Философия консерватизма
«Наука управления, практически уже сама по себе и предназначенная для решения таких же практических проблем, — проблем, которые требуют опыта, причем такого, который ни один человек не смог бы приобрести за всю жизнь, каким бы прозорливым и наблюдательным ни был, — эта наука с необычайной осторожностью подходит к вопросу разрушения системы взглядов, сносно отвечавшей в течение веков общим целям человечества, не имея перед собой моделей, одобренных общественностью».
В работе «Размышления о революции во Франции» 1790 года ирландский политик и писатель Эдмунд Берк высказывался в поддержку системы политических взглядов, ставящей превыше всего (как позже сказал Вордсворт) «институты и законы, освященные временем» и «жизненную силу общественных связей, сформированных обычаем». Предпочтение практического опыта теории; отказ от изменений ради изменения; нежелание рисковать тем, что и так работает, ради возможного улучшения — за следующие два века на основе этих идей сформируется одна из главных политических идеологий — консерватизм. Если не сломано…
Если не сломано…
Базовую — и по-человечески очень понятную — предпосылку консервативного мышления удачно передает максима, приписываемая обычно английскому государственному деятелю XVII века виконту Фолкленду: «Если нет необходимости изменить нечто, его необходимо не менять». Перемены, ужаснувшие Берка, — это Великая французская революция. В 1790 году, еще до того, как революция потонула в крови, Берк обратил внимание на идеологический задор революционеров — их страсть вдохновлялась в основном абстрактными размышлениями философов Просвещения — и предсказал грядущие ужасы. Идеализм, бездумная ненависть к прежним устоям — все во Французской революции вызывало у консервативного Берка отвращение.
Консерватизм в целом по сути реакционен. Политические взгляды Берка вдохновили консерваторов следующих поколений, противостоявших любым изменениям, нарушающим status quo. Волны либеральных реформ и социальных потрясений сменяли друг друга весь XIX век и были главным источником недовольства консерваторов. Некоторые из проблем — в частности, вопрос о всеобщем избирательном праве — не утратили актуальности и в XX столетии, но энергия консерваторов в это время уходила в основном на борьбу с угрозой социализма и, позже, коммунизма.
Демократия мертвецов
Традиция — это «демократия мертвецов», иронизировал Г. К. Честертон. Она требует «предоставить право голоса самому угнетенному классу в обществе — нашим предкам». Консервативные традиционалисты не готовы «ущемлять права человека из-за такой случайности, как смерть». Берк считал совокупную мудрость традиций, обычаев, формирующих культуру в целом, драгоценным фондом. Соглашаясь с Гоббсом и Руссо в том, что государство существует благодаря «общественному договору», он в отличие от титанов Просвещения был убежден: соблюдение договора обеспечивает вовсе не страх перед абсолютной властью государства, но «гармоничное сотрудничество не только ныне живущих, но живущих, умерших и тех, кому еще только предстоит родиться». Общественный прогресс направляется коллективной мудростью поколений, неизбежно превосходящей интеллект любого человека и требующей некоторой сдержанности в реформах. Как позже заметил Гладстон, консерваторы (в отличие от либералов) разделяют «недоверие испуганного народа». Они склонны считать, что люди по природе своей эгоистичны и подлы, а политические и социальные институты, выдержавшие проверку временем, — «приятные иллюзии, которые делают власть мягкой, а подчинение ей — свободным» — сдерживают эти разрушительные наклонности.
Мудрость невежества
В 1861 году либерал Дж. С. Милль писал, что консерваторы «по природе своей глупейшая из партий». Комментарий не вполне справедливый, поскольку Милль имел в виду их склонность действовать вопреки собственным принципам, что свойственно и другим политическим партиям. Но в некотором смысле консерваторы и впрямь невежественны, чего сами и не стесняются. Как мудрость Сократа происходила из осознания того, как мало он знал, так и консерваторы скептически относятся к человеческому знанию в целом.
"Консервативный идеал свободы и прогресса — всем предоставляются равные возможности оставаться точно там, где они есть" Джеффри Мадан (1895–1947)
В широком смысле расчет на мудрость предков — вера в ценность опыта, испытанных и проверенных методов — естественным образом следует из сомнений в способности современных политиков предвидеть последствия своих действий. Если правительство недостаточно квалифицированно, если любая реформа может закончиться появлением новых проблем, лучшая политика — придерживаться проверенных методов и сузить масштаб реформ. Политика ограничения полномочий правительства, за которую выступают уже многие поколения консерваторов, закономерно следует из убеждения, что отдельные индивидуумы и местные органы власти способны принимать решения лучше, чем центральное правительство. С такой точки зрения задача центрального правительства — слуги народа, а не его хозяина — сводится к созданию основ законности и безопасности, которые обеспечивают гражданам и местным властям свободу и возможность принимать самостоятельные решения.
Пожалуй, самое очевидное отличие консерваторов от социалистов и либералов — их отношение к возможности перемен к лучшему. Планы глобальных изменений, призванные разом излечить все недуги общества, кажутся им «мимолетными фантазиями» (по выражению Берка) безответственных теоретиков. Консерваторы не верят в социальные панацеи, в отличие от либералов они сомневаются в способности человечества к самосовершенствованию. Такое отношение — циничное и пораженческое, с точки зрения оппонентов, — позволяет обвинять консерваторов в ненависти к прогрессу и пренебрежении достижениями человечества. В ответ консерваторы склонны вспоминать, как часто дорога в Ад бывает вымощена благими намерениями. Как писал Амброз Бирс в «Лексиконе циника» (1906), консерватор — это «деятель, влюбленный в существующие пагубы, в отличие от либерала, который стремится заменить их пагубами новыми».
Склонность к ностальгии
Вероятно, главная претензия к консерватизму — его реакционность. Консерватизм обвиняют в идеализации прошлого и нежелании адаптироваться к нуждам настоящего и будущего. Викторианский моралист Мэтью Арнольд, например, жаловался, что «принципы консерватизма… уничтожают то, что стремятся сохранить, поскольку не желают его ремонтировать». Отдельные консерваторы только усугубляют ситуацию, предаваясь умильно-ностальгическим воспоминаниям. Например, консервативный премьер-министр Джон Мэйджор в 1993 году разразился панегириком в адрес Британии – «страны темного пива, зеленых пригородов и старушек, спешащих в церковь на велосипедах рано поутру». Но настоящий консерватизм далек от противостояния любым реформам, о чем прямо заявлял и Берк: «Существуют альтернативы абсолютного разрушения или прозябания без всяких реформ… Установка на то, чтобы сохранить лучшее, и способность к усовершенствованию недостаточного, взятые вместе, — вот что определяет для меня государственного человека. Все остальное изначально пошло и сомнительно».
Политический хамелеон
Консерватизм — реакционная позиция, и его политика неизбежно определяется — до некоторой степени — тем, чему он противостоит. Поэтому спектр идей, которые можно считать консервативными, весьма широк. Сегодняшняя одержимость идеей свободного рынка ставила в тупик многих комментаторов, но неолиберальная политика эры Рейгана и Тэтчер, для которой свободный рынок был одним из главных приоритетов, наравне с сокращением государственного регулирования экономики и уменьшением госаппарата, является классически консервативным ответом на дорогостоящую социальную политику предыдущих правительств. Сочетание рейганомики (ограничивающей экономическую деятельность государства) с социальным консерватизмом (ограничивающим моральные обязательства государства) было типичной консервативной реакцией на появление молодежной контркультуры в 1960-х.