Долг в философии
Вы — участник Сопротивления в оккупированной нацистами Франции, и вас только что поймало гестапо. Допрашивающий вас офицер собрал десять детишек из вашей деревни и угрожает их расстрелять, если вы не согласитесь найти и убить двух товарищей по Сопротивлению. Вы уверены, что офицер приведет свою угрозу в исполнение.
Что делать в такой жуткой ситуации? В философии существуют два прямо противоположных подхода к таким дилеммам. Одни философы считают, что следует оценить возможные последствия каждого из действий: если вы согласитесь, двое членов Сопротивления умрут; если не согласитесь, погибнут десять детей. Важны последствия ваших действий, то есть при прочих равных следует согласиться с требованиями офицера. Другие понимают, что в случае согласия стрелять в бывших товарищей придется лично вам. Убийство аморально — для вас лично, — а значит, следует отказаться, несмотря на последствия.
В реальной жизни дилеммы редко оказываются столь очевидными, простыми или драматичными. Почти всегда существует иной, более благоприятный выход из положения (впрочем, если бы офицер гестапо действительно дал вам оружие, вы, возможно, предпочли бы застрелиться — или, вероятнее, пристрелили гестаповца). Описанный сценарий, конечно, драматичен, но ничего принципиально невозможного в нем нет, и он прекрасно иллюстрирует некоторые философские проблемы, которые в более ординарных обстоятельствах были бы не столь очевидны. Основной вопрос здесь заключается в определении понятия долга. В любом случае чьи-то права будут ущемлены, перед всеми заинтересованными сторонами у вас есть обязательства и ваше собственное чувство сталкивается с непреодолимым противоречием. Как принять решение?
"Долг — главное слово в нашем языке. Всегда выполняй свой долг. Больше сделать невозможно, а меньше — непозволительно" Роберт Э. Ли, XIX век (приписывается)
Долг перед Господом
Долг — это обязательства, которые человек принимает на себя относительно добровольно, в силу своего общественного положения, или в соответствии с обычаем или законом. Для большей части человечества на протяжении большей части истории верховной властью была власть Божественная. Законы, представленные в виде священных текстов и толкуемые священнослужителями, выражают желания Бога или божеств, и долг человека — исполнять эти желания, соблюдая определенный кодекс поведения и осуществляя различные действия, например жертвоприношения Богу/богам. В иудео-христианской традиции таким кодексом поведения стали Десять заповедей — Божественные установления, обязывающие человечество соблюдать определенные правила: не убивать, не возжелать жены ближнего своего и т. д.
На протяжении многих веков Божественная власть была главным «источником» долга, и, опираясь на нее, земные «представители» Всевышнего могли править, не задумываясь о желаниях своих подданных. Королевские династии, в том числе Стюарты в Англии и Бурбоны во Франции, считали, что обладают богоданным правом на власть, и требовали от своих подданных безоговорочного подчинения и верности. Революции XVII–XVIII веков разрушили абсолютизм и создали конституционную форму правления, которая предполагала взаимное разделение прав и обязанностей между монархами и подданными.
Кант о долге
В философии самый значительный вклад в развитие идеи долга внес немецкий философ XVIII века Иммануил Кант. У Канта действия не имеют моральной ценности и не являются нравственными, если они мотивированы сочувствием, дружбой или желанием добиться определенной цели. Безусловно добродетельными могут считаться лишь действия, совершенные из чувства долга, — долга подчиняться моральным законам, установленным разумом. Побуждения, вызванные эмоциями, он называет «гипотетическим императивом»: если вас не интересует конечный результат, вы не обязаны подчиняться приказам. Моральный закон, напротив, имеет форму «категорического императива»: приказ, подчиняться которому необходимо всегда и без всяких условий, — это абсолютное правило, одинаковое для всех разумных существ.
"Долга не существует без веры" Бенджамин Дизраэли, 1847
Гениальность этической системы Канта — в переходе от чисто логической структуры категорического императива к моральному содержанию: он сумел объяснить, как «чистый разум», освобожденный от пристрастий и устремлений, может направлять и определять поведение индивида. Он нашел ответ в ценности морали самой по себе — ценности, основанной на «едином высшем моральном принципе»: свободе воли, подчиняющейся законам, которые она налагает сама на себя. Высший смысл независимой, свободной воли личности отражает великая формула категорического императива:
Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, но никогда не относился бы к нему только как к средству.
Признав бесспорную ценность своей собственной свободной воли, необходимо распространить уважение на других. Нельзя обращаться с другими людьми как со средством достижения своих целей, поэтому эгоистические принципы (максимы) противоречат категорическому императиву и не могут считаться законами морали. В сущности, здесь идет речь о признании основных естественных прав человека, которые ни при каких обстоятельствах не могут быть попраны; и, следовательно, существует долг, который должен быть исполнен во что бы то ни стало.
Действие, бездействие и двойной эффект
Рассмотрим описанный в начале главы случай с офицером гестапо и французским Сопротивлением. Предположим, вы считаете своим абсолютным моральным долгом не убивать, даже если в результате вашего бездействия погибнет больше людей. В таком случае вы обязаны объяснить, почему так важно, что именно вы совершаете или не совершаете убийство. Обычно считается, что способствовать гибели людей значительно хуже, чем позволить им погибнуть, бездействуя. Но решение не действовать ничем не отличается от решения действовать; и «ничего не делать» в моральном отношении вовсе не то же самое, что «не делать ничего плохого». Позволить ребенку умереть от голода ничуть не более морально, чем утопить его. На практике проблема соотношения действия и бездействия имеет большое значение в дебатах о правомерности эвтаназии — довольно сложно доказать значимое с точки зрения морали различие между смертельной инъекцией (действие) и отсутствием лечения (бездействие).
Чтобы как-то решить вопрос о разнице между действием и бездействием, часто привлекают принцип двойного эффекта, который поднимает вопрос различения действий, результаты которых были либо запланированы, либо всего лишь предполагались. Поступок, у которого есть и положительные и отрицательные последствия, может быть оправдан с точки зрения морали, если положительные последствия были его целью, а отрицательные были предвидены, но целью не являлись. Например, известно, что обезболивающее может ускорить смерть неизлечимо больного пациента. Но если, вводя его пациенту, врач не ставил себе целью убить больного, а хотел лишь облегчить его страдания, его действия могут быть морально оправданы. А вот всегда ли различие между намерением и предвидением настолько существенно, чтобы оправдать поступок, — вопрос весьма спорный.