Райнер Мария Рильке (1875—1926)

Райнера Марию Рильке обычно называют австрийским поэтом, потому что он родился в Праге. Но почти вся его жизнь, за исключением ранней юности, прошла в странствиях: Россия (которую он готов был назвать своей настоящей родиной), Франция (тоже ставшая для него «избранной родиной»), Германия, Италия, Швейцария... Родную землю ему заменял язык. Он был для Рильке тем дороже, что в молодости ему пришлось самому прорываться к богатству немецкой речи сквозь скудость провинциального пражского говора. Но даже из родного языка он порывался уйти: среди его стихов есть написанные на очень хорошем французском и на не очень правильном русском.

Райнер Мария Рильке
Райнер Мария Рильке

В юношеских стихах (сборники «Жизнь и песни», 1894 г.; «Венчанный снами», 1897 г.; «Сочельник», 1899 г.; и др.) почти невозможно угадать своеобразие будущего поэта: в них слышатся то отзвуки романтических баллад, то иронический лиризм Генриха Гейне, то напряжённая сложность Стефана Георге. Лучше всего здесь даны описания родной Праги, полные воспоминаний о её легендарной и таинственной старине:

Я в старом даме; за окном лежит кольцом широким Прага;
и сумерки походкой мага обходят улицы кругом...

«В старом доме» (перевод А. А. Виска)

С 1867 по 1918 г. Чехия входила в состав Австро-Венгрии

Обрести собственный поэтический голос Рильке помогла Россия: в 1899 г. он вместе со своей подругой Лу Андреас-Саломе открывает для себя эту страну, её язык и культуру. На следующий год он посещает её вторично.

Конечно, восторженному взгляду поэта Россия представлялась куда более единой и гармоничной, чем была на самом деле. Впечатления от пасхальной заутрени в Кремле, от визита к Толстому в Ясную Поляну, от первого знакомства с русской литературой и живописью для Рильке слились в единый образ. В сборнике рассказов «О Господе Боге и другое» (1900 г.) он выражен фразой: «Россия граничит с Богом».

Часослов — книга с текстами ежедневных церковных служб

После первой поездки в Россию Рильке пишет цикл стихов, составивших впоследствии сборник «Часослов» (1905 г.). Именно в «Часослове» складывается тот взгляд на мир и на поэзию, который, изменяясь со временем во многом, в глубинной своей сути сохранится у Рильке навсегда. Упрощённо его можно сформулировать так привычные слова и связанные с ними мысли и представления только заслоняют от нас настоящий мир. К подлинности и действительности нужно прорываться сквозь них. Необходимо выйти к первооснове, в коей коренится эта подлинность. В «Часослове» первооснова названа Богом.

Бог в стихах Рильке тоже непохож на обычное представление о Нём: Он не над земным бытием, а в основе его, как корни зеленеющего древа.

Тебя во всех предметах я открою,
с которыми я братски сопряжён;
в былинке малой Ты блеснёшь росою,
в великом Ты величьем отражён.
Волшебных сил движенье без оглядки,
идущее дорогою вещей:
растёт в корнях, в стволе играет
в прятки,
и воскресает в зелени ветвей.
(Перевод Т. И. Сильман.)

Каждое слово здесь выговаривается с осторожностью и с усилием, а слова часто берутся из абстрактно-философского словаря (перевод эту особенность сглаживает: так, у Рильке нет никакой «былинки», но есть противопоставление «малого» «великому»), Густая вязь звуковых повторов (в переводе тоже слышная, хотя и ослабленная: «идущее дорогою вещей» — «daβ sie so dienend durch die Dinge gehn») как будто служит той первоосновой, из которой на наших глазах прорастает каждое отдельное слово.

Г. Фогелер. Обложка книги Р. М. Рильке «Три святых королевы». Издание 1900 г. Лейпциг
Г. Фогелер. Обложка книги Р. М. Рильке «Три святых королевы». Издание 1900 г. Лейпциг

Одновременно с «Часословом» создавалась (а вышла даже раньше, в 1902 г.) «Книга образов». Она более традиционна по своему поэтическому языку, что обеспечило ей и больший успех у публики.

И если я от книги подыму
Глаза и за окно уставлюсь взглядом,
Как будет близко всё, как станет рядом,
Сродни и впору сердцу моему!
Но надо глубже вжиться в полутьму
И глаз приноровить к ночным громадам,
И я увижу, что земле мала
Околица, она переросла
Себя и стала больше небосвода,
А крайняя звезда в конце села
Как свет в последнем домике прихода.

«За книгой» (перевод Б. Л. Пастернака)

Обложка первого издания сборника стихотворений Р. М. Рильке «Книга образов». 1902 г.
Обложка первого издания сборника стихотворений Р. М. Рильке «Книга образов». 1902 г.

«Часослов» и «Книгу образов» создал большой поэт. Когда вышел сборник «Новые стихотворения» (1907—1908 гг.), стало ясно, что это поэт великий.

Стихотворения действительно были новыми — и для самого Рильке, и для немецкой поэзии вообще. Созерцательность, во многом определявшая интонацию «Часослова», переросла в самоотрешённость: личные эмоции в «Новые стихотворения» не допускаются вовсе. Рильке поставил себе задачу превратить стихотворение в вещь, равную другим вещам в своей отдельности, «самости» и «плотности». Многие из этих стихов — описательные. В них сделана попытка перенести в слова уже существующее во плоти — перенести целиком, без остатка, как, например, в «Испанской танцовщице»:

И вдруг она, зажав огонь в горстях,
Его о землю разбивает в прах
Высокомерно, плавно, величаво.
А пламя в бешенстве перед расправой
Поёт, и не сдаётся, и грозит.
Но точно, и отточенно, и чётко,
Чеканя каждый жест, она разит
Огонь своей отчётливой чечёткой.
(Перевод К. П. Богатырёва.)

В двух «Реквиемах», созданных в 1908 г., в поэзию Рильке возвращается собственно лирическое начало, т. е. речь о себе, о своих мыслях и чувствах. Первый написан на смерть молодой художницы, дружившей с женой Рильке. В этой поминальной поэме сконцентрированы темы, над которыми поэт размышлял давно — темы женщины и смерти. Обе они тесно связаны с главной для Рильке темой творца и творчества. Бога Рильке всегда понимал именно как Творца (а не как Спасителя, например), так что творец-поэт причастен Его делу. Женщина тоже творящая: она порождает любовь и рожает детей. Женщина-художник — творец вдвойне. А смерть в понимании Рильке — просто «другая, невидимая и не освещённая нами сторона жизни»: круговое братство бытия, служившее темой «Часослова» и «Новых стихотворений», включает в себя и умерших. Поэтому для Рильке так важна идея «собственной смерти», логично и естественно вытекающей из жизни и её завершающей. В чём-то смерть даже ближе к сердцевине бытия:

Есть между жизнью и большой работой
старинная какая-то вражда.
Так вот: найти её и дать ей имя
и помоги мне. Не ходи назад.
Будь между мёртвых. Мёртвые
не праздны...
(Перевод Б. Л. Пастернака.)

К. Мозер. Иллюстрация к стихам Р. М. Рильке. 1901 г.
К. Мозер. Иллюстрация к стихам Р. М. Рильке. 1901 г.

Второй «Реквием» посвящён молодому поэту, покончившему с собой, и тоже говорит об отношениях жизни, смерти и творчества. Особенно знаменит его афористичный последний стих: «Не победить, но выстоять: всё в этом».

В тот же период творческого подъёма написана и главная из прозаических вещей Рильке — лирический и во многом автобиографический роман «Записки Мальте Лауридса Бригге» (19Юг.). Даже для прозы начала века, в которой лирические отступления часто заставляли потесниться повествовательный сюжет, построение его необычно. Событийная канва размыта до крайности, пересказу роман почти не поддаётся. Воспоминания мешаются с событиями, сюжетные линии переплетаются, почти не пересекаясь.

Обложка книги Р. М. Рильке «Реквиемы»
Обложка книги Р. М. Рильке «Реквиемы»

Тема романа — судьба живущего в Париже молодого датского поэта (кроме собственных воспоминаний Рильке подарил ему и некоторые черты датского философа Сёрена Кьеркегора). В судьбе Мальте жизнь оказалась сильнее художника — он не смог снести её испытаний. Рильке говорил, что, описывая отчаяние своего героя, он таким образом отводил его от себя.

Боль, которую испытал поэт с началом Первой мировой войны, была двойной: ведь на одной стороне оказались Австрия (родная земля) и Германия (родная культура), на другой — любимые Россия и Франция. В первые месяцы войны Рильке написал торжественно-величавый цикл «Пять песнопений». Но в отличие от большинства поэтов, охваченных патриотическим порывом, он прославлял не борьбу и не победу, но страдание и долг:

Внезапно взошло то, что было
засеяно густо здесь средь мирных полей,
от страшных деяний.
Вчера ещё малое, пищу нашло оно,
и вот уже в рост человека
высится здесь, завтра же —
перерастёт человека с лихвой.
(Перевод Н. Ф. Болдырева.)

Г. Фогелер. Ожидание. 1912 г.
Г. Фогелер. Ожидание. 1912 г.

Затяжной период почти полного молчания (писал Рильке довольно много, но, кроме переводов, ничего не печатал) закончился лишь в 1922 г. Тогда за несколько месяцев появляются два поэтических шедевра — сборники «Дуинские элегии» и «Сонеты к Орфею». И это опять — уже в который раз! — оказался совсем новый Рильке.

Первые две «дуинские элегии» были написаны ещё в 1912 г., когда Рильке жил в замке Дуино на Адриатике, принадлежащем княгине Марии фон Турн-унд-Таксис Гогенлоэ, большому другу поэта. Но пришедший тогда к поэту новый голос (первые строки Элегии первой Рильке услышал в шуме ветра) вскоре сорвался. Теперь Рильке вернулся к этому циклу: элегий стало десять.

«Дуинские элегии» — одно из самых глубоких и сложных произведений литературы XX в., толковать и понимать их непросто. Рильке создаёт своего рода мифологию: такую картину мира, где «нет ни этого, ни того света, но лишь одно огромное единство, в котором пребывают стоящие над нами существа, „ангелы"». И об этом единстве свидетельствует всё, что связано с глубинными человеческими переживаниями и вообще с человеческой жизнью, какой она была на протяжении веков: одиночество, творчество, любовь, смерть и рождение, тепло человеческих рук, вещи, сделанные этими руками, даже горе:

Чтобы однажды я, на исходе
жестокого знанья,
славу запел и осанну ангелам
благосклонным.
……………………………………………………………………
О как тогда рад я вам буду, ночи горькие.
Что же я раньше пред вами,
безутешные сёстры,
не преклонял колен; простоволосые,
что ж я
раньше-то в вас не укрылся.
Ах мы, растратчики горя.

Элегия десятая (перевод А. В. Карельского)

Рукопись стихотворения из книги «Сонеты к Орфею»
Рукопись стихотворения из книги «Сонеты к Орфею»

«Сонеты к Орфею» посвящены памяти знакомой Рильке, талантливой девушки, умершей в девятнадцать лет. Мы опять в кругу главных рильковских тем: женщина, творчество, бытие, смерть. Образ Орфея — певца, которому была дана власть гармонией песни вызывать гармонию в мире и который спускался в ад за своей возлюбленной, — собрал эти темы воедино.

Уйдёшь, придёшь и дорисуешь танец,
чертёж среди созвездий обретя,
в чём превосходит смертный
чужестранец
угрюмую природу; ты, дитя,
ты помнишь, как она заволновалась,
услышав невзначай: поёт Орфей,
и дерево с тобой соревновалось,
подсказывая трепетом ветвей,
откуда доносился этот звук;
так ты узнала место, где звучала
и возносилась лира, средоточье
неслыханное. Шаг твой — полномочье
прекрасного, и ты уже сначала
поверила: придёт на праздник друг.
(Перевод В. Б. Микушевича.)

Последний год жизни Рильке был вновь окрашен раздумьями и воспоминаниями о России. Это год напряжённой и взволнованной переписки трёх великих поэтов: Рильке, Марины Цветаевой и Бориса Пастернака. Цветаевой Рильке посвятил большое стихотворение, воскрешающее интонации «Дуинских элегий»:

Волны, Марина, мы море! Глубины,
Марина, мы небо.
Мы — земля, Марина, мы
тысячекратно весна.
Песня, как жаворонков, нас
в невидимое извергает.
Мы начинаем восторгам,
и нас превышает восторг...

«Элегия» (перевод В. Б. Микушевича)

А когда Рильке умер в канун Нового года, Цветаева, помня о единстве того и этого света, адресовала ему поэму «Новогоднее» — быть может, лучшее её творение:

С Новым годам — светом —
краем — кровом!
Первое письмо тебе на новом

Недоразумение, что злачном —
(Злачном — жвачном) месте
зычном, месте звучном,
Как Эолова пустая башня...




Поделиться ссылкой