Вкус и архитектура
В наше время понятие «вкус» в основном используется расплывчато, для обозначения личных предпочтений или некой мимолетной моды. Но в XVIII в. этот термин применяли куда конкретнее: им обозначали особые свойства — художественные и нравственные, — из которых проистекали и добродетель, и качественные практические замыслы. И само понятие было влиятельным, и располагавшие этим качеством люди.
«Краса есть правда, правда — красота, земным одно лишь это надо знать». Так заканчивается «Ода к греческой вазе» Джона Китса, одно из самых известных стихотворений на английском языке, написанное в начале XIX в. Его финал сейчас кажется нам чуждым, однако во времена Китса равенство между истиной и красотой странным не казалось, поскольку было отзвуком предыдущего века и идей, серьезно влиявших на художников и мыслителей. Эти идеи касались понятия вкуса.
Шефтсбери и красота
Писатель, первым приравнявший друг другу истину и красоту, — Энтони Эшли Купер, третий граф Шефтсбери. К политическим кругам Шефтсбери отношение имел, однако здоровье не позволило ему заниматься политикой, и он уже в начале четвертого десятка увлекся философией.
В отличие от предшественников, например от Томаса Хоббза, видевшего человечество исключительно эгоистическим, Шефтсбери усматривал в людях гораздо больше потенциала к добродетели и различению между истинным и ложным. Также Шефтсбери интересовали эстетика и философия искусств, и он провел параллель между художественной красотой и добродетелью.
Самой лучезарной красотой Шефтсбери считал красоту нравственную, честь, правдивость, но и обратное для графа-философа было верно: художественная красота нравственна. Как позднее и Китс, Шефтсбери приравнял красоту к истине, добавив, что красивая архитектура имеет истинные пропорции.
Вкус считался способностью различать красоту и уродство — а также видеть разницу между высокоморальным и безнравственным. Таким образом, он оказывался чрезвычайно важен, поскольку человек со вкусом становился арбитром, к нему прислушивались со всем вниманием и серьезностью. Таких людей называли виртуозами или конессёрами. Такой титул означал, что в них ожидали найти и всевозможные сведения обо всем художественном, и моральную оценку.
Власть вкуса
В XVIII в. большинство людей верили, что вкус есть нечто врожденное: всяк мог прочесть о вкусе и понять его, однако лишь некоторые — «люди вкуса» — располагали этим качеством и становились лидерами и в этическом, и в эстетическом смысле. Писатели XVIII в. говорили о «власти вкуса» — властителям вкуса полагалось творить в этом деле законы. Представление о том, что вкус невозможно воспитать, привлекало интересующихся искусством аристократов и иных находящихся в привилегированном положении.
Это означало, к примеру, что люди вроде графа Бёрлингтона и Генри Олдрича, декана оксфордского колледжа Крайст-Чёрч, уверенно брались за архитектуру и после возведения зданий по их проектам обрели большое влияние.
«Ибо вся Красота есть Истина. Истинность черт создает красоту лица, истинные пропорции — красоту архитектуры, а истинные размеры — гармонию музыки» Лорд Шефтсбери (1671-1713), английский философ, писатель, политик, просветитель
То были классические сооружения. Коль скоро истинные, гармоничные пропорции сообщали архитектуре красоту, зодчие XVIII в. усматривали эту красоту прежде всего в классической архитектуре великого Палладио и его последователей. Поэтому изощренная, сложная архитектура барокко со всеми ее изгибами и завитками была отвергнута в пользу целомудренного палладианства, достигавшего необходимого воздействия на зрителя своими пропорциями и приверженностью классическим правилам.
Непревзойденная ценность, которой Шефтсбери и другие наделяли этот вид гармонии, — важный элемент возрождения палладианства в XVIII в.
Богатый, влиятельный и убежденный в своем статусе судии вкуса Бёрлингтон был самым влиятельным из палладианцев-любителей, а его работы аристократы обожали.
Олдрич, спроектировавший здания оксфордского колледжа Крайст-Чёрч и предложивший первый в своем роде «дворцовый фасад» в палладианском стиле, пользовался большим авторитетом в церковных и университетских кругах. В правящей верхушке общества царила власть вкуса.
Иной вкус
Хорэс Уолпол, поклонник готической архитектуры, все это хорошо понимал и, быть может, даже с удовольствием ниспроверг власть вкуса, перестроив Туикнэм-Хаус, Строберри-Хилл, в псевдосредневековом стиле. Он решил не привлекать стороннего архитектора, а спроектировать все самостоятельно, в компании друзей и приятелей; они называли себя Комитетом Вкуса. Подобное самоназвание для серьезных классицистов и палладианцев — сущее издевательство.
Постепенно архитектура становилась скорее профессией, нежели любительским занятием, и важнее стала обученность основам дизайна и строительства, а не вкус. Но и среди профессионалов представление о том, что подлинное в архитектуре есть красивейшее в ней, сохранилось на протяжении всего XIX в., когда строители готических церквей заявили: этот стиль зданий не только зрительно прекрасен, но и лучше всего подходит христианству и святости.
Благолепие
Понятие благолепия широко применялось пишущими об искусстве и обычно означало уместность — стиля, пропорций, украшений и так далее. По правилам вкуса избыточная декоративность барочного стиля и его намеренно искаженные пропорции считались неблаголепными, а более соразмерный, гармоничный стиль Палладио, как в работе декана Олдрича в Оксфорде, — благолепным. В устройстве парков, напротив, жесткую симметрию классицизма отметали, предпочитали менее формальные ландшафтные парки и считали их благолепными, потому что садовникам уместно работать с изгибами и прихотливыми формами природы.