При попытке ответить на этот вопрос будет естественным предположить, что направление в искусстве, призванное отразить все то новое, что появилось вокруг, могло зародиться и сформироваться там, где перемены происходили наиболее быстрыми темпами, где жизнь менялась прямо на глазах.
Бесспорно, таким местом в Европе в середине позапрошлого столетия был Париж, который, стойко пережив многочисленные революции и войны, во времена Наполеона III кардинально был изменен своим знаменитым градоначальником бароном Османом. Население столицы увеличилось вдвое за 20 лет. Париж стал мегаполисом в современном значении слова. Это было бурное время метаморфоз, они не могли не повлиять на начинающих художников, которые хотели все это написать.
Итак, местом рождения стал Париж, а что же с датой? Казалось, импрессионизм готов вот-вот появиться на свет, но что-то или кто-то мешал этому, кто же мог влиять на взгляды и выбор художников? Что писать художникам и даже как писать, во Второй империи определял всесильный Салон — ежегодная выставка картин, которым заправляло могущественное Жюри, состоящее из дюжины академиков. Они придерживались весьма консервативных взглядов на сюжеты картин и на стилистику живописи, в тренде были такие мэтры как Вильям Бугро или, к примеру, Александр Кабанель, пленивший салонных посетителей 1863 г. своей томной «Венерой».
Этот год вообще стал особенным для становления новых веяний во французском искусстве, поскольку конфликт между Жюри Салона и художниками достиг особого драматизма, академики отвергли более двух тысяч картин, а без одобрения Жюри художники тех лет были обречены на очень сложную жизнь изгоев.
Вспыхнувший скандал обратил внимание двора, и император пошел на компромисс, отдав залы Дворца Промышленности под выставку художников, чьи работы не прошли суд Жюри.
Выставка получила имя «Салон отверженных», на ней были представлены публике многие шедевры, которые затем составят славу французского искусства, а пока их авторы переживали нелегкие времена непонимания и насмешек обывателей. Наибольшего «внимания» зрителей удостоились две работы — Джеймса Уистлера «Женщина в белом» и Эдуара Мане «Завтрак на траве», где авторы, очень далекие от академических правил, помимо непривычных и даже шокирующих образов, решали сложные формальные колористические задачи соотношения цветов и пленэрного освещения. Но пока публика считывала только сюжеты, осознание живописного новаторства молодых художников было делом будущего.
«Салон отверженных» 1863 г. явился вехой в художественной жизни Франции еще и по причине того, что он стал прецедентом для молодых альтернативных художников, которые теперь каждый год объединялись и выставляли свои работы на независимых от Салона и Жюри площадках, обретая все больше свободы. Через 10 лет этот процесс формирования и становления принесет свои плоды, которые будут предъявлены на суд публики в 1874 г. на выставке «Анонимного общества живописцев, скульпторов и граверов» в ателье фотографа Надара на Бульваре Капуцинок.
Если общество анонимное, то откуда же взялось название — импрессионисты. Интересно, что первым эту выставку на весь Париж прославил благодаря своей весьма (надо признать) остроумной статье человек, который меньше всего этого желал, но который по этой причине попал в историю мирового искусства. Ну, кто бы сейчас вспоминал журналиста и гравера Луи Леруа, сотрудника популярного журнала «Шаривари», известного своими карикатурами, если бы он не написал 25 апреля 1874 г. статью о выставке оппозиционных художников, придумав ей пророческое название «Выставка импрессионистов». Надо отдать должное автору разгромной статьи, он уловил главное — эти новые авторы действительно сделали главным предметом искусства свои личные переживания увиденного, они изображали свои впечатления (на французском — impression), а потому этот, поначалу странный для уха современников, термин — импрессионисты — закрепился и остался на века.
К 1874 г. группа живописцев в составе Ренуара, Моне, Сислея, Дега, Писсарро, Моризо — осознали общность своих задач и приемов, сначала их объединяли посещения мастерской старшего товарища Эдуара Мане на улице Батиньоль, затем шумные дискуссии и посиделки «батиньольцев», как их стали называть, в кафе Гербуа, где и пришла идея совместной выставки. Это был решительный, но обдуманный шаг, друзья-художники уже не были мечтательными максималистами, за плечами у них были годы обучения, сомнения и выбора, а затем и работы в своей собственной стилистике, несмотря на ее «неформатный» характер. Команда организаторов привлекла к участию еще более 20 авторов, среди которых были признанные мэтры Эжен Буден и Камиль Коро, а также добившиеся известности позже Арман Гииомен и Поль Сезанн. Когда встал вопрос о площадке, на помощь пришел знаменитый фотограф Надар, друг Эжена Делакруа и Шарля Бодлера, который предоставил «независимым» свою мастерскую без арендной платы, что для непризнанных авторов было немаловажным фактором. Ведь одной из существенных причин, подвигнувших наших героев на хлопотливое дело организации выставки, было привлечение внимания будущих покупателей и коллекционеров их картин, что в итоге им удалось при активном содействии их главного покровителя арт-дилера Поля Дюран-Рюэля. За месяц работы выставка приняла три с половиной тысячи человек и вызвала неоднозначную реакцию в прессе, скорее критическую, нежели одобрительную. На первой выставке можно было встретить несколько ставших впоследствии культовых работ, таких, как «Ложа» Ренуара или «Дом повешенного» Сезанна.
Нельзя сказать, что выставка «Анонимного общества» произвела фурор или культурную революцию, но она стала первой ласточкой и точкой отсчета теперь уже «легализованного» и даже получившего наименование нового направления в искусстве.
На поставленный в начале главы вопрос — когда и где появился импрессионизм? — можно вкратце ответить: в Париже в 60-е г. XIX в., но об этом долгое время знали только сами художники, остальные о новом явлении узнали весной 1874 г. после выставки в студии Надара.