Уже почти 200 лет натуры романтичного склада превозносят «Братство прерафаэлитов» — молодых художников середины критичного XIX в., студентов лондонской Королевской академии художеств.
Объединилось «Братство прерафаэлитов» вокруг посыла, что это именно он, Рафаэль Санти, виноват в том, что современная живопись не блещет совершенством, в академии скучно и идеал недостижим. Таких бесподобных лиц, грациозных поз в жизни не бывает. Сами новаторы: поэты, живописцы, художественные критики — Данте Габриэль Россетти, Уильям Холман Хант, Джон Эверетт Милле, Мэдокс Браун, Эдвард Бёрн-Джонс, Уильям Моррис, Артур Хьюз, Уолтер Крейн, Джон Уильям Уотерхаус — любили художников, что творили до Рафаэля и прочих титанов
Возрождения. Среди них нежнейший Перуджино, ангельский Фра Анжелико, тончайший Джованни Беллини — живописцы, в картинах которых первые достижения эпохи Возрождения мягко переплетались с отголосками возвышенной готики.
Выхолощенные нормативы академической живописи раздражали прерафаэлитов. Они предпочитали звонкие цвета и ювелирную детализацию изображений. Чтобы добиться эффекта, схожего с полотнами кумиров, поверх белил, покрывающих грунт, они писали легкими, сильно разбавленными красками. Этот прием оказался удачным: работы прерафаэлитов сохранили оригинальный яркий колорит. Кстати, именно эти юноши одними из первых начали использовать модную тогда фотографию как промежуточный этап, подготовку к созданию картины.
Прерафаэлиты увлекались страстными романами Вальтера Скотта, представляли себе деятелей истории персонажами трагедий Шекспира и презирали плоды промышленной революции, современниками которой им выпало родиться. С всевозможным тщанием они копировали старинные костюмы и оригинальные интерьеры былых эпох, старательно воссоздавали элементы пейзажей для фонов (зачастую именно с них и начиная создание картины). Разумеется, это не могло не сказаться на результатах: ювелирно прорисованная фоновая часть делала менее важными в глазах зрителя центральные фигуры.
И в истории, и в мифологии прерафаэлиты ценили в первую очередь занимательность рассказа, забывая о мистической составляющей любой легенды. Точно подмеченные жанровые сценки из повседневной жизни трактовались ими либо как библейские (изображение мальчика, оцарапавшегося гвоздем в столярной мастерской, отсылало к Христу), либо как демонстрация морально-этических противоречий современного им общества.
Работы Рафаэля Санти, живописца и архитектора эпохи Высокого Возрождения, и в самом деле почти непереносимо сдержанны и гармоничны. Тихая прелесть хрупких большеглазых мадонн, смертельно ранящая взор роскошь пурпура на пронзительно-зеленом в портрете папы Юлия II, философские размышления уморительно-забавных ангелочков «Сикстинской Мадонны» — как устоять перед таким очарованием?
Прерафаэлиты, кроме занятий живописью и графикой, с упоением писали стихи, возрождали традиционные ремесла и прославляли оригинальность сделанных вручную бытовых вещей в противовес бездушному однообразию фабричных изделий. Так, Данте Габриэль Россетти создал вокруг себя в быту изысканную атмосферу старинной роскоши, где прекрасным был заполнен каждый сантиметр пространства. Антикварная мебель, подлинный китайский фарфор, восточные ковры и индийские ткани окружали предводителя «Братства прерафаэлитов». В саду у него ухали совы, в вольерах обитали вомбаты, по двору бродили павлины. В пристройке одно время обитал бык, чьи глаза напоминали Россетти пылающие страстью глаза его возлюбленной.
С возрастом романтический интерес прерафаэлитов к возвышенному сменился увлечением живописью мастеров позднейшего периода, яркой, чувственной, брутально-тяжеловатой, — мальчики повзрослели.