Если мы 99%, то кто такие 1%?
В наши дни хорошо известен трюизм, что бедные становятся беднее, а богатые — богаче.
Неравенство — бич современной экономики. Канадский экономист Христя Фриланд указывает на то, что даже если самые богатые люди готовы бороться с бедностью, большинство людей все равно рассуждает о неравенстве. Мы можем бороться с бедностью, давая бедным деньги, — это хоть немного помогает. Но чтобы бороться с неравенством, некоторым из нас придется признать, что мы имеем слишком много в сравнении с людьми, у которых слишком мало: и это непросто.
Экономисты рассматривают неравенство в трех ипостасях:
- неравные доходы;
- неравное благосостояние;
- неравное потребление.
Увеличивающийся разрыв
В 1970-е гг. на 1% богатейшего населения США приходилось около 10% национального дохода. Сегодня на этих людей приходится 20% национального дохода. Но самая богатая 0,1% увеличила свою долю до 8% дохода: т. е. почти до уровня, на котором находился богатейший 1% 40 лет назад. В 2005 г. состояние Уоррена Баффетта и Билла Гейтса было эквивалентно имуществу 40% населения США (120 миллионам наименее обеспеченных людей). И эта проблема существует не только в США. Она наиболее остро стоит в капиталистических странах, приближающихся к модели свободного рынка. Великобритания недалеко отстает от США по уровню социального неравенства. Во всем мире, по данным Oxfam на 2014 г., 1% населения владеет 46% богатств, а богатейшие 85 человек владеют стольким же, сколько беднейшая половина мира (3,5 млрд человек).
Теперь всем все ясно...
В 2007 г. американцы уже воспринимали свою страну как разделенную на два класса: богачей и неимущих. Но мало кто всерьез осознавал, насколько разделенным стал народ.
В 2014 г. проводился соцопрос на тему того, как люди видят существующее соотношение между доходами боссов и доходами сотрудников, а также каким оно должно быть. В среднем опрошенные сочли его примерно 30:1, а желаемым назвали 8:1; впрочем, некоторые оценили существующее соотношение как 354:1. Средняя зарплата топ-менеджера составляла около $12 млн, а средняя зарплата сотрудника — около $34 000. В 1960-е гг. среднестатистический американский топ-менеджер зарабатывал примерно в 20 раз больше среднестатистического сотрудника, так что соотношение увеличилось в 17 раз.
Ситуация не везде так плоха, но нигде не является здоровой:
Изображение неравенства
Кривая Лоренца отображает суммарный процент населения против суммарного процента доходов или имущества. Это означает, что слева крошечный процент населения имеет крошечный доход, а справа все население имеет весь доход. Легко увидеть, как неравно общество, сопоставив процент доходов, скажем, нижних 10% населения и верхних 20%.
Это демонстрирует, что в ЮАР в 2009 г. процветало серьезное неравенство: нижние 20% экономических субъектов получали менее 5% доходов всей страны, в то время как верхние 10% экономических субъектов получали более 50% доходов.
Прямая линия под 45 градусов от нуля «люди / доходы» к 100% «люди / доходы» покажет, как график выглядел бы в условиях идеального равенства, когда все зарабатывают одинаково. В соответствии с прямой 20% населения получают 20% доходов, 50% населения — 50% доходов и т. д.: каждый получает ровно столько, сколько приходится на его долю в составе населения.
Коэффициент неравенства Джини
На этом графике разница между прямой и кривой Лоренца показывает уровень неравенства в обществе. Измеряя участки под кривой Лоренца и прямой, мы можем их сравнить, что даст нам степень неравенства, известную как коэффициент Джини. Его в 1912 г. ввел в обиход итальянский экономист Коррадо Джини. Коэффициент Джини выражается числом от 0 до 1 (иногда от 0 до 100) и показывает, насколько реальная кривая Лоренца отличается от идеальной ситуации равенства (прямой линии).
G (коэффициент Джини) = A/(A + B)
Если коэффициент Джини равен 0, это означает равную экономику, в которой все зарабатывают одинаково. Коэффициент 1 указывает на абсолютное неравенство, при котором все принадлежит одному человеку.
Кто равнее?
В соответствии с коэффициентом Джини, страной с наиболее высоким социальным неравенством до последнего времени была ЮАР, где на 2011 г. коэффициент составлял 0,65 (по данным Всемирного банка). Тогда же коэффициент Джини в Китае составлял 0,37, а в США — около 0,41. В большинстве крупных экономик коэффициент Джини колеблется между 0,3 и 0,5.
Коэффициент меняется в зависимости оттого, был ли он измерен до или после выплаты налогов и получения социальной поддержки. Поскольку это все нацелено на то, чтобы сделать общество более равным, коэффициент становится ниже. Например, коэффициент Джини во Франции составляет 0,485 и снижается после уплаты налогов до 0,293; в Великобритании 0,456 снижается до 0,345, так что британская система налогообложения в меньшей степени способствует равенству, чем французская. Коэффициент Джини в США до уплаты налогов примерно такой же, как во Франции: 0,486, но налоги не слишком сильно его снижают: всего до 0,380.
Как мы до этого докатились?
Неравенство прогрессировало очень быстро. Экономисты приводят несколько причин, в т. ч. глобализация, повышение роли технологий и неолиберальная политика.
Глобализация возникла естественным образом, по мере развития технологий и транспорта. Корпорации больше не ограничивались местными или национальными рынками: у них появилась возможность с легкостью торговать производимыми товарами по всему миру. Сегодня существует глобальный рынок, охватывающий около миллиарда представителей среднего класса, у которых есть деньги, чтобы потратить. Из-за масштабов экономик, производящих теперь в значительно больших количествах, производственные издержки на единицу товара снизились. Кроме того, производство дешевеет, поскольку можно строить заводы поблизости от источников сырья, а также в странах с дешевой рабочей силой. Взлетевшая прибыль поступает акционерам, что делает их еще богаче.
Технологии также позволяют производить больше единиц товара, задействовав меньшее количество рабочих. Баланс средств производства смещается от труда к капиталу. Чем меньше тратится на оплату труда и больше на приобретение новых технологий, тем больше денег уходит в другие крупные корпорации и меньше достается рабочим. И вновь деньги множатся в руках хозяев.
Неолиберальная политика отдает предпочтение рынку и способствует тому, что бизнес владеет большим, чем рабочие. Вот недавние политические курсы, внесшие свою лепту в неравенство:
Дерегулирование: снижение ограничений на то, чем могут заниматься корпорации, предоставление им большей свободы действовать ради прибыли, а не в интересах рабочих, окружающей среды или населения.
Приватизация ранее принадлежащих государству отраслей и ресурсов: передача прав собственности и управления в частные руки приводит к тому, что не общество получает благо, а акционеры — прибыль.
Снижение налогов: нацеленное на стимулирование инвестиций в промышленность и предпринимательство приводит, в частности, к тому, что люди с высокими доходами большую часть своих доходов сохраняют, т. е. государственные расходы на социальное обеспечение сокращаются ввиду снижения налоговых сборов.
Меньшая защита профсоюзов: на рынке больше свободы, если рабочие не могут ограничивать ее, собираясь в группы и заявляя требования, например повысить зарплату или улучшить условия труда.
И наконец, культурный сдвиг сделал нас более терпимыми к огромной разнице в доходах. Расширяясь, разрыв между богатыми и бедными становился все более нормальным.
А проблема ли это?
Очень богатые люди часто защищаются доводом, что они генерируют богатство, поэтому им по праву принадлежит львиная доля доходов. Некоторые утверждают, что их не следует обязывать платить налоги, поскольку богатая семья сама по себе приносит благо обществу, уже не говоря о том, что многие богатые люди помогают бедным через благотворительные организации (ссылаясь на традицию филантропии, бытующую среди многих богатых американцев). Мораль и вопросы принадлежности, конечно, темы спорные, но куда объективнее точка зрения, что высокий уровень неравенства дестабилизирует общество и не может существовать слишком долго. Многие экономисты полагают, что капитализм подорвет сам себя, если позволить ему развиваться неконтролируемо.
Факторы ограничения
Идея, что неконтролируемое неравенство приведет к катастрофе, не нова. В XIX в. как английский экономист Дэвид Рикардо, так и политический философ Карл Маркс считали, что маленькая элитная группа завладеет большей долей во всем, что производится. Рикардо отводил эту роль владельцам земли, а Маркс — владельцам заводам: промышленным капиталистам. Рикардо предположил, что по мере роста населения земля станет крайне востребованной, и оттого крайне ценной, поэтому доходы владельцев от ее использования будут только расти. Больше и больше денег потечет в карманы землевладельцев.
Карл Маркс видел ситуацию несколько иначе. В его время, к середине XIX в., ухудшающееся положение сельских бедняков стало очевидным. Земля уже не была в центре внимания. Но Маркс увидел ужасную эксплуатацию детей и стариков на заводах: они работали ненормированно, в опасных условиях, жили в крайней нищете, в то время как владельцы заводов бесконечно обогащались. Он предсказал безрассудное наращивание капитала владельцами заводов, что окончится, лишь когда пролетариат (обычные люди) отчаются настолько, что поднимут восстание. Тогда зародились коммунистическое и социалистическое движения.
Будь что будет
Апокалипсическим воззрениям Рикардо и Маркса противостояло мнение, что рынок сам все уладит, ему просто нужно время. Тут речь идет о принципе равновесия и вере в то, что оно будет достигнуто, если дать рынку шанс сбалансироваться. «Невидимая рука» Адама Смита, управляя рынком, приведет к тому, что, в конце концов, все будет хорошо.
В этом подходе имеется пара проблем, и отнюдь не последней из них является бесчеловечность. Если рынку требуется 50 лет на то, чтобы сбалансироваться, миллионы людей проведут жизнь в горе и крайней нищете, ожидая, когда свершится чудо. Кроме того, данная теория не проверена: нам придется оценить благосостояние во всем мире, чтобы понять, работает ли она.
Знакомство с моделями
Сегодня экономисты основываются на статистике, на данных, которые тщательно собирались и обрабатывались. Но подобная информация стала доступна лишь относительно недавно. США не вводили подоходный налог (объем сборов которого отражает уровень доходов населения) до 1913 г., так что у американских экономистов всего столетний материал для исследований. В 1955 г. американский экономист Саймон Кузнец создал график на основе данных за 50 лет (на тот момент), который утешительно изображал неравенство в виде гиперболы. В 1910-е гг. неравенство начало с довольно низкого уровня, возросло до высокой точки в 1920-е гг. и вновь упало в 1950-е гг. На основании этого он предположил, что предельное неравенство — это стадия, которую развивающаяся экономика проходит, прежде чем устанавливается устойчивый уровень равенства.
Но американская экономика не завершила своего развития к концу 1955 г. Развивается неравенство по гиперболе или по параболе, зависит от того, с какой стороны посмотреть на кривую.
Конечно, и 2015 г. не является окончанием истории экономики, поэтому мы до сих пор не знаем, как изогнется кривая. Американский экономист Тома Пикетти утверждает, что модель Кузнеца абсолютно не верна, поскольку искажена влиянием двух мировых войн и сопутствующих депрессий. Сегодня мнения экономистов разделяются: как в отношении того, является ли социальное неравенство деструктивным, так и в отношении индивидов, попавших не на ту сторону кривой.
Богатые богатеют...
Некоторые экономисты предполагают, что тенденция, при которой богатые богатеют, а бедные беднеют, сохраняется. Канадский экономист Майлс Корак обнаружил, что по мере роста экономического неравенства снижается социальная мобильность. Алан Крюгер, глава Совета экономических консультантов Белого дома, назвал этот феномен «большой кривой Гэтсби». Суть в том, что бедным людям крайне сложно вырваться из своей нищеты: «американская мечта» о «сделавшем себя самостоятельно» человеке, поднявшемся по социальной лестнице посредством заслуг и тяжкого труда, становится все более трудновоплотимой.
Одной из причин этого является всплеск так называемого капитализма протеже, в котором чего-то добиваются те, у кого уже есть богатство и власть, а не те, кто просто существуют в условиях свободной рыночной конкуренции.
В 2008 г. вливание наличных на сумму $700 млрд спасло Уоллстрит (нью-йоркскую фондовую биржу) от худших последствий экономического краха. Анализируя результат, экономисты Эммануэль Саес и Тома Пикетти обнаружили, что 93% доходов от восстановления биржи 2009-2010 гг. пришлось на 1% богатейших налогоплательщиков, а 37% — на богатейшую 0,1%: в среднем, по $4,2 млн на каждого богатого экономического субъекта.
