Юджин О’Нил (1888—1953)
Юджину Гладстону О’Нилу удалось то, что многим казалось невозможным, — он стал основателем американской трагедии. Он увидел обратную сторону «американской мечты», обратную сторону успеха в стране, куда европейцы, измученные кризисами и войнами, стремились как в благословенный край, где можно всего достичь. В 1922 г. О’Нил так ответил на утверждение одного критика, что трагедия чужда американскому характеру: «Если мы внутренним взором вдруг ясно увидим истинную ценность нашего... материализма; увидим его цену и его результат — в категориях вечных истин... какая это будет колоссальная, стопроцентно американская трагедия! ...Мы сами трагедия, ужаснейшая из всех написанных и ненаписанных».
Ещё в юности О’Нилу было свойственно трагическое мироощущение. Нельзя сказать, что судьба обошлась с ним жестоко, — скорее он сам ставил себя в исключительные обстоятельства, чтобы ощутить её силу. О’Нил нанимался матросом на корабли и плавал в Латинскую Америку и Африку, пьянствовал в нью-йоркских барах, пытался покончить жизнь самоубийством. Став драматургом, он сумел найти язык для выражения мучившей его тревоги.
Один из влиятельных театральных критиков заметил в 1914 г.: «В нашей стране всё готово для расцвета искусства. Не хватает только драматургов». Именно тогда Юджин О’Нил начал писать.
Он был автором нескольких пьес, не получившим высшего образования и не имевшим чёткого представления о том, «каким быть американскому театру», когда познакомился с театральной богемой Нью-Йорка. Летом 1916 г. О’Нил отдыхал в небольшом городке Провинстаун. Туда же приехали другие молодые драматурги и писатели, и у них родилась идея создания собственной труппы. История театра «Провинстаун-Плейерс», который решительно противопоставил себя коммерческим бродвейским шоу, началась с любительского спектакля по пьесе О’Нила «Курс на восток, в Кардифф».
В этой одноактной пьесе отсутствует интрига. Персонажи очерчены как некие обобщённые типы; большинство из них составляют лишь фон для действия. Однако происходящее на сцене — трагедия. В трюме корабля, набитом матросами со всего мира, умирает молодой американец Янки. Его трудно назвать главным героем — о нём мы почти ничего не знаем.
Скорее главный герой пьесы — смерть. О’Нил показывает, как беспомощны перед ней люди, как её близость пробуждает лучшее в самых тёмных и бесхитростных существах. Матросы шумят и ссорятся, но всякий раз, вспоминая, что рядом лежит умирающий, почтительно замолкают. Янки, видимо, впервые задумывается о том, существует ли Бог. Он вспоминает, как однажды в портовой драке убил человека, и спрашивает своего товарища Дрисколла: «Как по-твоему, не станет Он это против меня держать?» — «Ты про кого это?» — «Про Бога. Говорят, Он всё видит. Тогда Он должен знать — я дрался по-честному, защищался...».
Но идея загробной жизни Янки непонятна: «Я вот думаю, это вовсе не так страшно, как думают, — смерть. Мало ли чего мелет святая братия — я на эту чушь никогда особо не надеялся. В Бога я никогда не верил, знаю только, что бы там после ни случилось, хуже теперешнего не будет. Мне с тобой не хочется расставаться, Дриск, вот и всё».
Когда корабль приплывает в Кардифф, Янки уже мёртв.
Многие идеи, прозвучавшие в этой ранней пьесе, в дальнейшем станут характерными для драматургии О’Нила. Прежде всего, это понимание Бога как высшего нравственного начала. Соответствие нравственным принципам будет беспокоить героев его пьес, и они окажутся сурово наказаны, если пренебрегут ими. Почти все герои О’Нила не верят в загробную жизнь. А раз после смерти ничего нет, единственной ценностью остаётся близость людей, пока они живы, — духовная или телесная. И потому единственное, о чём, умирая, жалеет Янки, — это его товарищ.
За «Кардиффом» последовали годы сотрудничества с «Провинстаун-Плейерс» и другими театрами. В тот период было написано много, и в целом его можно назвать успешным. Хотя не всё, что создал О’Нил, принималось хорошо, он чувствовал себя частью бурной культурной жизни. Его пьесы переводились на европейские языки.
В середине 20-х гг. О’Нил продолжил эксперименты с формой: пьесы удлинялись и усложнялись, их постановка требовала всё больших усилий. Нужны были дорогие костюмы и декорации, огромное количество актёров и даже хор. Для пьесы «Марко - миллионщик» (1927 г.) о Марко Поло, состоявшей из восьми актов, драматург искал постановщиков несколько лет. Тем временем театр «Провинста- ун-Плейерс», принёсший О’Нилу славу, распался; в 1924 г. писатель вместе со своим другом, театральным критиком, создал новый — экспериментальный — театр. Но он просуществовал недолго, и в конце 20-х гг. О’Нил пускается в «самостоятельное плавание». Отныне его больше занимает кропотливая работа над текстами, чем театральная жизнь.
В пьесе «Страсти под вязами» (1925 г.), повествующей о любви-ненависти молодой мачехи и пасынка, героев губит неразрешимое противоречие между чувством и долгом. Начиная с этой пьесы О’Нил обращается к теме взаимоотношений в семье. В качестве материала для драмы ему всё меньше нужны экзотические путешествия и социальные контрасты, он, кажется, приходит к осознанию того, что достаточно собрать под одной крышей разных, ярких и сильно чувствующих людей, чтобы произошла трагедия — трагедия личности и трагедия рода.
В 1931 г. О’Нил завершил одну из сильнейших своих вещей — трилогию «Траур — участь Электры», ещё раз подтвердив право называться «американским Эсхилом».
Античный сюжет, взятый драматургом за основу, таков: царь Агамемнон, вернувшийся с Троянской войны, убит собственной женой и её любовником. Когда из далёких стран возвращается сын Агамемнона, Орест, сестра Электра рассказывает ему о преступлении матери. Орест и Электра, сговорившись, убивают мать и её любовника. Этот сюжет настолько узнаваем, что О’Нил выносит имя Электры в заглавие, хотя в его пьесе героиню зовут Лавинией.
Теперь автор пишет лаконично, стремится к тому, чтобы произведения легко читались и не требовали множества дополнительных усилий при постановке. Поэтому декорации в «Трауре» предельно просты, а персонажей немного. Всё действие происходит на фоне мрачного фамильного особняка Мэннонов. На их роде лежит проклятие: когда-то отец Эзры Мэннона (Агамемнона по О’Нилу) выгнал из дома своего брата, соблазнившего гувернантку. Молодые люди поженились, и у них родился ребёнок. Несмотря на то что семья их бедствовала, Эзра, ставший главой клана, отказался им помочь.
Первая часть трилогии начинается с того, как по-разному ждут возвращения с войны (имеется в виду война Севера и Юга 1861 — 1865 гг.) пожилого генерала Эзры Мэннона его жена Кристина и дочь Лавиния. Кристина ненавидит мужа и весь его род за чёрствость, приверженность строгим правилам и преувеличенную заботу о «чести семьи». У неё есть любовник — Адам Брант, сын той самой гувернантки. Лавиния же, напротив, боготворит отца и ненавидит мать, в том числе за её незаконную связь. Кристина разжигает в Бранте чувство мести, уговаривает его достать яд и в первую же ночь по возвращении мужа отравляет его. Лавиния находит склянку от яда и замышляет отомстить матери. Во второй части трилогии она осуществляет эту месть при помощи своего брата, Орина, который тоже возвращается с войны. Нежное отношение Орина к матери затмевается ревностью, когда он узнаёт, что у неё есть любовник.
В финале трилогии Орин умирает, раздавленный чувством вины, — тяжесть скрытого преступления не даёт ему покоя. Лавиния-Электра, напротив, расцвела, она, похоже, начала новую жизнь и ни в чём не раскаивается. Название трилогии дословно переводится как «Траур к лицу Электре». Но когда Лавиния остаётся одна из всего рода, она осознаёт, что счастье — не для неё; она отказывается выйти замуж и решает заживо замуровать себя в особняке Мэннонов. «Я буду одна жить с мёртвыми и хранить их тайны, пусть они преследуют меня, пока проклятие не будет снято и последней из Мэннонов не будет дано умереть!» — таков её приговор самой себе.
В этой трагедии О’Нил, без сомнения, снова говорит о том, что измена нравственному началу, даже в угоду долгу, не может остаться безнаказанной. Возмездие неминуемо, зло, совершённое героями, обязательно вернётся к ним. Говорит автор и о том, что часто, прикрываясь высокими идеалами, люди преследуют отнюдь не возвышенные цели. Его герои не доверяют друг другу, так как справедливо подозревают друг друга во лжи. Женщины, которым в трагедии принадлежит наиболее активная роль, стремятся обрести счастье с любимыми мужчинами и избавиться от соперниц. Лавиния, один из самых искренних персонажей в пьесе, начинает угрожать матери разоблачением лишь тогда, когда понимает, что молодому капитану Бранту интересна не она, а её мать.
В отличие от великих предшественников, Генрика Ибсена или Оскара Уайльда, О’Нил не оставил остроумных афоризмов. Американские критики сетовали на то, что он так и не создал собственного поэтического языка и не обладал самоиронией. О’Нил тоже понимал это и, видимо, потому уничтожил или оставил в черновиках большую часть написанного в 30—40-х гг.
В 1941 г. О’Нил создал ещё один свой шедевр — «Долгий день уходит в ночь» — пьесу, «написанную кровью сердца», где, почти не искажая биографических деталей, воспроизвёл трагедию семьи, в которой вырос.
Действие пьесы происходит в течение одного дня. Все члены семьи горячо любят друг друга, но чувствуют, что их, каждого в отдельности и всех вместе, ждёт распад. Это и есть та «ночь», к которой движется их «день». Утром они стараются воздерживаться от взаимных упрёков, смеются, надеются на лучшее. Но к вечеру мать посылает за очередной дозой морфия, отец и старший сын напиваются, а младший, Эдмунд, с горечью наблюдает за ними, сознавая, что не может им помочь.
Под именем Эдмунда Юджин О’Нил вывел самого себя. В пьесе непонятно, выживет ли больной туберкулёзом Эдмунд; известно только, что его отправят в санаторий. Сам О’Нил выжил; более того, он начал писать благодаря тому, что болезнь остановила его бесконечные попытки убежать от самого себя. Но «проклятие» рода, над действием которого он столько размышлял в своих пьесах, как будто отразилось и на его судьбе. В последние годы жизни О’Нил не мог писать из-за дрожания пальцев, и это лишило его жизнь смысла. Диктовать или печатать на машинке он не умел. Драматургу пришлось продать дом, где он создал свои последние произведения; дети разочаровали его, а любимая женщина была психически больна. «О’Нил родил американский театр и умер ради него», — сказал знаменитый драматург Теннесси Уильямс, чья первая пьеса была поставлена почти одновременно с последней прижизненной постановкой пьесы О’Нила. В американском театре наступала новая эпоха.