«...Попробуйте представить, что руки у нас переходят в перепончатые крылья, позволяющие нам порхать на рассвете и на закате, ловя ртом насекомых; что мы очень плохо видим и воспринимаем окружающее при помощи системы отраженных высокочастотных сигналов; что днем мы спим на чердаке, повиснув головой вниз. Все, что я могу себе вообразить (и то совсем немного), говорит мне лишь о том, как бы почувствовал себя я, если бы вздумал вести себя, как летучая мышь. Но я ставил вопрос не так! Я хочу знать, как чувствует себя изнутри сама летучая мышь!»
Статья Томаса Нагеля «Каково быть летучей мышью?» (1974) оказала куда более значительное влияние на развитие философии сознания, чем какая-либо еще работа последних лет. Нагель ухватил то ощущение неудовлетворенности, которое испытывали многие по поводу современных попыток анализировать душевную жизнь и сознание через сухую физическую терминологию. Его работа стала настоящим тотемом для философов, раздосадованных физикалистскими и редукционистскими теориями сознания.
Центральная мысль Нагеля заключается в наличии «субъективного характера опыта», что означает быть неким существом с точки зрения самого этого существа. Эта субъективность никогда не принималась в расчет редукционистами. Возьмем, к примеру, летучую мышь. Она ориентируется в пространстве и охотится в полной темноте благодаря системе сонаров, посредством эхолокации, испуская звуки высокой частоты и улавливая их отражение от объекта. Эта форма восприятия в корне отличается от любых доступных нам, поэтому разумно предположить, что наш опыт нисколько не похож на опыт летучей мыши.
Значит, есть опыт, который человек в принципе не в состоянии пережить; и есть факты, выходящие далеко за пределы нашего понимания. Непостижимость данных фактов объясняется их субъективной природой — они по сути воплощают иной взгляд на мир.
«В отсутствие сознания проблема тело/разум стала бы значительно менее интересной. А при наличии его она кажется совершенно безнадежной» Томас Нагель, 1979
Физикалисты любят ссылаться на примеры научных заключений (вода — это Н2О, а молния является электрическим разрядом) и заявлять, что подобные утверждения схожи с определением ментальных феноменов в терминах физических феноменов. Нагель отвергает подход, при котором в основе научного исследования лежит отказ от субъективной точки зрения ради достижения большей объективности.
Безусловно, игнорирование субъективного элемента делает физикалистские теории сознания неполными и неудовлетворительными. «Если факты, информирующие о том, как переживает свой опыт сам организм, доступны только с одной точки зрения, то и истинный характер этого опыта можно обнаружить лишь в физической деятельности этого организма» — так пишет Нагель. И это все, что может предложить наука.
Нагель с удовлетворением констатирует таинственность предмета исследования, чтобы подчеркнуть провал физикалистских теорий в их попытках ухватить субъективный элемент, существенный для сознания. Он признает, что выступает против упрощенного подхода, но не физикализма как такового. Австралийский философ Фрэнк Джексон пошел дальше. В широко обсуждаемой работе 1982 года «Чего не знала Мэри» он описал мысленный эксперимент о девушке, которой известны все мыслимые физические факты о цвете.
А значит, если правы физикалисты, предполагает Джексон, Мэри должна знать о цвете абсолютно все. Но выясняется, что существует масса не физических факторов, о которых Мэри не имеет ни малейшего представления: она не знает, что значит видеть цвет, что значит видеть красный цвет и т. д. И Джексон приходит к выводу, что есть факты, которые не могут быть объяснены физической теорией, — а потому физикализм заблуждается.
Аргументы Джексона, конечно же, не убедили физикалистов. Их возражения касаются в первую очередь статуса так называемых «не физических фактов»: одни критики признают их фактами, но отрицают их не-физическую природу; другие утверждают, что это и вовсе не факты. Корень возражений в том, что Джексон осмелился возвысить голос против физикализма: ведь если физикализм верен и Мэри знает все, что известно науке о цвете, тогда она знает и о красном, включая его субъективное восприятие. Возможно, Джексон угодил в ловушку «человека в маске», пытаясь с помощью психики Мэри разделить физические и не-физические факты.
Как бы ни были обоснованны нападки на бедную Мэри, трудно не заметить, что и Джексон, и Нагель выносят приговор: та версия физикализма, что существовала до настоящего времени, упускала нечто существенное. Любые объяснения сознания в терминах физического мира оставляют неизведанным огромное пространство.
С самого рождения Мэри была заперта в черно-белой комнате, и она никогда не видела ничего иного, кроме черного, белого и оттенков серого. Ее образование, возможно, было несколько необычным, но нельзя сказать, что оно отсутствовало. Читая книги (без цветных картинок, разумеется), просматривая учебные программы по черно-белому телевизору, она стала выдающимся ученым. Она изучила все, что было возможно (что вообще было известно), о физической природе мира, о нас, об окружающей среде. И в конце концов пришел день, когда Мэри выпустили из ее черно-белой комнаты во внешний мир. Какой шок она испытала! Она впервые увидела цвета, узнала, как выглядят красный, синий и желтый. И, хотя она знала все о цвете, оказалось, что есть нечто, ей неизвестное...
Мораль: (1) существуют не-физические факты; (2) тщательнее выбирайте родителей.
Согласно закону Лейбница, или «идентичности неразличимого», если два объекта А и В идентичны, каждое свойство А будет свойством В; и, следовательно, если у А есть свойство, которого нет у В, эти объекты не являются идентичными. Берти считает Боно величайшим в мире рок-звезд, но по поводу Пола Хьюсона у него нет мнения (он не знает, что это настоящее имя Боно). Это означает, что у Боно есть свойство, отсутствующее у Пола Хьюсона, — он величайшая рок-звезда, по мнению Берти, — а потому, по закону Лейбница, Боно не может быть Полом Хьюсоном. Но Боно и есть Пол Хьюсон, — выходит, что-то не так с аргументацией. Это так называемая «проблема человека в маске»: я не знаю, кто скрывается под маской; я знаю, кто мой брат; таким образом, мой брат не может быть человеком в маске. Ошибка коренится в субъективности суждения о том, что не является свойством данного объекта: вы знаете объект с одной стороны, а другие люди знают его с других сторон, отсюда и разные суждения об одном и том же.
Итак, неужели Фрэнк Джексон, выдумывая свой эксперимент с Мэри, попался в ловушку «человека в маске»? Физикалисты утверждают, что он использует неверное свойство, чтобы обозначить разницу физических и не-физических факторов. В действительности же, настаивают они, существует только один вид факта (физический), который можно представить по-разному, в субъективных описаниях — как два взгляда на один и тот же объект.