К середине XIX века в живописи Англии господствовала академическая школа. Технически грамотные, но суховатые работы членов Королевской академии художеств хорошо смотрелись на стенах буржуазных гостиных, но в художественном сообществе постепенно зрела необходимость перемен. Настоящей отдушиной для всех, кто мечтал о чем-то новом, ярком и необычном, стали работы прерафаэлитов.
В 1849 году английской публике были представлены три полотна, резко отличавшиеся от привычных «академических» произведений своими яркими свежими красками, нестандартной композицией, множеством символических деталей. Это были картины «Риенци» (иллюстрация к модному тогда роману Бульвер-Литтона), «Изабелла» (картина представляла эпизод поэмы Джона Китса) и «Юность Девы Марии». Все три картины объединяла подпись — английские буквы «PRB». Почтенная публика терялась в догадках…
Тайна монограммы, однако, просуществовала недолго: вскоре все узнали о существовании нового творческого объединения художников — «Братства прерафаэлитов» (от лат. рrае — перед, впереди и имени «Рафаэль»). Этим названием живописцы, основавшие «Братство», — Уильям Холмен Хант (1827–1910), Данте Габриэль Россетти (1828–1882) и Джон Эверетт Миллес (1829–1896) — хотели подчеркнуть, что считают себя наследниками искусства художников раннего Возрождения, творивших до Рафаэля: Перуджино, Фра Анджелико, Джованни Беллини.
«Нам было нужно новое и более смелое английское искусство, которое заставило бы людей размышлять». У. Хант
С категоричностью, свойственной юности, прерафаэлиты утверждали, что английскому изобразительному искусству приходит конец, что академическое художественное образование на корню губит новые таланты, а вкусы публики безнадежно испорчены скучными и однообразными произведениями заслуженных «старичков». Возродить английскую живопись, по их мнению, могло только одно — возвращение к простоте, свежести и искренности раннего Ренессанса.
Интересно, что самого Рафаэля молодые бунтари причисляли к «академикам» и равняться на него не желали.
Прерафаэлиты полностью отвергли все привычные методы работы. Они писали только с натуры, в качестве моделей часто выбирали друзей и родственников или приглашали людей в буквальном смысле с улицы. Например, на картине «Юность Девы Марии» изображены мать и сестра художника Данте Россетти, а для знаменитой «Леди Лилит» ему позировала малограмотная Фанни Корнфорт.
В искусстве Средневековья и Раннего Возрождения молодых художников привлекало то, чего, по их мнению, не хватало современной английской живописи, — простота, искренность и подлинное религиозное чувство.
Члены «Братства» буквально жили в мире своих образов и вполне могли бы согласиться со словами поэта Джона Китса: «Красота есть единственная истина».
Члены «Братства» не избегали евангельских сюжетов, однако больше внимания уделяли не исторической точности, а философским подтекстам и ассоциациям. Их картины отличаются множеством смыслов, обилием значимых деталей, которые открываются зрителю постепенно. Так, собака напоминает о верности, плакучая ива — символ отвергнутой любви, плющ — знак бессмертия и вечного возрождения.
Одним из любимых жанров прерафаэлитов стали женские портреты, возвышенные, таинственные идеализированные. Темой картины часто становилось страдание от предательства или неразделенной любви.
«Золотоволосая муза» прерафаэлитов Элизабет Сиддал была простой продавщицей шляп, когда художник Уолтер Деверелл заметил ее утонченную красоту и пригласил девушку в качестве натурщицы. Миллес писал Элизабет в образе «Офелии», для чего заставил ее лежать в холодной ванне. Замуж, однако, Элизабет вышла за Россетти. Но их брак не был счастливым, а в 1862 году Сиддал умерла, приняв слишком большую дозу лауданума, прописанного ей врачами.
В память о жене Россетти изобразил ее в образе Беатриче из поэмы «Новая жизнь» Данте Алигьери.
«Под картиной я подразумеваю красивую романтическую мечту о том, чего никогда не было и никогда не будет… и что находится в таком месте, которое нельзя ни найти, ни вспомнить, а можно только лишь желать» (Э. Бёрн-Джонс)
Сначала публика отнеслась к творчеству молодых реформаторов с интересом, но позже их начали упрекать за слишком вольные трактовки религиозных сюжетов. Полотно Миллеса «Христос в родительском доме» (1850), например, превратилось в «Плотницкую мастерскую» только из-за того, что Святое Семейство изображено на нем в образе обычных людей. Королева Виктория потребовала доставить ей картину, чтобы убедиться, нет ли там богохульства, и хотя ничего крамольного в сюжете усмотреть не удалось, художник на всякий случай решил переименовать картину.
История прерафаэлитов еще раз подтвердила, что признания рядовых зрителей для славы недостаточно.
Неизвестно, как сложилась бы судьба «Братства», если бы на их сторону неожиданно не стал известный историк искусства Джон Рёскин. В своих статьях, написанных для популярной британской газеты «Таймс», Рёскин высоко оценил живопись прерафаэлитов и даже заявил, что их работы могут «лечь в основу художественной школы, более величественной, чем все, что знал мир предыдущие 300 лет». После этого молодым художникам открылся путь на престижные выставки, а их картины вошли в моду.
«Братство прерафаэлитов» распалось в 1853 году, но это не помешало каждому его члену стать самостоятельным и самобытным художником. Оценивая творчество прерафаэлитов в исторической перспективе, искусствоведы по сию пору спорят о том, насколько глубоко революционным его можно считать и не было ли оно слишком элитарным для своего времени. Так или иначе, почетное место в истории живописи прерафаэлиты занимают заслуженно. Их даже считают предшественниками символистов.
«Находить во всем… проявление вечного божественного новосозидания красоты и величия, показывать это немыслящим и незрячим — таково на - значение художника» (Д. Рёскин)