Принцы наказания
«Когда читаешь историю… становится тошно не от преступлений, совершенных уголовниками, а от наказаний, наложенных праведниками. Общество бесконечно больше развращается обыденностью наказаний, чем случайными преступлениями». Так, в свойственном ему изящном стиле, Оскар Уайльд под видом марксистских рассуждений об эстетике в эссе «Душа человека при социализме» (1891) сформулировал, возможно, главный социальный парадокс в отношении преступления и наказания. В определении вины и наложении кары государство переходит привычные этические границы и в некотором смысле уподобляется самому преступнику. И таким образом ставит под сомнение само понятие цивилизации.
Основной функцией цивилизованного общества является защита прав своих граждан: защита их от несправедливостей и всяческого вреда, защита их права выражать свое мнение, гарантия свободы слова и передвижения. Может ли такое общество намеренно причинять вред своим гражданам, исключать их из политического процесса, ограничивать их свободы? Ведь именно этим оно и занимается, волей-неволей наказывая граждан за нарушение им же установленных правил.
С философской точки зрения проблема наказания заключается в объяснении и оправдании государства, которое постепенно опускается до уровня преступника в попытках покарать его. Отвечая на эти вопросы, пенологисты обычно придерживаются одной из двух линий доказательств. Одни подчеркивают благотворные последствия наказания, то есть устрашение и сдерживание преступника, защиту общества от его действий. Другие утверждают, что наказание является благом само по себе — как форма воздаяния, как выражение общественного неодобрения, независимо от иных положительных аспектов.
По заслугам
Согласно распространенной точке зрения, люди должны получать то, что заслуживают: награду за достойное поведение, наказание — за недостойное. Представление о том, что преступники должны расплачиваться (потерей свободы) за проступки, не противоречит нашей интуиции. Иногда делают и следующий логический шаг — проступок нарушает существующее в обществе равновесие, и нарушитель должен его восстановить, «выплатив долг» государству. Гражданин обязан соблюдать установленные обществом правила и, нарушив их, оказывается у общества в долгу, а долги следует возвращать. Финансовую метафору можно продолжить: как размер выплаты зависит от размера кредита, так и тяжесть наказания должна соответствовать тяжести преступления.
"Если нарушитель закона не несет наказания, тот, кто его соблюдает, оказывается обманутым. Это, и только это является причиной, по которой преступник должен быть наказан: определить законопослушное поведение как достойное и полезное и поощрить соблюдение законов" Томас Шац, 1974
Идею о том, что «наказание должно соответствовать преступлению», отражает ветхозаветный принцип lex talionis — «око за око, зуб за зуб». В этом случае подразумевается, что не только тяжесть, но и сам характер наказания должен быть эквивалентным проступку. Например, сторонники смертной казни часто утверждают, что единственное достойное наказание за лишение жизни — ее утрата. Впрочем, в ситуации с иного рода преступлениями они менее настойчивы, и мало кто предлагает насиловать насильников (хотя на деле и такое случается). Библейское обоснование ретрибутивизма порождает и основную его проблему: lex talionis тесно связан с представлением о «мстительном Боге», и для того, чтобы оставаться на прочном моральном фундаменте, ретрибутивистам приходится быть осторожными, дабы не скатиться в банальное мщение. Некоторые преступления якобы «вопиют» о страшных карах, и наказание всего лишь отражает общественное негодование, но, по сути, это мало чем отличается от жажды возмездия, каковая, безусловно, не оправдывает расправы.
Необходимое зло
Представление о безусловном благе наказания отвергают те, кто озабочен социальными последствиями. Иеремия Бентам, философ XVIII века и создатель классического утилитаризма, считал наказание несомненным злом: «Все наказания несут в себе вред: все наказания по сути своей зло». С такой точки зрения наказание можно полагать в лучшем случае необходимым злом: наказание — зло, поскольку увеличивает количество несчастья в мире; но оправданно, поскольку пользы от него все же больше, чем вреда. Данную позицию не следует считать исключительно теоретической, ибо в высшей степени прагматичная Элизабет Фрай, инициатор тюремной реформы в XIX веке, заявила: «Наказание — это не месть, задача его — сократить преступность и изменить преступника к лучшему».
"Способствует ли пожизненное заключение безопасности общества? Никоим образом. Оно ожесточает сердца, и утрата жизни представляется людям благом" Элизабет Фрай, 1848
В случае серьезных правонарушений, когда под угрозой оказывается общественная безопасность, трудно оспаривать необходимость самого сурового поражения в правах. Убийца, сидящий в тюрьме, не совершит новых преступлений. Другое утилитарное оправдание необходимости наказания, устрашение, объяснить сложнее. Кажется странным утверждение, что кого-то следует наказать не столько за уже совершенное преступление, сколько для того, чтобы никто больше не осмелился на подобные поступки. Да и практическая польза такого подхода сомнительна — исследования показывают, что потенциальных преступников останавливает скорее страх быть пойманным, не зависящий от грядущего наказания.
Еще одна важная составляющая утилитаристского подхода к проблеме преступления и наказания — идея перевоспитания или реабилитации преступника. В этой идее есть своя привлекательность, по крайней мере, для либерально настроенных граждан: наказание как форма терапии, позволяющей перевоспитать преступника и сделать его полезным членом общества. Определенные стимулы для примерно ведущих себя заключенных, такие как условно-досрочное освобождение, являются практическими примерами подобного подхода, но в целом существуют серьезные сомнения относительно способности тюремной системы — по крайней мере, в ее современном виде — достичь такой благородной цели.
Не так уж сложно отыскать изъяны в утилитаристской теории наказаний: случаи, когда преступник не представляет опасности или не нуждается в исправлении или когда наказание вовсе не имеет устрашающего эффекта. Утилитаристы в ответ предлагают целый набор возможных положительных последствий наказания, не настаивая, впрочем, на их универсальности. Некоторые идут дальше и предлагают действительно смешанный подход, в котором остается место для элементов возмездия.
Смертная казнь
Сторонники смертной казни часто ссылаются на то, что по справедливости самые тяжелые преступления должны приводить к самому суровому наказанию. Упоминают и предполагаемые положительные последствия, такие как устрашение преступника и защита общества, но для большинства сторонников эти факторы не являются единственно важными: они считают, что казнь — это симметричный ответ, отражающий отвращение общества к такого рода преступлениям. Их оппоненты утверждают, что идея устрашения неубедительна, а пожизненное заключение преступника обеспечивает не меньшую защиту обществу, в то время как сама идея смертной казни унижает общество в целом. Сильнейший аргумент против смертной казни — уверенность в том, что невиновные уже пострадали прежде и в дальнейшем, вероятно, неизбежны подобные судебные ошибки, — сложно опровергнуть. Можно возразить, что некоторые преступники предпочли бы смерть жизни за решеткой, следовательно, им надо предоставить возможность выбора наказания. С другой стороны, если задача судебной системы состоит в том, чтобы налагать максимально суровое наказание на совершивших наиболее тяжкие преступления, этот аргумент можно использовать в пользу пожизненного заключения, продлевающего мучения.
