Мифы московских площадей
Сапожковая площадь
Надо отметить, что вокруг Кремля расположено сразу несколько небольших площадей. Манежная известна не только торговым комплексом «Охотный ряд» и большим выставочным Манежем, но и своей удивительной, длинной и насыщенной историей — в этом она даже могла бы немного посоревноваться с Красной площадью. И совсем небольшие площади, чьи границы почти незаметны, а истории тесно переплетаются, — Сапожковая, площадь Революции (Воскресенская) и Театральная. Начнем, пожалуй, с самой малоизвестной и крошечной — Сапожковой. Это небольшая площадка перед Кутафьей башней Московского Кремля, которая носит свое название от некогда стоявшей здесь церкви Николая Чудотворца в Сапожке (Сапожках), построенной приблизительно в 1648 году.
Сапожковая площадь легендарна тем, что относится к таким местам в Москве, где принято оставлять болезни. Считалось, что если есть какая-то хворь, то нужно мысленно зажать ее в кулаке, быстро пройти через площадь и разжать кулак только внутри церкви. Подавать милостыню можно было только при входе в храм, но не на выходе. Сегодня, если вдруг вам встретится человек, просящий подаяние на Сапожковой площади (что, правда, вблизи Кремля случается крайне редко), не бросайте ему монетку. Вместе с ней в этом месте можно отдать и часть своего здоровья. А если у вас есть желание, встаньте левее от Кутафьей башни, опираясь спиной на ограждение забора Александровского сада (это очень хорошее место), и мысленного попросите помощи.
После того как церковь Николая Чудотворца в Сапожке разобрали, на ее месте некоторое время стоял трактир. По названию храма питейное заведение нарекли «Под сапожком». Тогда ходила по Москве легенда, что в трактире можно выпить сколько угодно хмеля и не опьянеть. Правда, случалось это далеко не со всеми и вело порой к очень странным событиям.
Судьбоносный сон
Всю неделю, просиживая в конторе своего дяди, куда его пристроили, чтобы со временем он стал дядюшкиным компаньоном, а потом и хозяином всего ломбарда, Илья искренне завидовал людям, выходящим навеселе из трактира. В жизни молодого подмастерья не произошло ничего плохого, чтобы завидовать пьяницам. Кроме того, недавно отстроенный трактир, хотя и был отнюдь не дешевым местом, хмель там, как говорили, продавали плохой.
Илье хотелось выпить, потому что кошки скребли у него на душе. Все дело было в броши. Точнее, не в ней самой, а в девушке, которая принесла заложить украшение. Ей, видимо, отчаянно не хватало денег, и Илья, правильно оценив красивое ювелирное изделие, добавил еще немного сверху. Чтобы понравившаяся девушка задержалась подольше, он предложил ей чаю, пояснив, что они угощают всех своих клиентов. К сожалению, дяди в этот момент в мастерской не было, и барышня, смутившись от того, что оказалась наедине с молодым человеком, ушла, но пообещала обязательно вернуться, как только получит первое жалованье.
Дядя, посмотрев на гранатовую брошь и оценив филигранную огранку и красоту камней, спрятал украшение в стол. Илья, уловив его хищный взгляд, понял, что выкупить дорогую сердцу вещь барышне, которая с первого взгляда пронзила его сердце, удастся не скоро.
Анна (так звали девушку) пришла через две недели. Дядя назначил за брошь грабительские проценты, хотя раньше так не поступал. Илья даже повысил на него голос. Это было большой ошибкой, поскольку ростовщик имел дурной характер, был злопамятен и жаден. Поняв, что Анна понравилась племяннику, он и в следующий раз повысил цену. Потом девушка исчезла. Она не пришла к новому сроку, чем тут же воспользовался дядя Ильи. Оказывается, по его собственным правилам, брошь можно было получить назад только в течение одного месяца. И на нее уже давно был покупатель, который дал цену в шесть раз выше той, что была назначена изначально.
Украшение купили, а Илья чувствовал себя мерзко. Он мог поспорить с дядей, мог его уговорить, должен был умолять, в конце концов, ведь эта брошь была единственной связью с Анной. В тот вечер впервые в жизни молодой человек попытался напиться. Видавший виды хозяин трактира, удивившись тому, как много пьет юноша, поднес ему третий и четвертый графин бесплатно и принимал ставки: когда же «штудент» свалится под стол. Однако тот мало того что не падал, так еще и после пятого графина, расплатившись, встал и ушел абсолютно трезвым.
— Заговоренный не иначе, — решили завсегдатаи трактира «Под сапожком».
— Разбавляет, — зашептались о хозяине трактира по углам.
Илья вышел на улицу. По Троицкому мосту уже шагали караульные, а редкие прохожие спешили скорее оказаться дома: хотя и близок Кремль, но район этот не самый спокойный. Илья же, несмотря на то что был совершенно трезвым, не мог уйти далеко от трактира. Что-то заставляло его уже трижды, пройдя мимо ворот Кутафьей башни, возвращаться обратно к питейному заведению. На четвертом круге он догадался, что выход из ситуации с брошью найден, ведь он ее зарисовал!
Ключи от мастерской при дядином ломбарде у него были, а ювелир из Ильи был гораздо лучше, чем конторщик, — и утром новая брошь была готова. Осталось только вычернить ее. Конечно, камни были не такими чистыми, как в той, оригинальной…
Когда днем молодой человек, утомленный бессонной ночью, на мгновение задремал, ему привиделся странный сон. Будто он все же крепко напился в том трактире и его самым бесстыдным образом раздели практически под носом у караульных и бросили в саду, где он, поскольку был слишком пьян и не мог идти, остался навечно — замерз под утро, хотя ночи были еще не холодные…
Говорят, несмотря на то что раньше тут стояла старая церковь, люди в трактире «Под сапожком» гуляли лихие. Но тех, кому не суждено было лишиться жизни по пьяному делу, судьба все же отводила от злой участи, указывая верную дорогу.
Сон тот стал для Ильи судьбоносным. Через много лет он пересказал его своей жене Анне и сыну, чтобы тот помнил: в любой ситуации все может случиться по-другому, и даже то, что написано на роду, можно изменить.
Площадь Революции
Эта небольшая площадь практически соединяет Манежную и Театральную площади. Ранее на этом месте проходило русло реки Неглинной. В начале XVI века ее запрудили, и здесь возникли водяная мельница и лавки, где торговали мукой. В XVI веке были построены укрепления Китай-города. На площадь выходили ворота, которые с 1689 года стали именовать Воскресенскими. От них площадь получила свое первое название.
В конце XVII столетия над Воскресенскими воротами надстроили две шатровые башни. В то же время перед ними появилась Иверская часовня, названная так в честь знаменитой иконы Божьей Матери Иверской. На рубеже XVI–XVII веков через Неглинную был построен Воскресенский мост. На самом мосту и рядом с ним велась торговля. В XVIII веке перед стеной Китай-города высились земляные бастионы на случай возможного нашествия шведов. В 1741 году был возведен Воскресенский мост, а в конце столетия построено каменное здание Иверской часовни.
В XX веке история площади Революции оказалась не менее насыщенной: были снесены Иверские и Воскресенские ворота (первые потом восстановили), построен Музей археологии Москвы на месте, где при раскопках нашли основание Воскресенского моста, возведено здание городской думы (впоследствии передано под Музей В. И. Ленина, сейчас в нем находятся открывшийся в 2012 году Музей Отечественной войны 1812 года и новый Выставочный комплекс Исторического музея).
Легенда площади Революции связана не только со станцией метро и знаменитой бронзовой собакой, чей нос нужно обязательно потереть, чтобы удача не отвернулась на экзаменах. Сегодня существует поверье: чтобы водились деньги, нужно бросить монетку на Нулевом километре. Но эта примета изначально была связана с Воскресенским мостом. Считалось, что кошелек будет всегда полон, если потерять, а вернее, незаметно уронить мелкую денежку при входе на мост. Но не у Воскресенских ворот, а с другой стороны, возле современного Музея археологии. Следуя хорошей примете, купцы прошлого таким образом платили дань за вход на мост и проход к Красной площади, где велись оживленные торги.
Перед торгом на Вербное воскресенье, когда на Красной площади начиналась веселая ярмарка, предприимчивые попрошайки собирали по вечерам брошенные перед входом на мост монетки — там они находили гораздо больше денег, чем могли получить милостыней на торге за день.
Театральная площадь
Театральная площадь — уютная, небольшая, одна из центральных в Москве, которая составляет кольцо вокруг Кремля и Китай-города. Она находится между улицей Петровкой и Копьевским переулком и соседствует с площадью Революции. У Театральной есть две знаменитые легенды, и обе они связаны с Большим театром, главный фасад которого смотрит на площадь. Первая — о проклятии Большого театра. И это неудивительно, ведь театр — такое место, где каждый день кипят нешуточные страсти. А если иметь в виду, что Большой — один из самых старых и главных театров города, то и страсти тут кипят уже давно. Их накал настолько велик, что для настоящего пожара не нужны ни спички, ни розжиг — достаточно маленькой искры трагедии.
История Большого театра берет начало в 1776 году, когда губернский прокурор князь Пётр Васильевич Урусов получил от императрицы Екатерины II высочайшее соизволение содержать «театральные всякого рода представления, а также концерты, воксалы и маскарады». Первый раз здание тогда еще Петровского театра, названного так по имени улицы, на которой его строили, загорелось еще до открытия. Пожар потушили, здание восстановили. Однако подобная участь настигала его еще несколько раз — и театр полностью выгорал внутри. Ходили слухи, что пожары всякий раз начинались из глубоких подвалов. Театральная публика невероятно суеверна, и очень скоро родилась легенда о таинственном черном лекаре, который поджигал театр в память о той трагедии, что некогда случилась с ним.
Согласно легенде, все началось в XV веке во время эпидемии чумы, когда некий человек, выдававший себя за доктора, проник в дом семьи Двинятиных. Лекарство, которое он принес, было ядом, и вся семья отравилась, кроме маленького мальчика, младшего сына хозяина. Он спрятался и видел, как «врач» ограбил дом и вынес все ценное. Мальчик прибежал в соседний дом и рассказал о случившемся. Соседи успели поймать убийцу до того, как он скрылся с награбленным, заставили выпить остатки его же зелья, а тело утопили в болоте. На этом месте через много веков появилась Театральная площадь.
Какой бы странной эта легенда ни казалась, пожары в здании продолжались достаточно долго, пока не случилась другая, более трогательная история, про которую не очень любят говорить в театре, чтобы не спугнуть других, добрых, духов. Их всего трое. Первый — простой крестьянин из Санкт-Петербурга, Василий, который спас человека, погибающего во время пожара в театре. Он вытащил его из горящего здания на себе и даже получил награду от императора Николая I за проявленную отвагу. Говорят, призрак Василия после этого часто видели — он помогал спасать людей на пожарах в радиусе Театральной площади. Двое других фантомов — супруги, работавшие в театре в XIX веке.
Добрые духи Большого
Анна Павловна была лучшим костюмером, какие когда-либо служили в театре. Она могла быстро починить любое платье и смастерить наряд любой эпохи практически из ничего. За спокойный нрав и теплую улыбку ее обожали и капризные балетные дивы, и суровые, тяжелые оперные певцы. Супруг ее, Артём Сергеевич, боготворил свою хрупкую жену. Сам он начинал службу с работы в театре, где и познакомился с Анной, а потом перешел в казначейское ведомство.
Все было у семейной четы хорошо, кроме одного. Никак не давал им Бог детишек. В конце концов, смирившись с этим, супруги решили, что так на роду написано и будут они жить и радоваться тому, что у них есть. А имели Ивлевы все, что только мог пожелать любой человек. Они могли смело отправиться в любую эпоху — когда в театре гас свет и его покидал последний служащий, влюбленные разыгрывали друг перед другом забавнейшие представления. В их мире была волшебная люстра, которая снизу выглядела совсем не так, как сверху. Любимым развлечением Анны Павловны было водить по служебной лестнице молоденьких и робеющих от невероятных интерьеров балерин под самый потолок театра, чтобы показать им, как выглядит люстра сверху. На высоте казалось, что в большом зале не одна, а две люстры и они каким-то невероятным образом меняются. Вот она, магия удивительного театра! Однажды Анна Павловна заметила: их прима Надежда Александровна ходит немного опечаленная. Балерины никогда не теряют осанки и всегда несут свои тонкие удивительные головки так высоко и гордо, что и не скажешь о них никогда «опущенные плечи», «поникшая голова». Анна Павловна научилась понимать печаль танцовщиц по глазам и жестам, по голосу, который становился тише и звучал медленнее… Так она случайно узнала, что Надежда Александровна разлюбила мужа и хочет уйти от него к своему партнеру, совсем юному, но «невероятному», с ее слов, Петеньке.
Петеньку театр не любил, и артист платил театру тем же. Молодой человек задумал побег. Когда Анна Павловна рассказывала об этом мужу, то забавно морщила носик, изображая, насколько глупа эта идея. Разумеется, супруги вовсе не хотели мешать, однако совершенно случайно у Петеньки (он был искренне уверен, что ему не нужно брать с собой никаких вещей и денег — все у него появится само собой) заклинило дверь в общей гримерной, а у Надежды Александровны в ее саквояже, с которым она пришла на работу в день побега, оказалась коробка французских засахаренных фиалок (их продавали недалеко от театра, на Никольской улице). Именно такие конфеты с нежным, удивительным вкусом покупал после каждой премьеры муж балерины. Казалось бы, мелочь. Но почему-то именно конфеты остановили Надежду, и та осталась в театре.
Очередной красивой истории с романтическим побегом больше не случалось, но никто об этом не пожалел, потому что Надежда Александровна и ее муж очень любили друг друга, а глупое увлечение было всего лишь данью театральным традициям. Никто не видел, как именно ушли из Большого супруги Ивлевы. Вроде бы как еще вчера Анна Павловна помогала с костюмами, а Артём Сергеевич ждал жену у входа. Когда к ним пришли домой через три дня после исчезновения, соседи сказали, что не видели супругов уже почти неделю.
Говорят, и в наше время охрана театра по ночам слышит смех и шепот там, под потолком, на самых верхних ярусах балконов, и каким сложным ни был вчерашний вечер, в самой старой костюмерной наутро вещи лежат на своих местах и все в идеальном порядке.
Еще много лет после исчезновения четы Ивлевых в годовщину своего несостоявшегося побега прима, а после и почетная гранд-дама театра Надежда Александровна оставляла на столе в костюмерной коробку засахаренных фиалок. Даже когда магазин на Никольской закрыли, она все равно находила и покупала эти конфеты, словно хотела выразить слова благодарности, какие не успела сказать тогда.
Чиновничьи площади
Из названий площадей — Старая и Новая — уже ясно, что они дополняют друг друга и как-то между собой связаны. Фактически так и есть: одна перетекает в другую. Раздел проходит на перекрестке с улицей Ильинкой.
В 1820-х годах за площадью, которая тянется от Никольской до Ильинки, закрепилось название Новая, а ее продолжение от Ильинки до Варварки стали именовать Старой площадью. В 1870–1880-х годах все поменялось: Новую площадь нарекли Старой, и наоборот. В начале XX века площадям вернули первоначальные названия, которые действительны и сейчас.
Многие здания, выходящие фасадами на две площади, государственные — министерства, Администрация Президента Российской Федерации и др. Так что их можно смело назвать самыми чиновничьими. Нет ничего удивительного, что площади до сих пор путают. Историки и краеведы любят напомнить, что после всех переименований получилось так, что Старая площадь теперь моложе Новой. Последняя, ко всему прочему, уже больше похожа на улицу.
Из-за путаницы в названиях больше всего доставалось почтальонам — им приходилось разносить корреспонденцию, а поскольку на этой территории всегда располагалось большое количество правительственных учреждений, то и корреспонденции тоже было много — и почтовые служащие страдали еще больше. Однажды один из них в сердцах проклял сразу обе площади. Какие именно кары небесные он обещал, неизвестно, но ходят слухи, что в скором времени названия площадей снова могут поменяться.