумал бы, что она может на это решиться». И произносит имя — Роберт Дадли.

Мария была в бешенстве: мелкий дворянчик, без капли королевской крови, фаворит Елизаветы, может быть, даже её любовник. Дарование Дадли титула графа Лестера только подогрело гнев Марии: «сестричка» дала отставку своему дружку, а заодно и отступного?! Последовал категорический отказ. После этого возникла ещё одна кандидатура.

В Англии жил кузен Марии по отцовской линии, правнук Генриха VII Генрих Стюарт, граф Дарили (1546— 1567). Именно этого молодого красавца, исходя из собственных интересов, предложила Елизавета. Мария сделала вид, что согласна. В январе 1565 г. Дарили отправился в Шотландию. Там он изо всех сил постарался понравиться всем. Молодой принц, вроде бы ставленник протестантской государыни, завёл теснейшую дружбу с Давидом Риччо. Католик (за что его предки некогда были изгнаны из Шотландии), он вместе с Мерреем посетил протестантскую церковь, где с хорошо разыгранным волнением слушал проповедь Нокса; очаровательный красавчик, он попытался обаять Марию. И — преуспел. Мария была готова выйти замуж за Генриха Стюарта, графа Дарили.

Вообще-то многих этот брак не устраивал. Лордам не нравилось, что новым супругом королевы станет один из их среды. Меррей боялся, что реальная власть уплывёт из его рук. Более всего взбешена была Елизавета. Она поддерживала кандидатуру Дарили сугубо в качестве завесы своим истинным устремлениям: браку Марии Стюарт с Лестером. Елизавета надеялась, что Дарили не подойдёт Марии и королева Англии сможет снова вернуться к кандидатуре Лестера, заявляя, что она предлагала «дорогой сестре» и другие варианты. Но тут хитроумная государыня перехитрила сама себя. Поняв это, она стала действовать весьма резко и выдвинула последний аргумент: «Если королева Шотландии согласится на брак с графом Лестером, она будет признана и провозглашена ближайшей наследницей короны, как будто она её, Елизаветы, родная дочь». Но всё напрасно.

Если историки доныне спорят о том, что же побудило Марию принять столь невыгодное с политической точки зрения решение, для многочисленных писателей, коих всегда привлекала судьба Марии Стюарт, всё ясно: 23-летняя молодая женщина безумно влюбилась в 19-летнего юношу. Мария вообще привыкла жить страстями. Но дело не только в её личных особенностях. Она полагала, что никто не вправе мешать той, кому Господь вручил управление страной. 29 июля 1565 г. Мария вступила в брак с Дарили, которому, как было сказано в королевском манифесте по поводу этого бракосочетания, «отныне надлежит именоваться и титуловаться не иначе как королём».

Второй брак королевы Шотландской

Сначала всё складывалось вполне удачно для Марии Стюарт. Правда, недовольных этим браком хватало и в Шотландии, и за её пределами. Некоторые лорды во главе с Мерреем, тайно поддерживаемые Елизаветой Английской, подняли мятеж. Но Мария действовала быстро и энергично. Она призвала верных себе баронов, успела собрать войско и обрушилась на бунтовщиков. Елизавета медлила с помощью, и мятежники оказались побеждены. Меррей бежал в Англию.

Но союз Марии и Дарили начал разрушаться изнутри. Среди приближённых Марии был Джеймс Хёпберн, граф Босуэлл (1536—1578). Приверженец Марии де Гиз, он рассорился с Мерреем, был изгнан, жил во Франции, но, когда его враг поднял восстание, Босуэлл вернулся на родину, чтобы защищать королеву. Мария, не умевшая, да и не желавшая управлять своими чувствами, воспылала к нему страстью. Не вполне ясно: то ли это чувство, о котором Дарили не догадывался, привело к охлаждению между супругами, то ли королева сначала разочаровалась в муже, а потом уже обратила внимание на Босуэлла. В любом случае Мария поняла, что её муж — смазливое ничтожество, и стала от него отдаляться. Притом королева Шотландии ждала ребёнка.

Окружавшие короля бароны стали настраивать его против супруги. Не то чтобы они так уж сочувствовали своему королю, но это был прекрасный шанс прибрать его к рукам, отстранить Марию от власти и править самим.

Естественно, Дарили новое отношение жены не могло понравиться, тем более что его отлучили не только от брачного ложа, но и от государственных дел. Мария когда-то хотела избавиться от опеки Меррея и других баронов, опираясь на мужа, но сейчас ей почти не от кого было ждать помощи. Кроме Босуэлла с ней рядом был только Риччо. Именно на него обратился гнев Дарили, раздуваемый его сторонниками. Королю нашёптывали, что Риччо пользуется милостями королевы не только в делах управления, но и в любви, и даже намекали, что ребёнок, которого королева Шотландии носит под сердцем, не от него, а от этого «безродного музыкантишки». Готовился заговор, возглавляемый самим супругом королевы, причём его участники пользовались поддержкой Англии: Елизавете не улыбалась перспектива иметь во главе правительства Шотландии агента папского двора.

9 марта 1566 г. Мария ужинала в замке Холируд с приближёнными, в том числе с Риччо. Неожиданно появился её супруг, которого уже давно не видели в покоях королевы. Ужин был продолжен, но тут в комнату ворвались вооружённые люди. Один из их вожаков заявил, что они пришли, дабы покарать предателя Риччо. Королева потребовала объяснений, на что предводитель только бросил: «Спросите у своего мужа». Тот мямлил что-то невразумительное. Заговорщики схватили несчастного музыканта, дико кричащего на родном языке:

«Я умираю, справедливости, справедливости!». Но его не слушали, как не слушали и королеву, которая пыталась защитить своего приближённого. Риччо стали выволакивать из комнаты, он схватился за ножку дивана, на котором полулежала королева, и ему отрубили пальцы. Более того, один из лордов даже навёл пистолет на Марию, но кто-то из соратников толкнул его под руку. Дарили схватил свою беременную супругу и потащил в опочивальню. Бедного Риччо заговорщики намеревались только арестовать, а затем публично повесить. Но, почуяв кровь, они озверели и стали наносить ему удары кинжалами. Королева за дверью своей спальни слышала крики умирающего. Мятежники пытались схватить и нескольких верных ей людей, в том числе Босуэлла, но тем удалось бежать. Королева оказалась фактически под домашним арестом.

После этих событий неприязнь Марии к супругу перешла в ненависть. Но она умело спрятала гнев под маской покорности, осыпала мужа ласками и быстро перетянула безвольного Дарили на свою сторону. Мария готовила побег, и король, которого она ловко обвела вокруг пальца, уже был готов предать своих вчерашних союзников и помочь супруге. Побег удался, и королева оказалась в безопасности в замке Данбар под защитой войск, которые собрал верный Босуэлл. Тут заговорщики поняли, что их дело плохо. Некоторые из них бежали, нескольких второстепенных участников казнили, но большинство, кроме беглецов, простили. Мария даже вынудила мужа дать публичную клятву в том, что он не причастен к заговору.

Все понимали, что Дарили лжёт. Некоторые историки полагают, что Мария этой клятвой хотела публично унизить мужа. Может быть, и так, но главное для неё было избавить супруга от позорного звания рогоносца: если он ничего не знал, то разговоры о ревности короля не имеют под собой почвы. А это было необходимо, ибо королева должна была вскоре родить. Она ни в коем случае не могла допустить, чтобы на ребёнке лежало клеймо незаконнорождённого.

9 июня 1566 г. гром пушек возвестил жителям Эдинбурга: родился наследник шотландской короны — будущий король Шотландии Яков VI. Вечером 12 июня гонец на взмыленной лошади привёз в Лондон весть о том, что Мария родила сына. Елизавета в это время давала бал в одном из своих дворцов. Новость так её поразила, что она оборвала танец и выбежала из зала. В слезах в своей опочивальне, почти падая на руки прислужниц, она кричала: «У королевы Шотландии родился сын, а я, я — иссохшее мёртвое дерево!».

Страсть и преступление

Мария не простила мужа. Доныне трудно сказать, когда и как начался её роман с Босуэллом. Дальнейшие отношения Марии с мужем становились всё более и более холодными. Она отдала все государственные дела Меррею, все военные — Босуэллу, а номинальному королю Шотландии не осталось ничего.

В разговорах с близкими, включая Меррея, королева неоднократно заявляла, что желала бы избавиться от Дарили. Босуэлл сделал из этого вывод, что впрямую мешать ему никто не станет, а потом... Потом будет видно.

После этого Мария совершила (или не совершила?) поступки, из-за которых она на века останется запятнанной. Королева Шотландии давно уже жила с мужем раздельно. Дарили засел в Глазго, в родовых владениях. Там он неожиданно заболел оспой. И вот Мария явилась в начале января 1567 г. к мужу, изобразила верную жену, желающую забыть все прошлые разногласия, трогательно ухаживала за супругом и перевезла его в замок Керк о’Филд близ Эдинбурга. Там он начал выздоравливать и уже 10 февраля 1567 г. должен был переехать в Холируд, где жила ожидающая его королева.

В 2 часа ночи 9 февраля эдинбуржцы проснулись от страшного грохота, «будто выпалили из двадцати пяти пушек», как сказал один современник. Домик близ замка Керк о’Филд, где лежал выздоравливающий король и пребывала его челядь, взлетел на воздух. Босуэлл в тот момент пировал на какой-то свадьбе и, естественно, ни сном ни духом не ведал о происшедшем. Он тут же отрядил к королеве гонца, который сообщил Марии, что «Генрих, король Шотландский убит неведомыми злодеями, скрывшимися неведомо куда».

Преступление, оказавшееся бесполезным

Никакого следствия назначено не было, короля Шотландии спешно похоронили. Поползли слухи, что это сделали столь быстро потому, что он не погиб при взрыве, а был предварительно задушен. Никто не верил в официальную версию о «неведомых злодеях». Близкие к Марии люди (кроме Босуэлла, разумеется), в том числе не всегда верный ей, но всё же часто державший её сторону Меррей, уговаривали её публично отмежеваться от убийства и порвать с Босуэллом, которого вслух обвиняли в организации гибели короля. О том же говорила в своих письмах Елизавета. Родители и другие родственники Дарили требовали суда. Мария согласилась, но сделала так, чтобы истцы не смогли явиться в суд. Эдинбург, где должно было состояться заседание, наводнили вооружённые приспешники Босуэлла. Под их давлением суд 12 апреля вынес удивительный приговор: Джеймса Хёпберна, графа Босуэлла и герцога Оркнейского (Мария незадолго до того даровала ему этот титул), оправдать, потому что он «не причастен ни делом, ни помышлением к указанному убийству короля», а также (изумительная увёртка!) «ввиду неявки истца».

В тот же день Босуэлл добился от запуганных и покорных ему — на тот момент — лордов официального обращения к королеве: «Поскольку граф Босуэлл, герцог Оркнейский, признан невиновным всеми пэрами страны, а рука Её Величества свободна, то ей, ревнуя об общем благе, следовало бы снизойти до брака с одним из её подданных, а именно с вышеназванным благородным могущественным лордом». Над головой убийцы начала сиять корона Шотландии.

Советники и королева Англии полагали, что не следует торопиться со свадьбой, но Марию невозможно было удержать. И вот 15 мая 1567 г. Мария Стюарт пошла, как сказал современник этих событий (ему было тогда три года), великий Шекспир, «ещё и башмаков не износив, в которых прах сопровождала мужа», к алтарю с его убийцей. (Может быть, действительно Шекспир, когда писал своего «Гамлета», имел в виду третий брак шотландской королевы?) Казалось, супруги добились, чего хотели. Мария обрела любимого, Босуэлл — корону Шотландии. Правда, для этого пришлось пойти на убийство, а для Марии — ещё и на унижение: она венчалась по ненавистному протестантскому обряду. Но попользоваться плодами своих злодеяний им не удалось, слишком уж явными оказались признаки грядущего заговора. Босуэлл решил опередить своих врагов. Королева призвала «подданных, лордов, рыцарей, эсквайров, джентльменов и йоменов» явиться к ней в полном вооружении с шестидневным запасом продовольствия. Однако мятежники успели раньше: они заняли Эдинбург. Босуэлл бежал, королеву заговорщики пока не трогали, а лишь уговаривали порвать с новоявленным супругом. Но тщетно. Мария сама тайком отправилась к мужу, и они стали готовиться к битве.

И вот в первых числах июня два войска сошлись на поле в шести милях от Эдинбурга. Посланцы бунтовщиков во всеуслышание заявили, что они не против королевы и требуют лишь, чтобы она отказалась от Босуэлла. Королева решительно отвергла такую возможность. Сам Босуэлл, судя по всему редкостный негодяй, но мужественный человек, предложил решить дело поединком. Но Мария жаждала битвы. Однако её войско не желало сражаться и попросту разбежалось. Парламентёр мятежников заявил королеве, что, если она вместе с ними вернётся в Эдинбург, они дадут Босуэллу возможность бежать. Королева колебалась. Тогда муж обнял её и сел на коня. В тот момент они не знали ещё, что больше никогда не увидятся.

Отречение и заточение

Будущее самой королевы Шотландской выглядело весьма мрачным. Её пообещали доставить в Эдинбург с почестями и вернуть все королевские права и полномочия, но лишь без Босуэлла. Однако когда рядом с ней не стало решительного мужчины, никто уже не хотел держать слово. Марию доставили в столицу под конвоем. Её везли через стоящую на дорогах и улицах города толпу, которая кричала: «В огонь шлюху, на костёр мужеубийцу!». И дело не только, и не столько в том, что народ Шотландии был в ужасе от преступления своей королевы. Среди воплей был и такой: «Смерть папистке!». Не забудем, что государыню и её народ разделяла религия.

Поместив королеву в дом градоначальника, лорды начали с ней переговоры. Сначала их требования были весьма умеренны — порвать окончательно с Босуэллом, развестись с ним. Королева категорически отказалась. Было принято решение: не заточить, избави боже, но поместить королеву в какой-либо замок, чтобы помешать ей связаться с Босуэллом.

Лорды, зная крутой нрав своей государыни, не успокоились на этом. Если она вернёт себе власть, незамедлительно последуют казни. Значит, надо лишить её власти. Но как это сделать? Тайно убить? Тогда всем станет ясно, кто виноват, и из убийц можно будет сделать козлов отпущения, как они сами совсем недавно взвалили всю вину на Босуэлла. Заставить отречься? Но нет такого закона, по которому государя можно отрешить от власти. Мария была непреклонна, и тут она нашла неожиданную союзницу. За неё вступилась Елизавета, а это немало, ибо большинство противостоящих Марии лордов кормились из рук английской королевы. Елизавета защищала не Марию, которую терпеть не могла, она отстаивала монархический принцип. При всём том, что для неё, протестантки, король был не священным центром державы, а, если так можно выразиться, главным администратором страны, этот «администратор» пока что не избирался всенародно, а давался Богом. И этот принцип для неё был нерушим. «Найдите мне в Священном Писании, — писала она лордам, — место, дозволяющее подданным свести с престола своего государя... Мы не меньше лордов осуждаем убийство нашего августейшего кузена, а брак нашей сестры с Босуэллом несравненно больше огорчил нас, нежели любого из вас. Но вашего последующего обращения с королевой Шотландской мы не можем ни одобрить, ни потерпеть. Велением Божьим вы — подданные, а она — ваша госпожа, и вы не вправе приневоливать её к ответу на ваши обвинения, ибо противно законам естества, чтобы ноги начальствовали над головой». Трудно сказать, насколько Елизавета здесь искренна, а насколько стремится в глазах монархической Европы снять с себя ответственность за действия своих шотландских сторонников. Но слово сказано.

И тут лордам на помощь пришёл случай. Некогда юной Марии её первый супруг Франциск И подарил серебряный ларец с секретным замком, а она отдала его Босуэллу. В нём новый муж королевы хранил секретные документы, в том числе письма своей возлюбленной, из которых явствовало, что она знала о готовящемся убийстве Дарили. При бегстве он не смог захватить его с собой. Один из его приближённых сообщил мятежным баронам о самом факте существования этого ларца и о том, что Босуэлл прислал в Эдинбург слугу с поручением его выкрасть. Слугу схватили, и он под пыткой рассказал, где находится ларец. Лорды ликовали: теперь у них в руках был такой, как бы мы сказали сегодня, компромат!

Тем временем в стране нарастало возмущение королевой, вызываемое и подогреваемое проповедями Джона Нокса и его сторонников-пуритан. С церковного амвона он заявил, что «королеве так же мало простительно нарушение супружеской верности и убийство, как и какой-нибудь простолюдинке».

Его проповеди сопровождались шумным одобрением и криками: «Сжечь публичную девку!». Как отмечал английский посол, «особенно ярились и бесчинствовали женщины, хотя и мужчины от них не отставали». Ведь каждая простолюдинка знала, что в случае такого преступления её ждут позорный столб и костёр. Так почему же королеве можно безнаказанно блудить и убивать?!

Лорды требовали, чтобы королева отреклась от престола и передала трон сыну при регентстве Меррея. Взамен они обещали не предавать её суду и сохранить письма в тайне. Несчастная Мария согласилась. В начале августа её сын стал королём Шотландии Яковом VI. Церемонию помазания совершил Джон Нокс, и в проповеди после этого он заявил, что «нововенчанный король навсегда избавлен от тенёт римского лжеисповедания».

Но о сохранении тайны противники королевы и не думали заботиться. Нарушив данное ей обещание, они публично огласили эти письма в парламенте. В парламентском постановлении от 19 декабря 1567 г. заявлено, что убийство «Генриха, короля Шотландского, произошло с ведома и соизволения» королевы.

Роман в духе Вальтера Скотта

История пребывания Марии в Лохливенском замке и бегства оттуда очень напоминает роман в духе Вальтера Скотта, и он действительно использовал этот сюжет (дилогия «Монастырь» и «Аббат»), сильно приукрасив Марию.

Сочувствующие королеве имелись и среди её современников. Многим, в частности представителям знатного рода Гамильтонов, не нравилось правление Меррея. Сторонники Марии нашлись даже в Лохливене. Одним из тюремщиков отрёкшейся королевы был молодой лорд Джеймс Дуглас. То ли он действительно проникся состраданием к несчастной женщине, то ли влюбился в неё (спор о том, отвечала ли она на его чувства, идёт до сих пор), то ли его манил призрак шотландской короны (брак с Босуэллом был признан недействительным), но он согласился помочь ей бежать.

В замке был заведён обычай: раз в неделю слуги отправлялись на берег за провизией и чистым бельём, которые доставляли по озеру. Джеймс Дуглас уговорил прачку поменяться с королевой одеждой. 25 марта 1568 г. Мария Стюарт покинула островок на лодке. Но вмешался случай. Один из гребцов вздумал подшутить над прачкой и попытался сорвать с неё покрывало. Владелица покрывала старалась удержать его своей холёной белой рукой, которая вряд ли могла принадлежать прачке... Лодка отправилась обратно, побег не удался, Джеймса Дугласа отозвали из замка.

Но попытки вырваться на свободу продолжались. Помощником Марии стал ещё один представитель рода Дугласов, 15-летний Уильям Дуглас, служивший в замке пажом. Легенда гласит, что леди Маргарет всегда носила с собой ключи от помещений и ворот замка и даже во время трапезы держала их на столе перед собой. В конце апреля того же года, подавая блюда, ловкий подросток сначала накрыл их салфеткой, а потом незаметно стащил со стола. Он быстро вывел Марию, переодетую в платье одной из служанок, из замка, тщательно запер за собой все двери, посадил её в лодку, а остальные отогнал на середину озера, чтобы затруднить погоню. Марию уже ждал Джеймс Дуглас с лошадьми и свитой. И наутро она нашла убежище в замке Гамильтонов. Ходили слухи, что королева Шотландии вроде бы согласилась вступить в брак с кем-то из представителей этого клана.

У Марии в стране оказались приверженцы, и она быстро собрала войско. Но и Меррей не дремал. Пока Елизавета посылала Марии письмо с поздравлением по поводу «счастливого избавления», канцлер Сесил требовал от Меррея решительных мер и обещал материальную помощь. 13 мая 1568 г. близ местечка Лэнгсайд сошлись армии брата и сестры. Войско королевы насчитывало около 6 тыс. человек, войско регента было меньше, но лучше подготовлено. Сражение продолжалось менее часа. Армия Марии была разгромлена, её солдаты обратились в бегство. Сама Мария помчалась к границе.

15 мая Мария отправила Елизавете письмо, в котором были такие слова: «Ныне я изгнана из своего королевства и обретаюсь в столь тяжких бедствиях, что кроме Вседержителя уповаю лишь на твоё милосердие. А потому прошу тебя, милая сестрица, позволь мне предстать перед тобой, чтобы я могла рассказать тебе о моих злополучных обстоятельствах. Я также молю Бога, да ниспошлёт тебе благословение неба, а мне — кротость и утешение, которое я более всего надеюсь и молю получить из твоих рук». 16 мая королева Шотландии в рыбацком челне пересекла залив Солуэй-Ферт и высадилась на английском берегу.

Ловушка захлопывается

Перед Елизаветой встала нелёгкая задача. Католическая королева Шотландии — враг Англии, да ещё враг, являющийся законным наследником английской короны. Однако она, пусть и низложенная, была суверенной правительницей другого государства. Елизавета могла дать ей убежище, могла отказать в нём и разрешить уехать во Францию, где вдовствующая королева всегда нашла бы приют. Елизавета могла даже попытаться выдать её Шотландии (это, конечно, безнравственно, но законно). Чего она не могла по законам Божеским и человеческим, так это задержать Марию и тем более судить её. Королева Шотландии неподсудна королеве Англии, в том числе и потому, что все её деяния происходили на территории северного соседа государства Елизаветы.

Елизавета была готова принять «дорогую сестру», тем более что та, не получив ответа на первое письмо, написала второе, уже из города Карлайла, находящегося на английском берегу залива Солуэй-Ферт. Марию понять можно: она не желала являться к Елизавете нежданно-негаданно, как бедная родственница, рискуя получить отказ в аудиенции. Не желала она и аудиенции приватной, как частное лицо. Нет, для неё важно было, чтобы королева приняла королеву, а это требовало подготовки, особой церемонии. Поэтому низложенная королева Шотландии торопила правящую английскую королеву, но сама не трогалась с места.

Можно понять и Елизавету. Она хотела потянуть со встречей, дабы унизить соперницу. А затем, увидев её униженной, она, конечно, даст ей убежище. В Тайном совете, естественно, были и противники такого решения, в первую очередь — Сесил, который ясно видел все трудности положения, когда в Англии окажутся две королевы. И ведь вторая — законная наследница и с точки зрения католической Европы претендентка на престол. Да и в Англии что-то слишком многие торопились отправиться в Карлайл, чтобы засвидетельствовать своё уважение беглянке.

Между тем пришла жалоба шотландских лордов. Они требовали суда над своей королевой как мужеубийцей. Елизавета была в восторге. Но ей этого недостаточно. Она не желала ни оправдать Марию, ни осудить её. Пусть это будет сделано чужими руками. Она объявила, что будет созвана некая конференция с участием как шотландских, так и английских лордов. Те рассмотрят обвинения, а там видно будет... А Марии лучше бы переехать из Карлайла, стоящего на берегу моря, нет, пока что не в Лондон, а на север, в графство Йоркшир, в замок Болтон, «надёжный, красивый, величественный дом», как писала Елизавета. И Мария, сначала противившаяся этой идее, согласилась. 28 июня 1568 г. она сообщила Елизавете, что готова и на переезд, и на конференцию.

Пленница в клетке

Среди участников конференции были и благорасположенные к Марии люди. Но противники шотландской королевы не дремали. На конференции снова всплыли те самые письма из ларца. Мария требовала признать их подделкой. Никаких аргументов она, впрочем, не привела, да и не собиралась приводить: достаточно её королевского слова.

Но Елизавета и сама, и через Сесила оказывала жёсткое давление на членов конференции. 10 января 1569 г. было вынесено решение, а по сути — приговор. В нём говорилось, что Меррей и другие лорды-бунтовщики не совершили «ничего противного чести и долгу». То есть и мятежа никакого не было, и действия их абсолютно законны. Значит, получается, что Мария кругом виновата? В отношении неё вывод звучит куда как двусмысленно. Заявлено было, что шотландским лордам «не удалось привести достаточно убедительных улик, чтобы изменить доброе мнение Её Величества о сестре её, королеве Шотландской». Иными словами, Марию и не осудили, и не оправдали. Она продолжала жить в Болтоне как бы и в заточении, и как бы в гостях. Места заключения изменялись, как изменялся и режим — то более, то менее строгий, — но бессудное лишение свободы продлилось много лет.

Годы в заточении

Нет, Мария не томилась в мрачном подземелье на протяжении почти 20 лет. Её официальный статус был совершенно неясен. Она, конечно же, узница, но Елизавета уверяла всех и вся (хотя этому никто не верил, и королева Англии — первая), что её «дорогая сестрица» всего лишь гостит в Англии в королевских поместьях.

Мария вела обычную жизнь знатной дамы в загородной усадьбе. Но золотая клетка остаётся клеткой, и узница никогда не переставала думать о свободе. Она сохранила приверженцев не только на родине, не только среди католических государей, но и в Англии. Мария умудрялась вести тайную переписку со своими друзьями.

Сразу же после решения конференции, т. е. после вынесения приговора, на севере Англии вспыхнуло восстание католиков. Один из лозунгов восставших: «Свободу королеве Шотландской!». Восстание было подавлено летом 1569 г., многие из бунтовщиков оказались на плахе. После этих событий Папа Пий V (Антонио Микеле Гислиери; 1504—1572; Папа с 1566 г.) отлучил Елизавету от Католической церкви (к которой она, впрочем, и не принадлежала) и объявил низложенной.

Следующая попытка освобождения Марии связана с так называемым заговором Ридольфи в 1572 г. Венецианец Роберто Ридольфи (1531 — 1613), шпион то ли Папы, то ли испанцев, то ли и тех и других, плёл интриги с целью не только освобождения Марии, но и восшествия её на английский престол. Для этого она должна была выйти замуж за герцога Норфолка, а Елизавету следовало устранить. Но у Елизаветы была прекрасно налаженная полицейская служба, которой заведовал её верный статс-секретарь Уолсингем. Некоторые письма были перехвачены, Норфолка арестовали, и он погиб на эшафоте.

Ридольфи удалось скрыться, и он продолжил свои попытки. Марию предполагалось освободить военной силой. Планировалось, что отряд испанских войск из Нидерландов вторгнется в Англию и свергнет Елизавету. Экспедиционный корпус должен был возглавить знаменитый полководец и флотоводец дон Хуан Австрийский (1547—1578). Единокровный брат короля Филиппа И, внебрачный сын императора Карла V, он пытался выкроить себе королевство в Тунисе, но неудачно. И тут ему было предложено вступить в брак с Марией Стюарт и обрести шотландскую, а возможно, и английскую короны. Филипп Испанский дал брату согласие на эту экспедицию и разрешение вербовать солдат в Нидерландах, но тут «наш герой» заболел и умер. И эта попытка освобождения завершилась неудачей.

Религиозно-политический фон

Попытки освобождения Марии Стюарт, впрочем, не прекращались, а с начала 1580-х гг. даже участились. Вмешалась большая политика. Отношения Англии и Испании были достаточно напряжёнными как по экономическим, так и внеэкономическим причинам. Англия несколько опоздала к разделу мира. У Испании были богатые золотом и серебром рудники Перу и Мексики. Англичане же обрели Ньюфаундленд и близлежащие районы материка, где ничего не было, кроме нефти. В то время местные индейцы использовали её для промазывания щелей своих берестяных лодок, а европейские медики — для приготовления лекарств.

Английские пираты при негласной поддержке правительства стремились исправить эту историческую несправедливость. Они нападали на суда, перевозившие золото и серебро из Америки в Испанию, а то и грабили города в Испанской Америке. Мореплаватель Френсис Дрейк в 1572 г. на Панамском перешейке захватил гавань Номбре-де-Диос, а в ней караван мулов с драгоценными металлами общей стоимостью 100 тыс. песо золотом. Он же в 1578— 1580 гг. совершил второе после Магеллана кругосветное путешествие, но отнюдь не в исследовательских целях. Испанские военные корабли упорно загоняли его на юг, и он имел основания полагать, что в Магеллановом проливе его уже ждут испанцы. Будущему рыцарю совсем не хотелось, говоря на пиратском жаргоне, «сушиться на солнышке», как называли повешение. Он пошёл ещё южнее, открыл носящий ныне его имя пролив между архипелагом Огненная Земля и Антарктидой, обогнул Южно-Американский континент, обрушился на ничего не подозревавшие города Чили, Перу и Калифорнии. Затем его «Золотая лань» через Тихий океан вернулась на родину, где её ждала торжественная встреча. Подобные «подвиги» англичан не прибавляли любви к Англии со стороны Испании.

Другой конфликт был связан с Нидерландами. Там ещё в 1565 г. началось движение за освобождение от власти Испании, именуемое обычно в нашей литературе Нидерландской революцией. Революция эта была связана с Реформацией, и протестантская Англия оказывалась как бы естественной союзницей восставших. При этом, однако, католическая Франция также поддерживала повстанцев. Елизавете не очень импонировали революционеры, даже самые умеренные. Но советники, в частности Сесил и Уолсингем, всячески уговаривали её помочь восставшим, да и интересы Англии на континенте требовали того же. В 1582 г. на помощь Нидерландам был отправлен английский отряд. Дальнейшие события вели ко всё большему и большему обострению отношений между Англией и Испанией. В 1585 г. голландцы предложили пост правительницы королеве Елизавете Английской. Та согласилась и назначила губернатором Соединённых провинций своего любимца графа Лестера. Но граф — слабый полководец, посредственный политик, но отменный интриган — перессорился со всеми и в 1587 г. отбыл в Англию.

Любая ссора, тем более ссора народов, имеет некую идеологическую составляющую. Даже когда конфликт проистекает по вполне материальным причинам («делиться надо» американским золотом), каждая из сторон стремится представить всё так, будто именно она отстаивает правое дело. И вот здесь на помощь приходит религия. Не стоит понимать это в том смысле, будто религия — для дурачков, а прожжённые политики лишь используют её, чтобы морочить головы людям. Такое тоже бывало, но и истинной религиозности не следует исключать из человеческих побуждений. Так вот, испанцы, во всяком случае многие из них, подобные фанатику Филиппу II, считали англичан (и голландцев) еретиками, оскорбляющими Бога самим своим существованием, не имеющими права на жизнь. Англичане, в свою очередь, видели в «папистских заблуждениях» прямой путь в ад. Но было ещё одно обстоятельство. Вообще-то католичество, как известно, религия наднациональная, не связанная ни с одним конкретным народом, англиканство же — вера Англии. Так вот, и вполне самопроизвольно, из народных глубин, и с помощью хорошо организованной Сесилом и Уолсингемом пропаганды в сознании людей складывалась формула: англичане = англикане, католики = испанцы. Правда, в самой Англии, конечно, надо быть англиканином, но вне её все протестанты (и шотландские, и голландские) — братья. А вот католики суть либо собственно испанцы, либо испанские прихвостни. Получалось, что любой английский католик есть изменник, враг родины, агент мадридского двора. Борьба была и национальной, и религиозной.

Но и среди англичан имелись католики. Вера была им дороже отечества, и не были они простыми наймитами чужой власти. В 1570-х гг. в южной части Испанских Нидерландов (позднее они образуют Бельгию) стали создаваться иезуитские колледжи для подготовки английских католиков. В 1579 г. первые иезуиты стали проникать в Англию. Английская пропаганда обвиняла их, и, похоже, не без оснований, в попытках устройства заговоров с целью свержения, а то и убийства английской королевы.

Елизавета Английская была отлучена от Католической церкви ещё в 1570 г. В 1581 г. Филиппу Испанскому представили докладную записку с предложением организовать её убийство. Король начертал на ней: «С нами благословение Господне». Группа английских иезуитов, обучавшихся в Испанских Нидерландах, стала готовить покушение, но их обнаружили. Кто-то был казнён, кому-то удалось скрыться, но опасность для королевы не исчезла.

Развязка драмы

Слабость абсолютных монархий, даже и в смягчённом, британском варианте, с наличием парламента, в том, что жизнь страны слишком жёстко завязана на личности государя. Один удар кинжала, один меткий выстрел и политика страны, а также её религия круто изменятся. Судьбы тысяч людей, особенно близких к трону, сложатся, возможно, не лучшим для них образом. И личные, и общественные интересы побуждают власть имущих к действиям. В сентябре 1584 г. протестантские лорды и члены палаты общин приняли Закон о безопасности персоны государыни. По этому закону смертной казни подлежали не только непосредственные участники заговора против королевы Англии, но и те, кто знал о нём и одобрил его. В начале следующего года была создана даже лига по защите жизни Елизаветы, состоящая из дворян-протестантов. Но реально жизнь английской королевы зависела от хорошей работы её полицейского аппарата.

Все карательные меры против заговорщиков имели смысл при одном-единственном условии: если заговор провалится. В противном случае на престол взошла бы Мария Стюарт со всеми вытекающими последствиями. Если её не станет — угроза жизни Елизаветы, да и торжеству протестантской веры в Англии исчезнет. Ведь следующий наследник, Яков VI Шотландский, — протестант. Кроме того, с ним был заключён договор, в котором мать его даже не упоминалась. Тем более что Мария, возмущённая, что сын ничего не делает для её спасения, лишила его права наследования и передала шотландскую корону и наследственные права на Англию (она ведь отрекалась вынужденно, поэтому отречение недействительно) Филиппу II Испанскому. Так что, как понимали это своим холодным умом советники Елизаветы, надо, чтобы Мария ушла из жизни. «Дело должно прийти к концу!» — бросил Сесил.

Назревал последний заговор. В сентябре 1585 г. Марию Стюарт перевели в замок Чартли (графство Нортхемптоншир), где она оказалась в положении более похожем на настоящее заключение. В июле следующего года Уолсингем на заседании Тайного совета объявил о раскрытии заговора против Елизаветы, в котором Мария Стюарт не то что была замешана, но чуть ли не возглавляла его.

Заговор Бабингтона

Действительно, вскоре после перевода бывшей шотландской королевы в замок Чартли был организован новый заговор. Участники его — английские дворяне-католики во главе с Энтони Бабингтоном (1561 — 1586). Ходили слухи, что Бабингтон в детстве был пажом в одном из замков, где содержали Марию, и влюбился в неё, а она обещала ему свою любовь, но это только сплетни. Женатому, счастливому в семейной жизни, любящему отцу семейства не нужна была стареющая женщина. Его можно назвать романтиком, который сражался за освобождение несправедливо осуждённой женщины, или фанатиком, готовым на убийство и на собственную смерть во имя веры, но только не человеком, искавшим личную выгоду. Однако заговорщики никак не могли связаться с Марией: слишком тщательно её охраняли. И вдруг выяснилось, что налажен надёжнейший канал связи между замком Чартли и волей. Еженедельно в замок доставлялась бочка с пивом. Возница, то ли личный друг одного из заговорщиков, некоего Гилфорда, то ли подкупленный им, клал в бочку деревянную флягу с письмами. Дворецкий доставал эту флягу, а когда пустая бочка возвращалась к своему хозяину, в ней лежала та же фляга с ответом.

Всё было бы замечательно, если бы указанный Гилфорд не был агентом Уолсингема. Насколько можно судить по позднейшим показаниям Бабингтона, он и его друзья вначале собирались лишь освободить Марию во время прогулки. Но Уолсингему этого было мало. Отважный Гилфорд убедил заговорщиков решиться на большее: помимо возвращения шотландской королеве свободы надо убить Елизавету, поднять восстание католиков в Англии и Ирландии, а тем временем в Англии высадятся испанские войска и восстановят католическую веру. Но такие планы требовали собственноручного одобрения высокопоставленной пленницы. И вот Бабингтон отослал в Чартли подробное письмо с описанием намерений заговорщиков, в том числе убийства Елизаветы. Что ответит Мария?

Бабингтону она ответила такими словами: «Пусть... шестерых дворян пошлют на это дело и пусть позаботятся о том, чтобы, как только оно будет сделано, меня отсюда вызволили прежде, чем весть о случившемся дойдёт до моего стража».

Итак, согласие на убийство было получено. Уолсингем мог приступать к решительным действиям. В первых числах августа 1586 г. Бабингтона и его друзей арестовали, и скоро они сложили головы на плахе. В Лондоне было объявлено о раскрытии заговора. Пока лондонское простонародье радовалось избавлению своей «старушки Бесс» от опасности, вооружённая стража отправилась в Чартли. 8 августа низложенная королева Шотландии была уже не просто задержана, а формально арестована по обвинению в соучастии в покушении на королеву. Заговор Бабингтона провалился, заговор Уолсингема блестяще удался.

Суд и приговор

14 августа 1586 г. в парадном зале замка Фотерингей начался суд.

28 октября того же года, собравшись уже не в Фотерингее, а в Звёздной палате Вестминстерского дворца, судьи постановили, что «названная Мария Стюарт, притязающая на корону сего, английского государства, неоднократно измышляла сама и одобряла измышленные другими планы, ставящие себе целью извести или убить священную особу нашей владычицы, королевы Английской». А наказание за такое преступление в соответствии с упоминавшимся Законом о безопасности персоны государыни — смерть.

Чтобы привести приговор в исполнение, требовалось утверждение его этой самой государыней. И вот тут начались колебания. На Елизавету давили со всех сторон: Сесил и Уолсингем, даже несостоявшийся жених Марии Стюарт Лестер уговаривали свою королеву не медлить с казнью. Парламент подал ей соответствующую петицию.

Но Елизавета не спешила откликнуться на зов народных представителей. Может быть, она хотела сохранить лицо перед всей Европой? Возможно. Не зря в ответном послании парламенту Елизавета прибегла к метафоре театра (о, век великого Шекспира!): «Ведь мы, государи, стоим как бы на подмостках, не защищённые от взглядов и любопытства всего мира. Малейшее пятнышко на нашей одежде бросается в глаза, малейший изъян в наших делах сразу же заметен, и нам должно особенно пристально следить за тем, чтобы наши поступки были честны и справедливы». Окончательного ответа она не дала и попросила парламент запастись терпением.

Казнь Марии Стюарт

Все свидетели отмечали удивительное спокойствие Марии перед казнью, необыкновенное присутствие духа. То ли она не верила, что Елизавета поднимет на неё руку, то ли отрешилась от всего земного и думала лишь о том, как достойно умереть. Не знаем и, скорее всего, не узнаем никогда. Но поведение её резко контрастирует с колебаниями, неуверенностью, растерянностью, нервозностью Елизаветы.

Наконец английская королева решилась на уловку. Непонятно доныне, хотела ли она убедить других или себя. 1 февраля 1587 г. писец в ведомстве Уолсингема, некий Девидсон, принёс государыне пачку документов для подписи, среди которых был и тот самый приговор (Уолсингем — отметим! — заболел или сказался больным). Она быстро подписала их, не читая (ох, как это нехарактерно для Елизаветы!). Потом вдруг отбросила игру и стала подробно обсуждать с Девидсоном, как нужно обставить казнь Марии Стюарт. Затем приказала немедленно отправить это письмо лорд-канцлеру, чтобы скрепить его государственной печатью.

А дальше начала говорить ему нечто невнятное. Она заявила, что существует упомянутое выше сообщество дворян, поставившее целью защищать государыню даже ценой своей жизни. Среди членов этого союза есть и тюремщики Марии Стюарт. Неплохо бы намекнуть им, что можно найти и иные, кроме казни, способы устранить неудобную королеву Шотландии. Уолсингем, формально больной, тут же написал письмо, где заявил, что «в виду угрожающей Её Величеству опасности, её верным слугам следовало бы подумать о том, как самим и без нарочитых поручений снять с королевы тяжёлое бремя». Однако никто из тюремщиков не пожелал оказаться «крайним», т. е. тайком убить Марию, а потом отвечать за это.

На следующий день Елизавета вызвала к себе Девидсона и спросила, скреплён ли приговор, подписанный ею, большой государственной печатью. Писец ответил: «Да». Королева была недовольна, она сетовала на судьбу, но так и не сказала ничего конкретного. Государыня ругала «этих чистоплюев, этих брюзгливых недотрог». Потом она обвинила во всём Девидсона (Уолсингем всё ещё считался больным): тот плохо написал письмо. Но дело шло своим чередом. Приговор был подписан, скреплён государственной печатью и отправлен в Фотерингей. Вместе с гонцом и группой лордов и местных чиновников туда 7 февраля прибыл ещё один человек — палач города Лондона.

Мария попросила приехавших лордов разрешить, чтобы перед казнью её напутствовал духовник. Просьбу отклонили, и последнее утешение ей должен был дать англиканский священник, настоятель собора из близлежащего города Питерборо (известно даже его имя — доктор богословия Флетчер). Мария категорически отвергла протестантского пастора.

На следующее утро, 8 февраля 1587 г., Мария Стюарт вошла в большой зал замка, где уже поставили плаху. Она была в тёмно-коричневом платье, на плечи накинут чёрный плащ, на голове — белое вдовье покрывало, на шее — золотой крест, на поясе — чётки, в руках — католическое распятие из слоновой кости. Перед входом в зал Марию встретил её гофмейстер, который должен был отправиться с вестью о казни в Шотландию. Он сказал своей королеве: «Мне выпала самая тяжкая в моей жизни обязанность — сообщить о кончине моей августейшей госпожи». Она ответила: «Напротив, радуйся, что конец моих испытаний близок. Только сообщи там, что я умерла верная своей религии, истинной католичкой, истинной дочерью Шотландии, истинной дочерью королей. Да простит Бог тех, кто пожелал моей смерти. И передай моему сыну, что никогда я не сделала ничего, что могло бы повредить ему, никогда ни в чём не поступалась нашими державными правами». Воистину, как уже говорилось, политика — грязное дело. Даже в страшную минуту, на пороге вечности, Мария лукавила: разве она не лишала сына наследства, чтобы передать все права испанскому королю?

И битвы за её душу тоже никак не кончались. Мария заявила, что она лучше умрёт без духовного утешения, чем получит его от того, кого считает еретиком. Протестантские лорды настаивали на своём. Мария обратилась к священнику: «Господин настоятель, я католичка и должна умереть католичкой. Бесполезно пытаться разубедить меня, и ваши молитвы мне не помогут». Но тот завёл длиннейшую проповедь. Мария трижды просила его прекратить, но он продолжал. Тогда королева Шотландии начала громко молиться на латыни, присутствующие подхватили тот же псалом: «На Тебя, Господи, уповаю; да не постыжусь вовек», — только по-английски. Борьба между католичеством и протестантством никак не завершалась. Наконец все замолкли. Мария осенила себя крестным знамением, поцеловала распятие и произнесла: «О милосердный Иисусе, руки Твои, простёртые здесь на кресте, обращены ко всему живому, осени же и меня своей любящей дланью и отпусти мне мои прегрешения. Аминь».

За этим наступила последняя картина последнего акта трагедии под названием «Мария Стюарт». По старому, но ещё действующему средневековому обычаю палач и его подручный на коленях просили прощения у казнимой. Та отвечала: «Прощаю вас от всего сердца, ибо в смерти вижу я разрешение от всех моих земных мук». Затем с помощью своих служанок она разделась и оказалась в пунцовом исподнем платье, и те же служанки подали ей длинные алые перчатки: не должны быть видны следы крови на одеяниях королевы. Она простилась со служанками и, распевая всё тот же псалом, положила голову на плаху. Как отмечал в своём донесении посланец Сесила, Мария «так спешит, точно ей не терпится покинуть этот мир».

Наверное, палач давно никого не казнил, потому что сделал он свою работу не лучшим образом. Первый удар пришёлся по затылку, второй рассёк шею и только третий отделил голову от туловища. И тут свершилось нечто, отдающее так называемым чёрным юмором. Как полагалось, палач должен был поднять отрубленную голову за волосы и показать её присутствующим. Но когда он это проделал, в руках у него оказался только парик, а седая стриженая голова Марии Стюарт, королевы Шотландской, со стуком упала на помост и покатилась по настилу, словно шар для боулинга. Все остолбенели, и лишь доктор Флетчер в верноподданнейшем порыве закричал: «Да здравствует королева Елизавета!». У присутствующих, даже лордов-протестантов, хватило такта не поддержать этот призыв.

Когда палачи подошли к телу казнённой, чтобы отнести его в соседнюю комнату для бальзамирования, они с ужасом и криками отшатнулись: одежда мёртвой женщины зашевелилась. Оказалось, что к месту казни пробралась любимая болонка Марии и теперь с лаем не давала приблизиться к своей госпоже. Пришлось собачку убить.

Автор: Дмитрий Харитонович