Уильям Теккерей (1811—1863)
Когда Диккенсу понадобился художник, который продолжил бы серию рисунков о путешествии членов Пиквикского клуба, к нему пришел Уильям Мейкпис Теккерей и показал свои эскизы. Тогда он был начинающим графиком и ещё не думал о литературной деятельности. Впоследствии все книги Теккерея выходили с его собственными иллюстрациями, иной раз не менее выразительными, чем текст. Но для «Пиквикского клуба» Диккенс предпочёл другого рисовальщика. И был прав: слишком яркая индивидуальность Теккерея неизбежно заставила бы многое менять в характере повествования, разрушив его цельность.
Теккерей и сам соглашался, что из их сотрудничества ничего бы не вышло. «Диккенс не любит меня, — заметил как-то писатель. — Он знает, что мои книги — это протест против его книг». Отношения двух прославленных современников всегда были сложными. Однажды дело дошло даже до вызова на дуэль, которую едва удалось предотвратить. Но они по достоинству ценили друг друга. Теккерей неизменно отзывался о Диккенсе как о гении, а Диккенс после ранней смерти соперника написал прочувствованный некролог.
Спор писателей был чисто творческим, но принципиальным. Диккенсу хотелось верить в неотвратимое торжество добра, и он смягчал краски, чтобы картина не получилась слишком гнетущей. Теккерей же с самого начала заявил о себе как о «художнике реальной жизни». Диккенс тяготел к идеальному, Теккерей был неизменно скептичен. Он не верил, что можно, подобно Оливеру Твисту, остаться незапятнанным, пожив среди воров, и, явно пародируя роман Диккенса, написал повесть «Кэтрин» (1840 г.), в которой героиня, проделав тот же путь, что Оливер, становится убийцей. Он и дальше постоянно подтрунивал над Диккенсом, не признавая ни счастливых развязок несчастливых историй, ни ангелоподобных героинь, ни роковых злодеев.
Теккерей стремился обрисовать персонаж так, чтобы получился живой человек, а не бесплотная фикция, он верил, что «нет добродетели, есть только обстоятельства», которые выявляют в личности порой что-то величественное, порой — жалкое и смешное. Будучи человеком весьма консервативных взглядов, Теккерей осуждал мораль тех выскочек, холодных эгоистов и расчётливых дельцов, о которых ему так часто приходилось писать. Но его оценки не предшествуют поступкам героев, не становятся пружиной событий — он комментирует, но никогда не диктует.
Как истинный реалист, Теккерей знал, что у каждого персонажа есть собственная логика поведения, которую нельзя изменять прямым авторским вмешательством. Когда в журнале печатался роман «Ньюкомы» (1853—1855 гг.), читатели завалили автора письмами, умоляя поженить симпатичных героев, которым выпали тяжкие испытания, а он отвечал: «Это не в моей власти». И в романах, обращённых к прошлому, Теккерей старался оставаться столь же безупречно объективным. Он воссоздавал не только понятия и нравы описываемой эпохи, но и её язык.
Потом его станут называть «романистом воспоминаний», потому что нарисованные им образы далёкой эпохи так органичны и ярки, словно автор — её непосредственный свидетель. Именно к такому эффекту Теккерей и стремился. Издавая «Историю Генри Эсмонда» (1852 г.), он отыскал типографский шрифт, который использовали в начале XVIII в., когда происходит действие романа, а также давно вышедшую из употребления бумагу. У читателя возникало чувство, что это и впрямь исповедь полковника на службе королевы Анны, напечатанная при его жизни и отчего-то пролежавшая на складе полтора столетия.
Самый известный роман Теккерея по-русски называется «Ярмарка тщеславия» (1847—1848 гг.), хотя точнее было заглавие первого перевода (вышедшего почти одновременно с оригиналом) — «Базар житейской суеты». Оно отсылает к книге Джона Беньяна, религиозного автора, жившего в XVI в., «Путь паломника»: там, среди прочего, говорится, что через базар житейской суеты пролегает путь ко Граду Божьему.
У книги есть подзаголовок: «Роман без героя». Свою задачу автор видел не в том, чтобы описать великие деяния и крупные фигуры изображаемой эпохи, а скорее в реконструкции её социальной психологии, верований, устремлений, жизненных ценностей, норм поведения. Теккерея не интересует область исключительного. Его кредо — «видеть всё, как есть» и представлять действительность настолько достоверно и правдиво, насколько это по силам писателю. Такая задача требовала прежде всего внимания к житейской обыденности. Теккерей был убеждён, что человеческая природа нигде больше не раскрывается столь полно.
Поэтому в центре повествования у него довольно заурядные герои, но зато такие, о ком можно с уверенностью сказать, что они очень типичны для своего социального круга. Теккерей изображает жизненные пути двух подруг по пансиону, одна из которых, Эмилия Седли, принадлежит к процветающей буржуазной семье, а у другой, Ребекки Шарп, нет ни средств, ни связей, так что она должна полагаться исключительно на собственные силы. Время действия — эпоха наполеоновских войн, однако исторические события интересуют автора лишь в той мере, в какой ими затронуты частная жизнь и сознание персонажей. О битве при Ватерлоо, когда решается судьба Европы, упомянуто как бы МИМОХОДОМ: в этом сражении погибает муж Эмилии, а она, не зная, что он лежит с простреленным сердцем, горячо за него молится в Брюсселе, в нескольких десятках миль от поля сражения. Всё, что произойдёт с Эмилией в дальнейшем, определено разыгравшейся исторической драмой. Эта драма важна писателю прежде всего потому, что, не случись её, по-иному сложилась бы жизнь его героев. Так Теккерей, применяя новаторский художественный принцип, решает одну из вечных проблем литературы — изображение личности в контексте истории.
По отношению к Эмилии история беспощадна. Её злоключения начинаются с того, что родители жениха сочли невозможным породниться с семейством, стоящим значительно ниже их на социальной лестнице. Эмилия изведает одиночество, гонения, нищету, но после всех мытарств её ждёт удачный второй брак, описанный с откровенным сарказмом. Это — банальная история добродетельного, но недалёкого человека, который теряется при столкновении с миром, где нет места возвышенным иллюзиям.
Ребекка, напротив, делает блестящую светскую карьеру, увенчанную аудиенцией у короля. Но ни ей, ни Эмилии не суждено увидеть врата райского царства, «суета» поглощает их духовные силы без остатка. Аморализм интриганки, покоряющей лондонский свет, показан у Теккерея как жизненное поведение, естественное для той среды, где добропорядочность только пустой звук, тогда как амбициозность, не останавливающаяся перед выбором средств, открывает все двери. Теккерей воздерживается от комментариев и обличений, предпочитая объективный, беспристрастный рассказ о том, как уродуют человека принятые в обществе нормы отношений.
На фоне ничтожеств, самодуров и развратников, с которыми ей постоянно приходится иметь дело, Ребекка, воплощающая в жизнь свои дерзкие и нередко безнравственные замыслы, выглядит фигурой по-своему крупной и яркой. Она с самого начала отвергает мысль о бестревожном, но унылом жребии жены какого-нибудь сельского сквайра: «Лучше танцевать на ярмарке перед балаганом». Ей не по силам изменить систему отношений, построенную на принципах сословной иерархии, однако Ребекка не ощущает себя беспомощной пленницей этой системы.
Для Теккерея личность представляет собой соединение очень разнородных начал — внутренне конфликтное единство. Бесцветность Эмилии свидетельствует как раз о том, что она полностью принадлежит своему окружению, которое расценивает любое отступление от шаблона как посягательство на незыблемые устои существования. Основное внимание в романе уделено не индивидуальным качествам персонажей, а социальной среде. Автор открыто заявляет о своём намерении описывать не те или иные «бурные или необычайные события», но повседневность и людей, которые «гуляют, завтракают, разговаривают, как это бывает в обыкновенной жизни». Тогда, в середине XIX в., это была совершенно новая художественная установка, она определялась творческой программой реализма — направления, особенно ярко себя проявившего в английском романе.
О том, чтобы действие в книге было динамичным, заботиться незачем: жизнь сама завязывает такие драматические узлы, каких не выдумать ни одному сочинителю. Арена, на которой происходят взлёты и падения героинь, — лондонский мир: от торговых домов до светских салонов и королевской резиденции — описана в «Ярмарке тщеславия» как «место суетное, злонравное, сумасбродное, полное фальши и притворства». Эмилии суждено столкнуться с кастовыми предрассудками и беспощадностью к неудачникам, но её смирение в конечном счёте вознаграждено тихим семейным счастьем. Ребекка, чья биография заключает в себе историю плебея, вознамерившегося мстить обществу за свою отверженность, после ошеломляющих успехов терпит фиаско, но вызывает почти нескрываемое авторское расположение своей верностью правилу: «Пока есть жизнь, есть и надежда».