Утопия в философии
Австрийский философ Карл Поппер однажды заметил: «Попытка создать рай на земле неизбежно приводит к созданию преисподней». Со времен Платона не было недостатка в пророках, мистиках и сумасшедших, которые придумывали свои версии прекрасного нового мира, рождавшие надежды на лучшее будущее и демонстрировавшие бездну человеческой глупости. Эти картины рая на земле имели мало общего с действительностью, но те немногие, что были отчасти реализованы, подтверждали уверенность Поппера в способности человечества превращать свои мечты в кошмары.
Сегодня, называя идею «утопической», обычно подразумевают, что она практически нереализуема. Нечто подобное имел в виду и автор термина «утопия», английский ученый и государственный деятель сэр Томас Мор. В свое сочинение «Утопия», опубликованное в 1516 году, Мор включил небольшое вступление, согласно которому идеальное государство Утопия (от греческого «нигде») можно было бы смело назвать Эутопия («хорошее место»). Остров Мора — гуманистический рай, протокоммунистическое общество, где все общее и все живут в гармонии. Религиозная нетерпимость уничтожена, государство предоставляет всем гражданам образование, а золото не имеет ценности и используется лишь для производства ночных горшков.
Маргинальные голоса
Размышляя об идеальном государстве, Мор противопоставлял его политической картине современных ему европейских стран. В те времена движущей силой политики были в основном жадность и эгоизм. По примеру Мора многие более поздние авторы использовали образ утопии как инструмент критики общества своего времени — что позволяло избежать гнева сильных мира сего.
В постмарксистской работе «Идеология и утопия» (1929) венгерский социолог Карл Манхейм утверждает, что утопические идеи особенно привлекательны для групп, занимающих подчиненное положение в обществе. Их привлекает сама идея изменений, доминирующие же группы придерживаются идеологии преемственности и сохранения status quo. Иными словами, те, кто страдает от социальной несправедливости, готовы извлечь максимум пользы из социальных реформ. Утопические идеи часто активно продвигают маргинальные деятели, не влияющие на управление страной. Многие утописты считали источником всех зол имущественное неравенство — по их мнению, источник жадности, зависти и смятения в умах. Как и Мор, они видели решение проблемы в устранении неравенства и создании уравнительной коммунистической системы.
Надежда обращается в страх
Новый всплеск интереса к утопическим идеям, вызванный стремительным прогрессом науки и техники, произошел в XIX веке. Хотя в целом XIX век был эпохой оптимизма, а самым распространенным рецептом исцеления общества оставался социализм, философы предлагали широкий спектр самых разнообразных идей. Одну крайность представлял американский писатель Эдвард Беллами. Герой его романа «Взгляд назад» (1888) переносится в 2000 год и обнаруживает, что в мире царит равенство, общество больше не делится на классы, зато промышленность и бюрократия развиваются. Технократическая утопия Беллами привела в ужас английского писателя и политика-социалиста Уильяма Морриса. В своем романе «Вести ниоткуда» (1890) Моррис предложил прямо противоположный взгляд на будущее: мир абсолютного равенства мужчин и женщин, лишенный всякой промышленности.
"Без утопий прошлого люди все еще жили бы в пещерах, нагие и несчастные… Из благородных мечтаний рождается лучшая действительность. Утопия — это принцип любого прогресса, стремление к лучшему будущему" Анатоль Франс, около 1900
Уильям Моррис первым выразил беспокойство по поводу стремительного прогресса науки и технологий. В начале XX века эта тревога распространялась все шире. Викторианцы были полны надежды и создавали утопии абсолютного равенства, а встревоженные люди эпохи короля Эдуарда пугали утопиями элитизма и эксклюзивности. Для футуристов, как, например, Герберт Уэллс, целью было не создание мира, в котором людям жилось бы лучше, но создание людей, более достойных жизни в мире. Страх того, что достойные будут уничтожены «народом бездны» — растущим рабочим классом, — появился одновременно с рождением новой «науки», которая, казалось, предлагала готовое решение. Социальный дарвинизм (грубейшее извращение идей Дарвина) предполагал, что слабые и уязвимые должны быть уничтожены путем естественного отбора; их нужно оставить «как есть», без всякой поддержки со стороны более успешных членов общества, наблюдающих за ходом отбора со стороны. В то же время евгеника обещала улучшение самого человечества любыми средствами, вплоть до принудительной стерилизации.
"Разум человеческий весьма изобретателен, если нужно придумать кошмар, и только когда дело доходит до изобретения рая, мы показываем свою ограниченность" Ивлин Во, 1942
«Проблема с царствами небесными на земле в том, что они иногда могут появляться, и тогда их мошенническая сущность становится очевидной для всех». Это мрачное предсказание британского журналиста Малкольма Маггериджа подтвердилось уже после Первой мировой войны. Тевтонский кошмар нацистской Германии, с ее белокурыми бестиями в солдатских сапогах, продемонстрировал евгенику и социальный дарвинизм «во всей красе», а коммунистическая утопия Маркса и Энгельса обернулась ужасами ГУЛАГа в сталинской России и культурной революцией в маоистском Китае. Пожалуй, единственное позитивное наследие этих режимов — два величайших антиутопических романа XX века. В «Дивном новом мире» Олдоса Хаксли (1932) общественная стабильность достигается за счет массового оболванивания наркотиками и евгенической кастовой системы. В романе Джорджа Оруэлла «1984» (1949) автор находит, пожалуй, лучшую метафору тоталитарного общества — «сапог, топчущий лицо человека — вечно».
Стремление к лучшему будущему
Среди сегодняшних интеллектуалов утопизм не популярен. Утопии, литературные и не только, критикуют за статичность и безжизненность. В отличие от реального мира (и от своих мрачных двойников, антиутопий) утопии лишены страсти, конфликта, они остаются лишь мертвыми конструкциями, выдуманными политиками и экономистами. Утопии совершенны и потому скучны, а читателя интересуют как раз недостатки выдуманного мира. В XIX веке думали иначе. Тогда, в эпоху утопического оптимизма, поиск утопии казался ключом к прогрессу. Оскар Уайльд выразил эту жизнерадостную самоуверенность в эссе «Душа человека при социализме» (1891), называя социалистическое общество миром, где скука повседневной работы уничтожена технологией. «Не стоит и смотреть на карту, раз на ней не обозначена Утопия, — заявлял он. — Ибо это та страна, на берега которой всегда высаживается человечество. А высадившись, оно начинает осматриваться по сторонам и, увидя лучшую страну, снова поднимает паруса».
Железная рука Платона
Утопии существовали, пусть и под другими именами, задолго до Томаса Мора. Первой и самой важной была платоновская «республика», одно из самых отвратительных государств, выдуманных человечеством. Идеальное государство Платона чрезвычайно авторитарно, философская элита, обладающая подлинным знанием, правит непросвещенным большинством, суровая цензура предотвращает распространение нежелательных идей, а евгеническая политика позволяет размножение только «правильным» людям.
Диггеры
Социальные потрясения всегда плодят утопических реформистов. Такой эпохой перемен в европейской истории был период Гражданской войны в Англии. Среди тогдашних многочисленных радикальных групп одной из самых эксцентричных были диггеры, или истинные левеллеры. Их харизматичный лидер Джерард Уинстенли утверждал, что земля Божья — общее достояние, а институт собственности есть результат грехопадения. В апреле 1649 года, в порядке утверждения всеобщего права на землю, группа диггеров начала обрабатывать общинные земли в Сент-Джордж-Хилл, графство Суррей. Появилось и еще несколько колоний, но все они просуществовали недолго — с ними жестко разбирались и власти, и раздраженные местные жители.