Начало эпохи Чжоу
Эпоха Чжоу (1046—221 гг. до н. э.) занимает особое место в истории китайской цивилизации. И не только потому, что она самая протяжённая. В ходе относящихся к ней столетий в Древнем Китае произошли грандиозные изменения во всех сферах жизни общества. В процессе этих изменений сложились базовые для империи модель государственности, хозяйственно-экономический уклад, духовные традиции и ценности.
В соответствии с последовательностью историко-политических событий в этой эпохе различают два основных периода — Раннее (Западное) Чжоу (1046—770 гг. до н. э.) и Позднее (Восточное) Чжоу (770—221 гг. до н. э.).Во втором из них выделяют ещё два самостоятельных исторических отрезка — Вёсны и осени (Чуньцю; 770—475 гг. до н. э.) и Борющиеся (Сражающиеся, Воюющие) царства (Чжаньго; 475— 221 гг. до н. э.).
На рубеже эпох
О родословной чжоуского правящего дома и протоистории чжоусцев в древних книгах повествуется под робнее, чем о шанцах. Прародителем чжоусцев называют Хоу-цзи (Государь-просо). Рассказывается о том, как чжоусцы, первоначально обитавшие к северо-западу от Инь (местность Бинь на северо-западе центральной провинции Шэньси, около 100 км к северо-западу от города Сиань), подверглись набегам «варваров». Спасаясь, они переселились в другое место (район гор Цишань, юго-западная часть Шэньси, в 120—130 км к западу от Сианя). Там усердно занялись земледелием и постепенно приступили к строительству собственного государства. В самом конце XII в. до н. э. (по новейшим данным) его возглавлял правитель, обладавший необыкновенными мудростью и добродетелями. Он получил посмертный титул Просвещённый царь — Вэнь-ван (1099?—1050? гг. до н. э.). В глазах всех последующих мыслителей и историков Вэнь-ван воплощал собой образец идеального государя. Это принесло ему уважение не только среди собственных подданных, но и среди других народностей, находившихся в зависимости от иньского правящего режима. В «Исторических записках» сказано, что он «был неизменно милосерден, чтил старых, заботился о малых, уважал мудрых и склонялся перед ними. Целыми днями принимал служилых, не имея времени на еду, и поэтому служилые в большом числе шли под его руку...».
Во главе Иньского государства в то время стоял царь-тиран Чжоу-синь, который был средоточием зла, ужасных пороков. «Царь Чжоу, — пишет Сыма Цянь, — отличался красноречием, живостью и остротой ума, воспринимая всё быстро, а способностями и физической силой превосходил окружающих. Мог голыми руками бороться с дикими зверями... Бахвалился перед подданными своими способностями, славой вознося себя над Поднебесной (древнее самоназвание Китая. — Прим. ред.), считая всех остальных ниже себя. Любил вино, распутство и развлечения, питая пристрастие к женщинам... Пренебрежительно относился к духам усопших и небесным духам. Собирал большие увеселительные сборища в Шацю, вином наполнял пруды, развешивал туши, устраивая из них лес, заставлял мужчин и женщин нагими гоняться друг за другом и устраивал оргии на всю ночь. Народ роптал...»
Опасаясь роста политического авторитета Вэнь-вана и ненавидя его, Чжоу-синь повелел заточить праведника в темницу. Вэнь-вана спасли родственники и друзья, вызволившие его за огромный выкуп. Отпущенный на свободу, мудрец продолжил свои деяния на благо собственного государства. Он собирал вокруг себя всё новых соратников и бывших иньских вассалов, уже открыто переходивших на его сторону. Однако сам продолжал хранить верность присяге, данной его родом иньским царям, и воздерживался от выступления против Чжоу-синя. И это также неизменно ставилось ему в заслугу последующими поколениями. Миссию покарать Чжоу-синя и свергнуть «насквозь прогнившую» иньскую династию взял на себя лишь сын Вэнь-вана — У-ван (Воинственный царь; 1049? —1043 гг. до н. э.). После одержанной победы У-ван вернулся в родные места, избрав своей столицей отстроенный ещё Вэнь-ваном город Хао (на месте современного Сианя).
Итак, в эту эпоху первоочередное значение придавалось не только личным моральным качествам государя, но и его религиозным убеждениям и даже таким видам художественной (в нашем сегодняшнем понимании) деятельности, как музыкальное творчество. В целом же события, сопутствовавшие гибели Инь, китайские историки рассматривают как сугубо политическое противоборство между «хорошими» и «плохими» правителями, причём исходя преимущественно из моральных критериев. Никакие другие возможные причины случившегося не оговариваются.
Сам факт чжоуского завоевания и правдоподобность рассказа о том, как оно свершилось, не вызывали сомнений у современных историков. Однако по поводу происхождения чжоусцев высказывались различные гипотезы.
Одно время господствовала точка зрения, что чжоусцы были кочевниками, стремительно вторгнувшимися в бассейн Хуанхэ и разрушившими более развитую цивилизацию. Ныне частично признаётся верность письменных сведений о протоистории чжоусцев. Предполагается, что, исходно действительно бывшие кочевниками и принадлежавшие, видимо, к прототюркскому миру, чжоусцы проникли на территорию Китая приблизительно в первой половине иньской эпохи. Постепенно они перешли к оседлому образу жизни. С середины XIII в. до н. э. приступили к строительству собственной государственности, взяв за образец политический, административный и духовный опыт Инь. При этом сохранили элементы собственных культурных традиций, что позволило им не только сравняться с иньцами, но и превзойти их. Поэтому события XI в. до н. э. были скорее сменой правящих режимов, чем завоеванием. Но что же всё-таки случилось?
Экологическая катастрофа
К XIII—XII вв. до н. э. до Дальнего Востока дошла волна «малого ледникового периода» — глобального похолодания, начавшегося на рубеже II— I тысячелетий до н. э. Природные условия Центральной Китайской равнины менялись. Стало суше и значительно холоднее. Климатические изменения привели к засухам и наводнениям. Всё вместе повлекло решительные изменения флоры и фауны. В лесах перевелись влаго и теплолюбивые животные, озёра пересохли, просторные луга исчезли. Ещё недавно крестьяне собирали с одного поля по два урожая в год (просо и пшеница). Теперь следовали неурожайные годы, до десяти голодных лет на один удачный.
Губительные для сельского хозяйства последствия природных катаклизмов усугублялись другими факторами. На рубеже III—II тысячелетий до н. э. в Китае произошёл переход от мотыжного к пашенному подсечно-огневому земледелию. Данное событие совпадает с периодом формирования в Китае государственности. Потому логично предположить, что оно было вызвано как естественным прогрессом в технологии земледелия, так и возрастанием экономических нужд нарождающейся государственности. В качестве основного земледельческого орудия теперь использовалась соха. В неё впрягались не тягловые животные, а люди.
Дальнейшее усиление государственности сопровождалось разрастанием управленческих структур и вооружённых сил. Расходы казны увеличивались. Для их покрытия требовалось повышение производительности главной отрасли экономики — сельского хозяйства (в нём было занято подавляющее большинство населения). Но вместо совершенствования технологии земледелия шанцы шли по пути механического расширения сельскохозяйственных угодий. Они приступили к массовой вырубке лесов, при этом практически не занимались ни садоводством, ни скотоводством. Из-за неразвитости данных отраслей местные жители лишались определённого набора продуктов, страдал и весь природно-экологический комплекс.
Можно сравнить сложившееся в Китае положение с хозяйственными традициями Средиземноморья. Земледелие Эллады даже после повсеместного распространения там зерно-водства было ориентировано в основном на маслины и виноград, а производство — на оливковое масло и виноделие. К началу новой эры Италия представляла собой огромный сад, дополняемый пастбищами и полями злаковых. Иными словами, в Средиземноморье леса (естественный ландшафт) сводились не столько под пашню, сколько под пастбища, сады, рощи плодовых и технических культур, которые способны поддерживать само-регуляцию природных комплексов. Древнекитайское пашенное земледелие привело к распашке Лёссового плато до такой степени, что естественный ландшафт был почти полностью заменён сельскохозяйственными угодьями. Природные комплексы стали терять способность к саморегуляции, причем в самый уязвимый для себя момент.
Главная же опасность, поджидавшая аграрное население бассейна реки Хуанхэ, заключалась в подверженности лёссовых почв эрозии (размыв наиболее плодородных слоёв). Теперь к данным проблемам присоединились результаты человеческого вмешательства. Эрозии почв препятствуют не только лесные массивы, но и небольшие заросли деревьев, кустарников, а также травянистая растительность, находящаяся между пашнями, например на склонах холмов или оврагов. В Инь эти островки дикой природы уничтожались. Деревья и кустарники продолжали вырубаться ради новых клочков пахотных земель. Кое-где оставшаяся травянистая растительность пускалась на удобрение и топливо. В результате страна оказалась на грани страшного экологического кризиса.
Дань, собираемая с трудового населения, стремительно иссякала. Для пополнения казны власти вынуждены были увеличивать размеры поборов, и крестьянские общины, отдававшие последнее, с трудом сводили концы с концами. Лишней продукции для товарного обмена не оставалось. Хозяйства, специализировавшиеся на промыслах, и региональные ремесленные центры лишались источников продовольствия. Материальное обеспечение казённых ремесленников, низового чиновничества и, что самое опасное, армии ухудшалось. Можно не сомневаться, что государство прибегало и к карательным мерам, насильно отнимая у населения причитавшуюся дань. Не воспоминания ли о таком насилии отразились в рассказе о богатырской удали, своеволии и свирепости Чжоусиня? Но сами карательные акции требовали дополнительных расходов и служили лишним поводом для проклятий в адрес правящего дома и царя.
Внутренние политические и экономические сложности усугублялись внешними угрозами. На глазах слабеющее государство сделалось заманчивой добычей для соседей. И похоже, что шанцы терпели в битвах одно поражение за другим.
Нужно учитывать особенности иньской картины мира. Беды, обрушившиеся на страну, воспринимались не только как результат «неправедного правления» властей. В них видели и знак того, что царствующая династия прогневала высшие силы, лишилась их покровительства. В последние годы правления Чжоусиня произошло зловещее «небесное явление». Оно потрясло шанцев и уверило их в неизбежности грядущей катастрофы. Этим «знамением» было чрезвычайно редкое астрономическое событие — «парад планет», состоявшийся, по расчётам современных специалистов, в конце мая 1059 г. до н. э.
Нельзя не удивляться историческому чутью Сыма Цяня, позволившему ему так точно передать массовый психологический настрой шанцев. Народ роптал, вассалы и «служилые» толпами бежали к чжоусцам, иньские солдаты отказывались воевать и переходили на сторону врага. Чжоусцы сумели разобраться в этих настроениях и использовать те же религиозно-идеологические факторы в своих целях.