Модификация ума

Все, что мы воспринимаем, живя, меняет наш мозг, — так почему же то, чем мы много и вплотную занимаемся в настоящем, не изменит фундаментально наши мозги в будущем? Современные технологии, в особенности интернет и мобильные компьютеры, могут как раз это с нами и делать — и в результате повлиять не только на нас самих, но и на то, как мы реагируем друг на друга.

Средний взрослый американец проводит по пять часов в день за компьютером, планшетным устройством или смартфоном. Если оно так сейчас, представьте, во что это выльется, если коммуникации ускорятся еще больше — благодаря упреждающим технологиям, интерфейсам «голос-машина» и имплантированным устройствам общения. Это ускоренное, металлизированное, автоматизированное, экстравертированное будущее с постоянным цифровым вмешательством. Мир сенсорной перегрузки, в котором остро не хватает того особого покоя и тишины, которые необходимы для понимания не только идей, но и самих себя.

Несомненно, мы научимся лучше фильтровать и обрабатывать информацию, наше мышление станет быстрее, гибче, пластичнее. Но что же в итоге будет утрачено? Может статься, что за легкость связи и коммуникации мы заплатим потерей в дисциплинированном, сосредоточенном, рефлективном мышлении. Мы также, есть вероятность, заметим исчезновение глубинных связей между людьми, сострадания и человеческого понимания. В одном исследовании, проведенном Сарой Конрэт в США, у студентов колледжа за последние 20-30 лет обнаружилось уменьшение эмпатии на 40%.

Сара Конрад

В будущем мы, отрезанные от реального мира и его проблем экранами высокого разрешения и наушниками, возможно, потеряемся в персонализированных гедонистических пузырях информации и развлечений. Мы будем понимать умом — и при этом силиться постичь эмоционально.

Что все это значит для наших мозгов

Еще одной потерей будет наша оригинальность. Мы либо почувствуем необходимость соответствовать мнению онлайн-большинства (легко считываемому — вместе и с нашей точкой зрения — всем миром), либо попросту будем делать то, что удобнее всего, т. е. копаться только в результатах поиска на первой странице «Гугла» (так уже делает 99% пользователей — нас). Потеря личного пространства тоже питает консерватизм. Если будущие технологии будут поощрять памятование, а не забвение, то, быть может, люди предпочтут меньше экспериментировать и не склонны будут совершать ошибки, которых требует подлинная оригинальность.

«Мы придаем форму нашим инструментам, а потом они придают форму нам» Маршалл Маклюэн (1911-1980), канадский просветитель, философ

Но как это все выглядит с нейрофизиологической точки зрения? Ответ прост. Наш мозг «пластичен» в том смысле, что он физически реагирует на все, что ему предлагают. Так происходит всю нашу жизнь, но особенно активно — у детей. Для того, что мы с ним делаем, наш ум так же уязвим, как и все тело. И если бы только «что посеешь, то и пожнешь» — речь о видоизменении или даже атрофии ума. Так мы рискуем разучиться считать в уме, если все время пользуемся калькулятором. Мозг — это мышца, которую необходимо тренировать.

«Если вы верите, что ум есть персонализированный мозг, организация нейронных связей через жизненный опыт, то такой мозг для технологий XXI века чрезвычайно уязвим» Сьюзен Гринфилд (р. 1950), британская радиоведущая, старший научный сотрудник факультета фармакологии, Оксфордский университет

Как мозг, погрязающий в коммуникации, интерактивности, персонализации, виртуальных ощущениях и мгновенных поощрениях с рождения, станет думать в будущем? Как мы будем думать, если никогда по-настоящему не остаемся наедине с собой, потому что мы постоянно на связи — либо друг с другом, либо с нескончаемым селевым потоком информации? Как мы будем думать, когда нам сначала надо выяснить, что про это думают все на свете? Может, произойдет отмирание чтения и письма — их заменит смотрение, а его, быть может, в свою очередь, рано или поздно заменят интерфейсы «мозг-машина», и мы при помощи мыслей будем не только управлять объектами и действиями, но и общаться друг с другом — нейротелепатически.

Гибкое мышление

Никто не может с точностью сказать, что же на самом деле произойдет, но, возможно, такой ум не будет думать вообще — по крайней мере, не так, как мы привыкли это делать сейчас, потому что мышление, каким мы его себе всегда представляли, теперь менее значимо. Если это говорит нам о том, что человеческая природа скорее текуча, нежели постоянна, — так и есть. Принято думать, что человеческая сущность статична, но нам так кажется лишь потому, что окружающая среда тоже была всегда та же. Если мы фундаментально меняем мир, в котором живем, то изменится и наша природа, особенно эмоциональные потребности.

Может, оно и к лучшему. Может, всеобщая связь откроет наши умы друг другу и мы узрим мир таким, какой он есть на самом деле: хрупкая планета с серьезными проблемами. Если так и произойдет, есть надежда, что мы пожнем плоды творчества и щедрости, обещанные нам эпохой интернета.

Но не исключено, что события примут более мрачный оборот: мы станем ленивыми, бросим читать серьезные книги (слишком длинные и трудные) и погрузимся в мир мишурности и досужих мнений. Мы погрязнем в новизне и иллюзиях, станем безрассудны в нашем обращении с окружающим миром. Вероятно, мы удалимся в виртуальные реальности, хотя, конечно, не исключено, что в будущем у слова «реальность» исчезнет осмысленное значение — когда мы имплантируем различные устройства в тело и дополним эту самую «реальность» персонализированными слоями цифровой информации. Мы, вероятно, доживем до времен, когда радикальная косметическая хирургия станет мейнстримом, и это подтолкнет людей экспериментировать с различными физическими личинами — они уже это делают онлайн. Как все это изменит нас, остается загадкой, однако, судя по всему, имеет смысл предположить, что наше чувство самости изменится. А с ним — и наше поведение.

Почему экраны вызывают привыкание?

Почему становится все труднее оттащить детей от компьютерных игр и отправить гулять на улицу? Объяснений этому много, но не последнее таково: игры — веселое развлечение и возможность чего-то достигать. К тому же они удобны, особенно для загнанных усталых родителей. Но проблема в том, что нормой все больше становится структурированная и основанная на правилах игра. Исследования, проведенные в 2005 году и опубликованные в журнале «Архивы педиатрии и подростковой медицины», сообщают: произвольных игр с 1981-го по 1997-й стало на 25% меньше, а это может привести к тому, что дети вырастут социально не приспособленными и не готовыми справляться со стрессом и беспокойством, а также к уменьшению творческих способностей и оригинальности мышления, особенно во взрослые годы.

Умнеем

По мнению автора книги «Чем хуже, тем лучше» Стивена Джонсона, популярная культура (что угодно — от старых эпизодов «Закона и порядка» и до компьютерных игр «Злые птички» или «Зова долга» и «Большого автоугона») требует от интеллекта гораздо больше, чем когда-то, и людей, по сути, вынуждают шевелить мозгами, чтобы во всем этом участвовать. Иными словами, наша внешняя среда, несомненно, меняется, но эти изменения и к лучшему тоже — как минимум в отношении нашего абстрактного мышления. То есть экранная культура делает нас умнее.