Фовизм. Дикая красота
«Я хочу достигнуть такой конденсации ощущений, которая создаст картину.»
Анри Матисс
Это направление просуществовало совсем недолго—лишь несколько лет. Но фовисты успели не только прочно занять место в искусстве начала XX столетия, но и сконцентрировать в своем творчестве многие характерные черты предшественников. А также вдохновить новые поколения художников, привлеченных темпераментом и фантастическими яркими красками «фовистских» полотен...
Буйство цвета
На художественной выставке Осеннего салона 1905 года в Париже царило оживление. Постоянные посетители привыкли к тому, что салоны всегда преподносят что-нибудь неожиданное. Но в этот раз художники превзошли сами себя... Зрители толпились в залах, где были развешены картины очень странного вида: невероятно яркие, броские, на которых среди разноцветных пятен подчас даже трудно было рассмотреть персонажей или предметы. Настоящий взрыв красок! Некоторые напоминали аппликацию: четкие силуэты, отсутствие привычной перспективы. Некоторые на первый взгляд казались мешаниной мазков и штрихов, но как только зритель отходил чуть дальше — на полотне неожиданно «прорисовывались» изображения людей, деревьев, панорамы города. И все эти картины объединяло одно: кричащая гамма красок. Желтый, синий, красный, ярко-зеленый...
Реакция зрителей была неоднозначной. Кто-то был в восторге — парижские живописцы в очередной раз удивили публику, подтвердили статус Франции как законодательницы мод, в том числе и в живописи! Но негативных отзывов также было предостаточно. С разгромной статьей выступил влиятельный критик Луи Восель, приверженец традиционного, консервативного искусства. Его приговор был суров: «Дикие животные!» Именно от этого определения — «les fauves» по-французски — и произошло название «фовисты». Они не писали программ, не издавали манифестов. Но остались в истории искусства. Почему же? С чего началась их история и каким направлениям они сами дали начало?
Как впечатлить зрителя?
К концу XX века в европейской живописи уже появилось немало новых течений и направлений. Академизм с его пристрастием к мифологическим и религиозным сюжетам отошел на второй план. Переворот в искусстве осуществили реалисты, заявившие, что изображения шахтеров, каменщиков, рыночных торговок могут быть ничуть не менее интересны, чем портреты монархов и сцены из Священного писания.
Свое веское слово сказали и импрессионисты, не желавшие изображать «все как в жизни» и стремившиеся передать мимолетные ощущения и впечатления. Художники покидают студии и работают на пленэре, смешивают краски не на палитре, а непосредственно на холсте, добиваясь яркости и чистоты их звучания. В эпоху постимпрессионизма мастера много экспериментируют с техниками нанесения красок на холст: так, например, пуантилисты (от франц. point — точка) создавали свои картины, формируя изображения из множества разноцветных точек... Так называемые «гении-одиночки» из числа постимпрессионистов — Анри де Тулуз-Лотрек, Винсент ван Гог, Поль Сезанн — ставили на первое место в живописи то выразительную «плакатность», то язык цвета, то обращали внимание на геометрию изображаемых предметов и фигур.
И творчество фовистов в определенном смысле стало итогом творческих исканий французских художников за несколько десятков лет. Сначала несколько молодых живописцев — Андре Дерен (1880-1954), Анри Матисс (1869- 1954) и Морис де Вламинк (1876-1958) заявили, что «старая живопись приходит к концу» и нужно искать нечто новое. Реализм, логика, сюжет, классическое построение композиции — все это, с их точки зрения, было уже лишним. Цвет и только цвет должен стать выразительным средством. Именно он должен будить чувства, устанавливать связь между живописцем и зрителем. То есть будущие фовисты считали, что вовсе не обязательно сливать воедино сюжет, объект изображения и живописные средства — живопись сама по себе является произведением искусства! А «то, что хотел сказать художник», вдохновленный цветом зритель способен додумать и воспринять сам. «Исходный пункт фовизма, — чуть позднее писал Анри Матисс (неформальный лидер нового течения) — это решительное возвращение к красивым синим, красивым красным, красивым желтым — первичным элементам, которые будоражат наши чувства до самых глубин».
Сказано — сделано. И на выставке 1906 года в Париже были представлены картины, наглядно иллюстрировавшие убеждения молодых бунтарей: Андре Дерена, Мориса де Вламинка, Анри Матисса. Также к группе присоединились Отон Фриез (1879-1949), Луи Вальта (1869-1952), Альбер Марке (1875-1947), правда, его часто относят к постимпрессионистам, Кес ван Донген (1877-1968), Рауль Дюфи (1877-1953), Шарль Камуан (1879-1965), Жорж Брак (1882-1963).
Предшественники и наследники
Как это часто бывает, фовисты, заявлявшие о своем решительном отказе от всех предшествующих течений в живописи, на самом деле многое позаимствовали у «старших товарищей».
Наследие Ван Гога и Поля Гогена читается в ярких красках, напряженном ритме, искажении пропорций фигур в угоду выразительности. От импрессионистов им досталось пристрастие к поиску красоты в обыденном, свободная манера письма. В живописи фовистов можно найти даже отголоски древнеегипетского искусства: плоскостное изображение лиц и тел, почти полное отсутствие перспективы, но при этом — уверенность и четкость линии.
Союз фовистов просуществовал недолго. Уже в 1908-1909 годах художники перестали устраивать совместные выставки и пошли каждый по своему пути — причем далеко не всегда этот путь пролегал в русле созданного ими фовизма. Живописцы увлекались новыми течениями и стилями: например, Жорж Брак «переквалифицировался» в кубисты.
Но идеи и достижения фовистов всплывали то тут, то там. Их пристрастие к чистому цвету позже проявит себя в абстракционизме и в искусстве «Новых диких» — уже после Второй мировой войны. Эмоциональность и бьющий по нервам ритм будут использовать экспрессионисты. Сильное влияние фовистов испытали российские художники, например, члены объединения «Бубновый валет». Ведь, как сказал в свое время Морис де Вламинк, «Фовизм — это не изобретение, не образ действия: это способ существования, действия, мышления».
«Выразительность для меня заключается не в страсти, которая светится на лице и которая проявляется через мощное движение, она— во всем расположении моей картины» (Анри Матисс)