«Революция — это волны, в которых не подобает быть ни пеной, ни грязью.»
Виктор Пого

14 июля 1789 г. французский король Людовик XVI записал в своём дневнике: «Ничего не произошло». В этот день восставшее население Парижа захватило крепость-тюрьму Бастилию. Узнав о том, что столица вышла из повиновения, монарх воскликнул: «Да это же бунт!». «Нет, Ваше Величество, — ответил ему сановник, герцог Франсуа Александр Фредерик де Ларошфуко-Лианкур. — Это не бунт, это — революция». Именно он впервые дал имя событию, которому суждено было изменить судьбы мира.

Сам термин «революция» (от лат. revolutio — «переворот») возник в XV в. Он употреблялся первоначально в астрономии для обозначения вращения небесных тел на орбите. Позднее слово стало применяться для описания неожиданных изменений, обновления и т. д. Современное понимание революции в значении «глубокий, резкий социальный переворот» сложилось именно под влиянием событий Великой французской революции.

Королевский двор не ожидал революции. Людовик XVI по-прежнему считал себя повелителем могущественной державы континентальной Европы. Но над его государством давно уже собирались тучи.

Необычайно холодные зимы обостряли нищету городского и сельского населения; голод стал типичным явлением для предреволюционной Франции. «Вот уже два месяца, — сообщалось в одном из отчётов с мест зимой 1783/84 гг. — как земля сплошь покрыта снегом и льдом. Как городские рабочие, так и сельские подёнщики остались без работы. Ремесленники и фабричные рабочие принуждены были оставить мастерские вследствие чрезвычайных морозов. Эта причина, вместе с повальными болезнями — неизбежным спутником нищеты, создаёт крайне тяжёлое положение...» Бедствия повторились в ещё больших масштабах зимой 1788/89 гг., после неурожая.

По дорогам Франции бродили сотни тысяч нищих. Отчаявшиеся крестьяне отказывались платить налоги и подати помещикам, не давали вывозить хлеб; бунты почти не прекращались на востоке, юго-востоке и северо-востоке страны. По словам российского исследователя, революционера Петра Кропоткина, «вооружённые вилами, косами, дубинами крестьяне сбегались в город и там заставляли землевладельцев и фермеров, привёзших на рынок хлеб, продавать его по известной „честной" цене... или же брали хлеб у хлебных торговцев и, делили его между собой по уменьшенным ценам..."».

Начались восстания в городах. Министр финансов Жак Неккер уже в феврале 1789 г. предупреждал короля, что вскоре армия может потерять контроль над ситуацией.

Голод и нищета населения были вызваны не только тяжёлыми погодными условиями. Они отражали и глубинный кризис. Франция находилась на грани банкротства. Государственный долг превышал 4,5 млрд ливров. Идеологи третьего сословия предлагали собрать эти средства за счёт взносов обоих привилегированных сословий. Испытывая острую нехватку денег, перед лицом непрекращающихся народных бунтов король был вынужден в мае 1789 г. созвать Генеральные штаты — депутатов от всех трёх сословий.

Генеральные штаты начали свою работу в Версале 5 мая 1789 г. В их составе оказалось 1200 человек: по 300 от дворян и духовенства и 600 — от третьего сословия. Выборы представителей третьего сословия были непрямыми: население избирало выборщиков, а уже те — депутатов.

Король обратился к Генеральным штатам с речью. Монарх рассуждал о «традиционной» любви французов к своим королям и предостерёг собравшихся от «опасных новшеств». Власть нуждалась в деньгах, а не в реформах.

Представители сословий должны были заседать порознь. Однако депутаты от третьего сословия стали добиваться упразднения сословного представительства. Тем временем атмосфера в Париже становилась всё более напряжённой. В городе шли бесчисленные митинги, участники которых яростно обрушивали свои речи на аристократию и её привилегии. 17 июня депутаты от третьего сословия и примкнувшие к ним члены Штатов решили провозгласить себя органом общенационального представительства — Национальным собранием. Они заявили двору, что любые новые налоги можно отныне собирать только до тех пор, пока заседает собрание. Власти заперли зал заседаний на замок, пытаясь помешать непокорным депутатам работать. Тогда 20 июня депутаты собрались в зале для игры в мяч и дали клятву не расходиться, пока не будет принята конституция.

23 июня король созвал всех членов Штатов и приказал им разделиться по сословиям. Но граф Оноре Габриель Мирабо (несмотря на дворянское происхождение, он был избран депутатом от третьего сословия) от имени Национального собрания заявил:

«...Мы здесь по воле народа и разойдёмся, лишь уступая силе штыков». Волнения в Париже нарастали, участились нападения на сторонников дворянства и духовенства. Солдаты братались с горожанами. «Чёрт с ними, пусть заседают!» — вскричал в ярости король.

9 июля Национальное собрание объявило себя Учредительным, т. е. провозгласило намерение принять конституцию Франции. Тем не менее, двор не желал признать поражение. По Парижу поползли слухи о подготовке переворота, к столице стягивались войска. Король сместил генерального контролёра (министра финансов) Неккера — сторонника умеренных реформ. Эта новость была воспринята как сигнал к разгону собрания. Молодой журналист Камилл Демулен обратился к шеститысячной толпе: «Граждане! Я только что прибыл из Версаля. Неккер получил отставку. Возможно ли большее глумление над нами? После этого, уже, может быть, сегодня, для патриотов готовят Варфоломеевскую ночь. Сегодня ночью все швейцарские и немецкие батальоны будут выведены на Марсово поле, чтобы использовать их против нас. У патриотов остаётся только одно средство — прибегнуть к оружию».

Парижане начали изготовлять самодельные пики. Выборщики от горожан собрались на чрезвычайное заседание и образовали комитет города (муниципалитет). Именно собрания выборщиков на местах (в округах столицы) стали основой организации сопротивления. 13 июля муниципалитет создал Национальную гвардию, в которую вступили 48 тыс. горожан. Люди вооружались кто чем мог. «Это оружие — мушкеты, порох, пули, железные ломы, дубины, ножи, топоры, вилы, всё, что служит оружием тому, кто доведён до отчаяния и кто, не помня себя от ярости, хватается за что попало, — так описывал позднее происходившее в Париже в те дни английский писатель Чарлз Диккенс. — Те, кому ничего не удавалось заполучить, выламывают голыми руками камни и кирпичи из стен. Всё Сент-Антуанское предместье... охвачено смятеньем, сердца пылают, кровь клокочет в жилах. Эта несчастная голытьба не дорожит жизнью; каждый из них сейчас рвётся пожертвовать собой».

На следующий день восставшие взяли штурмом королевскую крепость-тюрьму Бастилию (символ монархического режима) и овладели ключевыми пунктами города. «Именно этому восстанию нация обязана своей свободой; и кто скажет нам, не предстоят ли новые покушения на неё? И если объявить граждан, вооружившихся ради нашего блага, бунтовщиками, кто же отразит эти покушения?» — говорил Максимилиан Робеспьер, депутат Национального собрания, о восстании 14 июля 1789 г. Король проиграл. 17 июля он вынужден был приехать в Париж, признать Национальное собрание и подчиниться воле народа.

Под влиянием событий в Париже восстания вспыхнули по всей стране. В городах народ совершал «муниципальные революции». Он отстранял старые власти и заменял их новыми, состоявшими из выборщиков от третьего сословия. Создавалась национальная гвардия, разрушались тюрьмы. Движение быстро приобретало социальный оттенок — выступления шли под лозунгами: «Хлеба! Смерть скупщикам!». Французы прекращали платить налоги, заставляли власть снижать цены на хлеб. Крестьяне громили и сжигали помещичьи дворцы и усадьбы, жгли документы, в которых были зафиксированы их феодальные повинности. Аристократы в панике бежали...

Первые реформы

Напуганные масштабами восстаний, депутаты Национального собрания в ночь на 4 августа 1789 г. проголосовали за отмену сословных привилегий, феодальных прав и церковной десятины. Даже представители дворянства были на редкость единодушны в эту «ночь чудес». Они спешили успокоить крестьян. «Только при виде пламени своих пылающих замков они (сеньоры) обрели в себе необходимое величие духа для того, чтобы отречься от своей привилегии держать в оковах людей, с оружием в руках завоевавших себе свободу», — констатировал революционный публицист Жан Поль Марат.

Государственные налоги должны были отныне платить все граждане страны. Монополия дворян на государственные должности отменялась. Упразднялись сеньориальные суды. «Национальное собрание всецело уничтожает феодальный режим...» — говорилось в принятом документе. Согласно декретам от 4— 11 августа, безвозмездно были упразднены церковная десятина и элементы личной крепостной зависимости. За отмену барщины, оброка и других платежей за пользование помещичьей землёй крестьяне должны были уплатить выкуп. Первым шагом на пути к конституции стала Декларация прав человека и гражданина, принятая Национальным собранием 26 августа 1789 г. Она провозглашала, что люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Статья 3 гласила, что «источником суверенной власти является нация и никакие учреждения, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации». Статья 4 говорила, что свобода состоит в возможности делать всё, что не наносит вреда другому. Статья 5 утверждала: «Всё, что не запрещено законом, то дозволено». Декларация поддерживала свободу слова в рамках закона и подчёркивала, что «собственность есть право неприкосновенное и священное».

Король под разными предлогами оттягивал утверждение Декларации. Сторонники двора готовили отпор. В этих условиях противники абсолютизма решили доставить короля из Версаля в центр революции — Париж, где он оказался бы под контролем общества. 5 октября 1789 г. парижанки двинулись к столичной ратуше с требованием хлеба и оружия. Затем, уже вместе с мужчинами, они отправились в Версаль, чтобы привести в Париж короля и королеву и, быть может, конфисковать продовольственные запасы двора. Чтобы не допустить штурма дворца, к нему была стянута Национальная гвардия под командованием лидера конституционалистов маркиза Мари Жозефа Лафайета. Благодаря его посредничеству всё обошлось миром. На следующий день король вынужден был утвердить Декларацию прав и вместе с семьёй переехать в Париж.

Теперь монарх делил власть с Учредительным собранием. Собранию предстояло выработать конституцию страны. Большинство в нём имели сторонники конституционной монархии, возглавляемые Мирабо, Сийесом и Лафайетом. Они выступали за то, чтобы Собрание могло принимать законы — без сохранения за королём права вето. В то же время конституционалисты стремились сохранить власть в руках либерального дворянства и верхушки буржуазии, закрепив это положение высоким имущественным цензом на будущих выборах.

Коммуна Парижа и народное самоуправление

Параллельно с созданием новой власти шёл процесс самоорганизации населения. Её основой в Париже стали округа, или секции. Они брали своё начало со времени выборов в Генеральные штаты весной 1789 г. Тогда для избрания выборщиков Париж разделили на 60 округов. После выборов окружные собрания избирателей отказались разойтись. Они явочным порядком (самовольно) стали вооружать население и поддерживать порядок. После взятия Бастилии окружные собрания превратились в органы городского самоуправления. Каждый округ избирал для ведения своих дел особый гражданский комитет, состоявший из 16—24 человек. Округа объединялись в своего рода союз (федерацию), образовав для связей «центральное бюро». Совокупность округов (секций) составляла коммуну Парижа. Наряду с секциями в столице действовал выборный муниципалитет (Генеральный совет) во главе с мэром и прокурором совета.

«Настроение округов... — писал французский историк Сигизмунд Лакруа, — характеризуется одновременно сильным сознанием коммунального единства и не менее сильным стремлением к самоуправлению... Нельзя указать ни одного округа, который захотел бы жить отдельно от остальных... Но... коммуна должна издавать свои законы и управлять собой сама по возможности непосредственно; её представительное правление должно быть низведено до минимума; всё, что коммуна может делать непосредственно, должно быть решаемо ею самой, без всяких посредников, без делегатов; или же делегатами, роль которых сводится к роли уполномоченных для специальной цели, действующих под непрестанным контролем пославших их... В конце же концов право издавать законы и вести администрацию общинных дел принадлежит самим округам, т. е. общему собранию всех граждан данного округа». По примеру Парижа подобные организации самоуправления сложились и в других городах страны. В мае — июне 1790 г. вместо округов в Париже были образованы секции. Округа и секции занимались не только местными делами, но и живо интересовались политическими вопросами. Они обсуждали право вето короля, избирательный ценз, возможности оказания помощи беднякам.

Клубы, кружки, газеты

Центром политической агитации в период Французской революции стали многочисленные газеты, клубы и кружки. Первоначально ораторы и агитаторы выступали прямо в кафе или на площадях. «...Кафе Пале-Рояля являют... беспримерные и удивительные сцены: их нутро переполнено, и даже к дверям и окнам прорывается терпеливая толпа и с открытым ртом слушает нескольких стоящих на столе или стульях ораторов, каждый из которых обращается к собственной аудитории», — писал англичанин Артур Юнг о Париже в 1789 г.

Первый клуб был организован в 1789 г. бретонскими депутатами Генеральных штатов. Он назывался первоначально Бретонским, но позднее был переименован в Общество конституции (позднее — Якобинский клуб, поскольку он размещался в бывшем монастыре Святого Якова). Наиболее умеренные деятели из этого объединения создали затем «Общество 1789» во главе с Сийесом, мэром Парижа Жаном Сильвеном Байи, Лафайетом и Мирабо. В июле 1791 г. на его основе появилось новое Общество друзей конституции — Клуб фельянов (или фейянов; также по названию монастыря фельянов).

После ухода конституционалистов в Якобинском клубе восторжествовали приверженцы республики. На республиканских позициях стоял Клуб кордельеров (по названию бывшего монастыря францисканцев-кордельеров, в котором он размещался). Он именовался также Обществом прав человека и гражданина. Его возглавляли революционеры Марат, Демулен и Дантон. Позднее он слился с Якобинским клубом.

Некоторые клубы имели прежде всего территориальный характер: так, клуб Сент-Антуанского предместья состоял главным образом из живущих в округе рабочих... Подобные общества действовали и в других городах Франции.

Клубы и общества периода революции сочетали в себе черты общественных организаций, салонов, дискуссионных клубов и политических партий. Клуб фельянов больше походил на салон эпохи «старого режима». Это было скорее сообщество людей, обсуждавших теоретические и практические вопросы в области философии, политики и экономики. Тем не менее, клуб служил негласным центром принятия политических решений.

Устройство Якобинского клуба, напротив, приближалось к структуре современных политических партий. Он имел отделения по всей стране (до 2 тыс. в 1792 г.), через которые мог не только обсуждать те или иные вопросы и решения, но и добиваться проведения их в жизнь.

Зеркалом революции стали публицистика и пресса. Именно в тот период возникли печать и журналистика в современном понимании. Не зря известные писатели братья Гонкур называли газету «детищем 89-го года». Только в Париже выходило около 150 газет и журналов. Наиболее влиятельные были посвящены общественно-политическим вопросам. Газету периода революции чаще всего делал один человек. Она несла на себе неизгладимый отпечаток личности издателя. Тиражи были невелики, но экземпляры передавали из рук в руки, зачитывали вслух друзьям и знакомым. Такие газеты, как «Друг народа» Марата, «Папаша Дюшен» Эбера, «Французский патриот» жирондиста Бриссо, не только информировали граждан о событиях, но и способствовали формированию общественного мнения. Они могли накалить страсти или остудить их, увеличить популярность того или иного закона или уронить его в глазах народа.

Политика учредительного собрания

Под давлением общества Учредительное собрание шло на реформы. Осенью 1789 г. была проведена церковная реформа. Прежде законность брака, действительность фактов рождения и смерти определялись записью в церковной метрической книге. Семейно-правовые отношения находились под контролем Церкви. Теперь они перешли в руки государства. Церковь вывели из подчинения Папе Римскому. 19 июня 1790 г. Учредительное собрание упразднило деление на сословия, ввело новую административную структуру государства. Чтобы пополнить казну и выйти из финансового кризиса, 2 ноября 1789 г. оно приняло декрет о конфискации всех церковных земель в пользу государства. После изъятия их продавали крупными участками, которые могли приобрести лишь очень богатые граждане.

За отмену повинностей, которые крестьяне несли за пользование помещичьей землёй (жить обработкой лишь собственных наделов они не могли), им, согласно майскому декрету 1790 г., следовало уплатить выкуп. Условия выкупа оказались весьма тяжёлыми.

Социально-экономическая политика Учредительного собрания осуществлялась в первую очередь в интересах состоятельных классов общества. Ещё в 1789 г. власть высказалась за свободную продажу хлеба (без какого-либо регулирования цен, которое могло бы сдержать усиление дороговизны). Летом 1790 г. она одобрила жёсткие меры против крестьянских бунтовщиков, посягавших на собственность помещиков: государство направляло против восставших войска и отряды Национальной гвардии. «Вызывают солдат! Разве это не то же самое, как если бы сказать: народ бунтует, он требует хлеба, у нас его нет, значит, следует убить народ!» — восклицал Максимильен Робеспьер. В 1791 г. власти закрыли благотворительные мастерские для безработных (в Париже в них работало 30 тыс. человек).

Трудовые слои населения мало что получили от революции. Этим во многом была обусловлена их политическая активность, агрессия. «...Революция сделана была и поддерживается лишь низшими классами общества: рабочими, ремесленниками, мелкими торговцами, земледельцами, т. е. плебеями, — теми несчастными, которых бесстыдное богатство называет чернью, а римское высокомерие называло пролетариями, — констатировал Марат. — Но чего никак нельзя было ожидать — это то, что революция окажется сделанной исключительно для выгоды мелких земельных собственников и законников...»

Одновременно оживились крайние монархисты, группировавшиеся вокруг короля. Они планировали вывести его за границу, освободив и от контроля Собрания, и от угроз со стороны масс. Обезопасив короля, они собирались развернуть открытую борьбу с революцией. 21 июня 1791 г. король и королева бежали из Парижа в карете. Однако в ночь на 22 июня недалеко от границы с Австрийскими Нидерландами (Бельгией) Людовика XVI опознал почтовый чиновник Друэ.

Нагнав карету в Варение, Друэ и писарь Гильом смогли организовать её задержание. Короля и его спутников взяли под арест, а 25 июня 1791 г. пленников возвратили в Париж. Население столицы крушило бюсты монарха, требуя его низложения. Особенно негодовали бедняки.

17 июля республиканская демонстрация, собравшаяся на Марсовом поле в Париже, была расстреляна Национальной гвардией. Приверженцы республики подверглись преследованиям: Дантон на время скрылся в Англии. Марат ушёл в подполье. «Революция не удалась», — констатировал он на страницах газеты «Друг народа».

3 сентября 1791 г. Учредительное собрание приняло конституцию. Франция стала конституционной монархией. Издавать законы должно было Законодательное собрание, полномочия которого длились два года. Всего из 26 мл н жителей Франции право голоса получили только 4,5 млн состоятельных граждан. Исполнительная власть принадлежала королю и назначаемым им министрам.

На выборах в Законодательное собрание победу одержали сторонники конституционной монархии (260 мест из 745). 136 депутатов оказались сторонниками Якобинского клуба. Но они вскоре раскололись на две группировки. Правая получила название жирондистов (по региону Жиронда, откуда происходили некоторые из её вождей). Лидеры жирондистов готовы были на компромисс с конституционной монархией. Левые, якобинцы (сохранившие это название) во главе с Робеспьером, образовали в собрании фракцию «верхнескамеечников» — «Горы». Вскоре они объединились с кордельерами. Марат писал: «В стремлении исправить недостатки конституции и восстановить свободу нация напрасно обращает свои взоры к новому законодательному собранию, которое будет, не менее продажно, чем собрание нынешнее...».

Король присягнул конституции. Внешне он демонстрировал готовность сотрудничать с новым режимом. В то же время королевский двор поддерживал связь с монархистской эмиграцией, центром которой стал немецкий город Кобленц. На помощь французской монархии готовы были прийти и другие европейские державы, опасавшиеся распространения революции по всему континенту.

Война и кризис

В августе 1791 г. король Пруссии Фридрих Вильгельм и германский император (он же эрцгерцог Австрии) Леопольд, действуя по договорённости с лидерами французской эмиграции, подписали в городе Пильнице совместное заявление о намерении согласовывать свою политику в отношении Франции. Признав «положение, в котором теперь находится французский король» заслуживающим интереса «всех государей Европы», они призвали европейских монархов «применить... действительные средства, чтобы доставить французскому королю возможность вполне свободно установить основы монархического правления, одинаково соответствующие как правам государей, так и благополучию французской нации». В последующие месяцы к коалиции против революционной Франции выразили готовность примкнуть Швеция, Испания и Сардинско-Пьемонтское королевство. В воздухе пахло войной... Впрочем, могущественная Великобритания отреагировала на происходящее весьма сдержанно, выразив намерение соблюдать нейтралитет.

Людовик понимал, что война вызовет серьёзные социальные и экономические проблемы. А это может привести к широкому недовольству. Он надеялся, что войска держав помогут ему вернуть неограниченную власть, но предпочитал, чтобы ответственность за начало войны легла не на него, а на приверженцев революции.

Фельяны опасались широкомасштабной войны, считая, что Франция к ней не готова. Жирондисты, напротив, стремились к войне с Австрией (хотя предпочли бы не ссориться с Пруссией и с Англией). Они полагали, что мощный подъём патриотизма отвлечёт население от внутренних проблем, ослабит требования дальнейших революционных преобразований. Якобинцы выступили против агрессивной внешней политики, понимая, по словам Робеспьера, опасность ведения войны «под руководством деспотизма». Было ясно, что король, глава государства, втайне подыгрывает державам, с которыми должна будет воевать его страна. Якобинцы опасались предательства. Они предпочитали избавиться от монархии и уж потом разбираться с внешними врагами.

В марте 1792 г. король поручил жирондистам — сторонникам войны сформировать правительство. 20 апреля новый кабинет добился объявления войны Австрии. В свою очередь, войну Франции объявила Пруссия. Ход боевых действий оказался неудачным для Франции. Французские офицеры-монархисты нередко шли на измену. На юге страны вспыхивали контрреволюционные мятежи и восстания. Финансовую поддержку монархистам оказали Англия и Россия.

11 июля законодательное собрание провозгласило, что «отечество в опасности». К Парижу со всей страны стали стягиваться отряды Национальной гвардии.

В июне король уволил нескольких жирондистских министров, заменив их конституционными монархистами — фельянами, противниками решительного ведения войны.

Военные тяготы усилили экономические трудности: нарушили нормальное снабжение продовольствием и товарами, ускорили падение курса незадолго до этого введённых бумажных денег — ассигнаций. За этим последовал стремительный рост цен на продукты питания и товары первой необходимости. Францию охватил продовольственный кризис.

Народ требовал хлеба, регулирования цен на продукты. В городах начались голодные бунты. Секции Парижа добивались принятия законов против спекуляции. Всё более популярными становились требования «аграрного закона», т. е. всеобщего и равного права на землю для всех, кто хотел её обрабатывать. Таким образом, можно было решить проблему голода. Некоторые низовые революционные активисты шли ещё дальше. Так, «красный священник» Птижан из прихода Эпиней (департамент Шер) призвал Законодательное собрание руководствоваться принципами «человечности и равенства», ввести общественную собственность на землю и общественное распределение при сохранении индивидуального землепользования.

Лозунг «аграрного закона» настолько напугал имущие классы, что даже якобинцы поспешили осудить его. Сам Марат называл его «гибельной доктриной», «разрушительной для всякого гражданского общества», ибо «утрированные принципы строгого равенства... совершенно не клицу развращённому народу».

Возмущению крупных собственников не было предела. «Проснитесь, люди, — писал автор одного памфлета, — все вы, владеющие собственностью, очнитесь от летаргического сна, в который вы погружены уже более двух лет. Не медлите ни одной минуты. Над вашими головами со всех сторон собираются тучи... Собственники, кто бы ни были, воздержитесь от того, чтобы отстаивать ложное учение: люди, у которых ничего нет, не равны вам».

«Между буржуазией, этим многочисленным и состоятельным классом, и народом появилась пропасть. Буржуазия возвысилась над народом — она почувствовала себя равной с дворянством, которое её презирает и ожидает лишь благоприятного момента, чтобы унизить буржуазию», — говорил мэр Парижа Жером Петион.

Пока фельяны и жирондисты делили власть и вели торг с королём, в парижских секциях и Клубе кордельеров активисты стали готовить вооружённое выступление для свержения монархии. 20 июня 1792 г. парижане вышли на массовую демонстрацию, организованную секциями. Протестующие ворвались во дворец. Король позволил надеть на себя красный революционный колпак. Он пообещал вернуть жирондистское министерство.

Но в последующие дни двор добился от Законодательного собрания осуждения мятежа. Против его участников начались репрессии. В этих условиях активисты секций и добровольческих отрядов Национальной гвардии, прибывшие в Париж из Марселя и Бреста, решили начать восстание.

Автор: Вадим Дамье