Макс Фриш (1911—1991)

Макс Фриш начинал литературную деятельность с журналистики. В 1934 г. он опубликовал свой первый роман — «Юрг Рейнгарт». Однако затем решил стать архитектором. Закончив обучение, основал собственное архитектурное бюро в Цюрихе, построил бассейн, осматривать который возил Бертольта Брехта. Фриш окончательно посвятил себя литературе лишь со второй половины 50-х гг. Писатель подолгу жил в США, приезжал в Советскую Россию. Умер он в Цюрихе.

Макс Фриш
Макс Фриш

Широкую известность Фришу принёс роман «Штиллер» (1954 г.) — произведение необычное и по содержанию, и по форме. В пассажире поезда, пересёкшего швейцарскую границу, узнают цюрихского скульптора Анатоля Штиллера. Известно, что он долгие годы жил в Цюрихе и Париже, а потом исчез. Однако у пассажира американский паспорт на имя Джеймса Уайта, и он категорически отказывается признавать себя Штиллером. Помещённый в камеру предварительного заключения, герой начинает писать. Его записи — это воспоминания о прошлой жизни, о встречах с людьми, о браке (таким образом, о прошлом Штиллера читатель узнаёт «из вторых рук» — со слов Уайта). Надзирателю Кнобелю герой рассказывает о своей жизни в Америке — Джеймс Уайт предстаёт в этих рассказах злодеем - суперменом, имеющим на счету пять убийств.

Стены камеры, к которой приковано действие, раздвигаются воспоминаниями героя о необычайных приключениях, пережитых им во время скитаний по Новому Свету. Истории эти — правдивые и выдуманные — одинаково важны. Речь в них идёт о метаниях души, о почти истерической потребности человека вырваться из устоявшихся рамок собственной жизни и жизни общества. Герой стремится уйти от действительности, где людей приводят к стандартным ролям, как дроби приводят к общему знаменателю. Он пытается вернуть исходную свободу человека строить свою жизнь так, как ему хочется, — ведь если человек хоть в какой-то мере хозяин своей судьбы, должен же он располагать свободой выбора. Не случайно герой выбирает для себя фамилию Уайт (от англ, white — «белый») — чистый лист, на котором могут быть начертаны любые письмена.

В. Йонас. Иллюстрация к пьесе М. Фриша «Дон Жуан». 1960 г.
В. Йонас. Иллюстрация к пьесе М. Фриша «Дон Жуан». 1960 г.

Тема «Штиллера» была «сейсмографически» точным отражением не только швейцарской действительности. Спустя примерно полтора десятилетия на улицы городов Западной Европы и США вышли сотни тысяч студентов, внешне отнюдь не напоминавших героя Фриша, но одержимых тем же стремлением — «выскочить» из предписанного им образа, отмести общепринятые нормы — государственные, правовые, нравственные, эстетические.

С другой стороны, в «Штиллере», а затем в романе «Назову себя Гантенбайн» (19б4 г.) и во многих других произведениях писатель показал, что человек не может обрести своё настоящее «я» путём произвольного, анархического и в конечном счёте эгоцентричного бунта. Объявив себя Уайтом и уехав в Америку, Штиллер всё-таки не уходит от самого себя, не изменяет ни свою, ни чужую жизнь. Желая сохранить собственную свободу, он не признаёт того же права за другими, например за своей женой Юликой. Во второй части романа, когда по выходе Штиллера из тюрьмы супружеская пара соединилась, их совместная жизнь не задаётся, и Юлика умирает. Вряд ли счастлив и Штиллер. «Не знаю, кто же я. Может быть — никто», — говорит он ещё в тюрьме. Очевидно, для реализации личности нужны какие-то иные движения души, иные поступки.

М. Эрнст. Последний лес. 1960—1969 гг.
М. Эрнст. Последний лес. 1960—1969 гг.

Допустим, однако, что человеку дано изменяться бесконечно и совершенно свободно. На этом допущении и строится роман «Назову себя Гантенбайн». Фриш позволяет своему герою прожить сразу несколько жизней, ставит одновременно несколько опытов на одной и той же площадке. В романе отсутствует единое, последовательно развивающееся действие, нет постепенно раскрывающихся характеров. Автор занят другим. Некое условное лицо — рассказчик, ведущий повествование, придумывает себе, а заодно и персонажам, с которыми он порой сливается, возможные биографии и воплощения. Сюжет распадается на эпизоды, многим из них предпослан зачин: «Я представляю себе...». Введённые таким образом истории имеют по крайней мере по два варианта: налево пойдёшь — направо пойдёшь... Например, мужчина и женщина расстаются после проведённой вместе ночи. Дальше возможны два пути: герой уезжает и тем самым обрывает начатую историю, или же она становится его жизнью. Увидев на минуту кадр из собственной будущей жизни, человек поймёт: если у женщины, которая будет ждать его через много лет на аэродроме, чёрные волосы и серые глаза, значит, он тот, кто тогда от неё не уехал.

Фриш не даёт «досмотреть» судьбы своих героев до их естественного конца. Дело, полагает он, не столько в том, чем «всё кончится», сколько в сути человека. В поисках сути он свободно меняет истории персонажей, меняет, по собственному признанию, как платья.

А. Эберт. В кафе. 1961 г.
А. Эберт. В кафе. 1961 г.

В романе «Назову себя Гантенбайн» рассказано, например, об актрисе Лиле, женщине прелестной и беспорядочной. Но позже повествователь отказывается от прежнего намерения и делает Лилю итальянской графиней. Он меняет занятия Лили и её связи с людьми так же легко, как цвет её волос. Где же, когда и в каком случае Лиля больше всего она сама?

Блестящая находка автора — Гантенбайн начинает выдавать себя за слепого. «Слепой» великодушно не видит обмана, незаметно ведёт заброшенное домашнее хозяйство и подбирает потерянные женой вещи. Но тот же образ позволяет наметить и другой подход к проблеме: слепой — это тот, кто поневоле принимает людей такими, какими они хотят казаться, тот, перед кем легко играть любую роль. Неожиданным образом при этом правда и ложь в романе становятся трудно различимыми: «Он встретит господина, который только что говорил о свободе культуры, и спросит, находится ли также в зале другой господин, который играл столь же ведущую роль при Гитлере, и не увидит, что господин-то это тот самый».

Обложка пьесы M. Фриша «Биография». Издание 1968 г. Франкфурт-на-Майне
Обложка пьесы M. Фриша «Биография». Издание 1968 г. Франкфурт-на-Майне

Может быть, «слепота» для самого Гантенбайна — это шанс освободиться от ревности, подозрительности, эгоизма, развить лучшие стороны своей личности? Но если речь идёт о любви, то, как говорит сам рассказчик, «к чему притворство?». Ведь и силой любви, без оскорбительного розыгрыша, можно прощать, забывать себя и быть, несмотря ни на что, счастливым. Живёт и чувствует в романе актриса Лиля, лицедействует — Гантенбайн.

В существовании персонажей романа (как и в судьбе Анатоля Штиллера) много условного. Гантенбайн может стать, а может и не стать слепым; он любит, но иногда это вызывает сомнение. Прикрываясь своей «слепотой», герой может уклониться от исполнения долга... Постукивая палочкой, Гантенбайн появляется на заседании суда, где, как ему известно, только он может доказать невиновность обвиняемого: «слепой» видел его мирно кормящим лебедей в тот самый момент, когда совершилось убийство. Чтобы спасти человека, нужно выйти из роли и выполнить обязательства, которые диктуются нравственными нормами. Но Гантенбайн и тут неуловим. Всё с той же мягкой улыбкой, беспомощной улыбкой слепого, он покидает зал суда, не сказав правды. Так личность ли он?

М. Фриш и Б. Брехт
М. Фриш и Б. Брехт

Через четыре года после романа о Гантенбайне, в 1968 г., Фриш написал пьесу «Биография». Её герой — интеллигентый человек, учёный — получает возможность прожить свою жизнь по-новому и начать всё сначала, но оказывается не в силах преодолеть давление общественных и личных обстоятельств, как не в силах он разглядеть цель и смысл в привычном своём существовании. Что из того, что решающая ситуация повторится ещё раз? Структура личности уже отштампована. Что из того, что множества людей не коснулось испытание историей? Шаткость сознания человека нашего времени Фриш выявил точно. «Люди, — отмечает он в «Дневнике 1966—1971», — всегда надеются найти локальную, точную причину каждого происшествия. Они стремятся всё поставить в ряд и радуются достигнутой ясности». «Не потому ли, — спрашивает он в другом месте, — мы так любим рассуждать о фашизме в Германии и его причинах: немецкие „причины" не соответствуют нашим, и это успокаивает».




Поделиться ссылкой