Имя Виктора Мари Гюго стало символом романтизма. После двадцати пяти лет он уже считался признанным мэтром литературы, и пишущая молодёжь с робостью и восхищением шла к нему на поклон. Шатобриан назвал его в то время «великое дитя», а Флобер полвека спустя — «великий старец». Когда Гюго умер, его торжественно погребли в Пантеоне, рядом с Вольтером и Руссо, вручив ему тем самым «билет в бессмертие».
Сын генерала Леопольда Гюго, сделавшего карьеру в бонапартовскую эпоху, он начинал свою литературную деятельность как монархист и консерватор. В четырнадцать лет Гюго заявил: «Я хочу стать Шатобрианом или никем». А в семнадцать лет, в 1819 г., вместе с братьями принялся издавать журнал «Conservateur litteraire» («Литературный консерватор»), который мыслился как продолжение шатобриановского политического журнала «Conservateur».
В 1821 г. Гюго выступает с чтением своих стихов («Лира и арфа», «Облако», «Летучая мышь», «Утро», «Кошмар») на заседании Королевского литературного общества. Скрытый их адресат — Адель Фуше, в неё Гюго был влюблён чуть ли не с детства. В это же время он пишет роман «Ган Исландец»; многие его страницы — объяснения в любви невесте, с которой запрещена переписка (эта любовь найдёт отражение и в романе «Отверженные» — в истории Мариуса и Козетты). Стала знаменитой фраза Гюго: «Всякая другая женщина в моих глазах есть всего лишь платье и шляпка».
С 1824 г. Гюго — один из завсегдатаев литературного салона, в котором Шарль Нодье (1780—1844) объединил молодых романтиков. Вскоре они отходят от Нодье и группируются вокруг Гюго. Монархист и католик становится либералом. С середины 20-х гг. он уже признанный глава нового движения. «Романтизм, — провозглашает Гюго, — это либерализм в искусстве».
Поэт конца XIX — начала XX в. Шарль Пеги однажды назвал Гюго «гением, избалованным талантами». И это было правдой. Вряд ли можно найти другого автора, который бы так преуспел практически во всех литературных жанрах (не говоря уже о том, что Гюго серьёзно занимался живописью). Он утверждается вначале как поэт, но сам считает, что вся литература есть поэзия и неважно, использует ли она стихи или прозу.
После триумфа в Королевском литературном обществе писателю назначается королевское пособие в 1000 франков, сделавшее его богатым и открывшее возможность счастья: в 1822 г. он женится на Адель Фуше. Тогда же выходит его первый стихотворный сборник «Оды и различные стихотворения», переработанный в 1826 г. в «Оды и баллады». Своему литературному кумиру он посвящает оду «Гений», Шатобриан же предлагает кандидатуру Гюго во Французскую академию (небывалый случай, чтобы столь молодой человек вступал в ряды «бессмертных»). В двадцать три года Гюго получает орден Почётного легиона, и его приглашают на коронацию Карла X в Реймс
В одах Гюго обращается к Средневековью, к поэзии трубадуров, к золотой эпохе рыцарства — временам прекрасных владелиц замков, их пажей и сеньоров. Уже здесь дают себя знать характерные для Гюго виртуозность стиха, страсть к экзотике, носящей часто демонический характер. Однако он хочет соединить поэзию с историей и религией: «Вера способствует очищению воображения».
В 1827 г. писатель создаёт драму «Кромвель», где за исторической тематикой скрывается современная и актуальная проблема, порождённая наполеоновской эпохой: к какой партии примкнуть в мире, где величественной глупости аристократов противостоит слепой фанатизм республиканцев? В драме отражены и политические колебания самого автора.
Оливер Кромвель (1599—1658) — командующий армией английского парламента, одержавшей верх над королевскими войсками; с 1653 г. — лорд-протектор, единоличный правитель Англии Кромвель привлекал Гюго как один из тех людей, которых Наполеон называл типом «совершенного человека», вождя. Себя писатель также считал вождём, ибо «искусство даёт человеку крылья, а не костыли» В поэтическом сборнике Гюго «Восточные мотивы» (1829 г.) возникает образ Мазепы, которого бешеный конь по дикой степи мчит к королевскому престолу. И в том же стихотворении поэт видит себя, несомого неведомым гением за грань реального мира. Современники же усмотрят в самом Гюго нечто одновременно от Бонапарта, от Кромвеля и от Мазепы
Из-за обилия действующих лиц, постоянной смены места действия играть пьесу было почти невозможно. Она имела скорее теоретическое значение: в историю литературы вошло «Предисловие к „Кромвелю"» — один из первых манифестов романтической театральной эстетики во Франции. Гюго провозгласил отказ от классицистских единств, которые «создают пародию на людей и заставляют гримасничать историю»: «Вместо сцен у нас рассказы, вместо картин — описания. Это мешает правдоподобию, не давая уловить связь между причинами и следствиями, между событиями, удалёнными в пространстве и во времени». Сюжеты драмы не нужно более заимствовать из античности, они должны представлять «современный фасад», где автор играет в различных регистрах трагического и комического одновременно: из столкновения жанров родится характер.
В драме объединены крайности жизни — возвышенное и гротескное. Всё, что существует в истории, в жизни, должно и может отражаться в театре, но под волшебной палочкой искусства.
Все эти требования Гюго попытался воплотить в своей следующей драме — «Эрнани, или Кастильская честь». Её премьера 25 февраля 1830 г. вылилась в решительную схватку романтиков с классиками, ознаменовавшую окончательный триумф романтизма во Франции. «Брешь пробита, — воскликнул Гюго, — мы пройдём!»
Драма была написана за месяц. Взяв сюжет из испанской истории первой половины XVI в., автор вывел на сцену дона Карлоса (будущего короля Карла V), благородного разбойника Эрнани и аристократа Руи Гомеса, замышляющего заговор против короля. Всех троих объединяет любовь к прекрасной донне Соль. Они соперничают и в благородстве. Так, Эрнани, спасённый однажды Руи Гомесом, поклялся при первой необходимости отдать за него жизнь. Последний акт пьесы начинается сценой свадьбы Эрнани и донны Соль, которую устроил дон Карлос, теперь уже король, но обретённое, казалось бы, счастье оборачивается трагедией: жених слышит звук рога Руи Гомеса, напоминающий ему о данном слове. Не в силах пренебречь законами рыцарской чести, Эрнани принимает яд, донна Соль следует его примеру, а Руи Гомес, потрясённый произошедшим и терзаемый угрызениями совести, закалывается кинжалом.
Современники не без основания упрекали Гюго в отсутствии психологизма. Но в «Эрнани» он стремился передать не жизненную правду, а силу страстей. Прекрасные стихи, магический слог монологов донны Соль и Эрнани увлекали зрителя, утверждая тем самым новую, романтическую эстетику и новый стиль повествования.
Однако то, что казалось высшей точкой романтического движения, одновременно стало и началом его кризиса. В 1830 г. распадается содружество романтиков, группировавшихся вокруг Гюго. В литературе происходит поворот к социальной тематике. И вновь Гюго задаёт тон эпохе, определив функцию поэта как «миссию национальную, миссию социальную, миссию человеческую». Теперь в его творчестве преобладают размышления о человеческом роде вообще. Писатель переходит от драмы к эпопее, дающей возможность охватить весь век и мир.
В 1831 г. выходит в свет «Собор Парижской Богоматери», соединяющий в себе черты и исторического романа, и готического, и мелодрамы. Мелодраматическая история цыганки Эсмеральды — история пробуждения и гибели любви — разворачивается на фоне средневекового Парижа. Книга начинается с описания двойного праздника — Богоявления и Дня дураков, когда в порядок религиозной церемонии неожиданно вторгается хаос карнавального действа. Уродливый звонарь Квазимодо, безнадёжно влюблённый в Эсмеральду, олицетворяет сам дух готического собора, прекрасного и уродливого одновременно. Ещё одним воплощением духа Средневековья предстаёт коварный и жестокий архидьякон Фролло, в котором борются чувственность и аскетизм. Добившись казни Эсмеральды, он разражается дьявольским смехом: «Он думал о тщете вечных обетов и всей смехотворности непорочности, тщете науки; и чем более он углублялся в свои дурные мысли, тем отчётливее слышал раздающийся в нём внутри смех Сатаны». Гренгуар напоминает средневекового поэта-гуляку Франсуа Вийона. Карнавальные сцены перемежаются в романе со сценами казни на Гревской площади.
Главный герой романа, как явствует из названия, — не Эсмеральда, не Квазимодо, не другие персонажи, а собор, вокруг которого автор организовал всё действие. Некогда цельная жизнь, сосредоточенная в соборе и вокруг него, теперь превратилась в камень, чуждый современной эпохе. Однако именно поэтому собор предстаёт не просто как архитектурное сооружение, но как средневековый эпос, книга, в которой отражено ушедшее время.
Уже в «Соборе Парижской Богоматери» проявился интерес Гюго к проблеме «отверженных». С середины 30-х гг. идея социального служения поэта звучит в его творчестве всё настойчивее. Так, в статье «О Вальтере Скотте» он пишет о необходимости «высказывать в произведении некую истину и тем самым приносить пользу, служить уроком для общества будущего». В Средние века чудовищ побеждали рыцари, сейчас это миссия бедняков и поэтов — вот о чём поэтический сборник Гюго «Лучи и тени» (1840 г.) и роман «Рюи Блаз» (1838 г.), в котором рассказывается история любви бедняка к королеве.
С 1843 г. Гюго с головой уходит в политическую деятельность, выступает в защиту национальной независимости Польши, за отмену смертной казни. Когда-то певец Наполеона, теперь он поддерживает принца Луи Бонапарта. А в 1851 г., после государственного переворота, на целых восемнадцать лет оказывается в ссылке. За эти годы он написал несколько сборников стихов и два романа — «Отверженные» и «Человек, который смеётся» (1869 г.).
Самый популярный из романов Гюго — «Отверженные» — был задуман ещё в 1845 г. (его первоначальное название — «Нищета»), но завершён только в 1862 г. Гюго сильно отступил от прежнего замысла, создав на современном материале эпическое повествование о возрождении человека, о борьбе в его душе добра и зла.
Главный герой, бывший каторжник Жан Вальжан, однажды получает урок благородства от епископа, монсеньора Мириеля. Вальжан крадёт у него серебряные канделябры и, пойманный с поличным, не верит собственным ушам, когда епископ утверждает, будто сам подарил их Вальжану. С этого момента начинается перерождение озлобленного жизнью преступника, его превращение в достопочтенного господина Мадлена, городского главу, в котором никто не может заподозрить разыскиваемого полицией Жана Вальжана.
«Малые вещи приходят на смену великим; нильская крыса пожирает крокодила, а книга убивает здание», - пишет Гюго во вставной главе под названием «Это убьёт другое», появившейся во втором издании «Собора Парижской Богоматери» в 1832 г. Каменный язык архитектуры сменился языком печатной книги, общее – индивидуальным (создателей здания – множество, создатель книги – один)
Когда в городе арестовывают ошибочно принятого за него бродягу, после долгой внутренней борьбы настоящий Вальжан уже в зале суда открывает правду. Его отправляют на каторгу, но он совершает побег.
Вальжан находит девочку Козетту — когда-то он обещал её умирающей матери заботиться о ней как о своей дочери — и скрывается в одном из удалённых от глаз властей уголков Парижа. Здесь он сближается с республиканцами, среди которых и юный Мариус. Между Мариусом и Козеттой вспыхивает любовь. Далее следуют события 1831 — 1832 гг.: на баррикаде на улице Сен-Дени Вальжан вместе с Мариусом и мальчиком Гаврошем сражаются за республику. (Именно этот эпизод романа сделался впоследствии особенно популярным, в основном благодаря мастерски описанной гибели Гавроша, ставшего олицетворением парижской улицы.)
Важен ещё один момент в судьбе Вальжана. Когда в его руки попадает преследовавший его многие годы полицейский Жавер, герой не мстит ему, а отпускает на свободу. Главный урок, который Вальжан перед смертью преподаёт нашедшим наконец друг друга Козетте и Мариусу, звучит как завещание самого Гюго: «Любите друг друга, ибо ничто иное не имеет смысла в этой жизни».