Командный состав «Великой армии» Наполеона считался лучшим в мире. Ни одна армия не имела такого созвездия военных талантов, каждый из которых выдвинулся в генералы и маршалы исключительно благодаря своим дарованиям независимо от происхождения, родства или монаршего каприза.
Всего за период с 1804 по 1814 гг. на службе Императора Наполеона состояли 1180 генералов и 26 маршалов.
Высшие офицеры Великой Армии вышли примерно из тех же слоев, что и простые офицеры. В основном это представители семей среднего достатка. Но были и маршалы, которые вышли из низов общества, например, Ланн был сыном конюха, Ней – бочара, Лефевр – пахаря.
Что касается возраста наполеоновских генералов, то можно констатировать молодость командного состава Великой Армии. Средний возраст производства в чин генерала составлял 39 лет.
В редких случаях Наполеон производил в генералы совсем молодых людей. Яркий пример - Жан-Поль-Адам Шрамм, ставший генералом в 23 года! Впрочем, нужно отметить, что этот юноша получил эполеты с серебряными звездами не по прихоти взбалмошного комиссара Конвента и не из-за бюрократической ошибки. Он был солдатом уже в 10 лет! В неполные шестнадцать он отметил участие в кампании 1805 г. рядом блестящих подвигов, заслужив крест Почетного Легиона и эполеты лейтенанта. Сражался в Германии, Испании, Австрии, России, везде показывая примеры мужества и умелого командования. В результате, последовательно пройдя все ступени военной иерархии, молодой офицер стал в 1813 г. бригадным генералом. Несмотря на свои 23 года, Шрамм к этому времени был уже настоящим ветераном.
Самым же выдающимся из полководцев Наполеона был маршал Луи-Никола Даву, замечательный стратег, организатор и военный администратор, тот самый Даву, который 14 октября 1806 г. в битве под Ауэрштедтом разбил главную армию прусского короля, более чем двукратно превосходящую его силы. Даву вошел в историю как маршал Империи, ни разу не знавший поражений.
Разносторонне одаренный, соединявший в себе крупного военачальника с тонким государственным и политическим деятелем, Даву отличался республиканской честностью, прямотой и редким для маршала Империи бескорыстием. Сам Наполеон, будучи уже на острове Святой Елены, оценил Даву таким образом: «Это один из самых славных и чистых героев Франции».
Тем не менее Даву был весьма непопулярен среди генералитета наполеоновской армии. Дело в том, что служить под его командованием для высшего офицера было делом, прямо скажем, непростым. Заботливый отец для солдат, справедливый начальник для младших офицеров, маршал был строг, подчас просто жесток и черств к своим непосредственным подчиненным.
На один уровень с Даву можно поставить Сюше. Луи-Габриэль Сюше был единственным из маршалов, кто не знал поражений на испанской земле, единственным, кому удалось, одержав блистательные победы, добиться и самой важной - завоевать сердца местных жителей. В 1826 г., когда Сюше умер, в Сарагосе была отслужена траурная месса за упокой его души - пожалуй, единственный пример такого отношения испанцев к наполеоновским генералам.
В исторической литературе часто встречается мнение, согласно которому наполеоновские военачальники - храбрые рубаки - ничего толком не могли сделать в отсутствие Императора, что в лучшем случае они были неплохими тактиками, но оказывались беспомощными перед необходимостью принимать стратегические решения. Сюше явно не вписывается в подобный штамп: во всех сражениях и походах он проявил себя не только как отважный солдат и хороший тактик - он уверенно находил решения в самых сложных обстоятельствах на сцене театра военных действий, раскрыв себя как выдающийся стратег, талантливый администратор и незаурядный политик.
В один ряд с Даву и Сюше можно поставить другого выдающегося полководца Империи, маршала Массена́. Андре́ Массена́ вошел в плеяду блистательных военачальников раньше самого Наполеона Бонапарта и стал маршалом не в качестве воспитанника последнего, а получил маршальский жезл как должное. Своими подвигами в итальянских кампаниях, громкой победой под Цюрихом в сентябре 1799 г., практически спасшей Республику, героической обороной Генуи в 1800 г., безупречным военным командованием армией во время Итальянской кампании в 1805 г. и блистательной ролью, которую он сыграл во время австрийского похода 1809 г., Андре Массена вошел в легенду. «Кто не видел Массена в Асперне - тот ничего не видел!» - восторженно воскликнул Наполеон. Однако, при всех неоспоримых достоинствах, Массена обладал серьезным пороком - он был чудовищно корыстолюбив. Его ненасытная алчность выходила за рамки обычной любви к деньгам и доходила до того уровня, при котором она могла даже вмешиваться в его стратегические комбинации. Неустрашимый, храбро командующий полками в самых сложных ситуациях, отдававший громовым голосом не терпящие возражения команды, статный и мужественно красивый, он был настоящим воплощением бога войны на поле боя, где грохот орудий, по выражению Наполеона, «прояснял его мысли. Однако в ситуациях менее драматичных Массена превращался в мелкого лавочника, из семьи которого он, впрочем, и происходил. В 1810 г., когда Наполеон поручил ему командование Португальской армией - соединением трех корпусов, предназначенных для движения на Лиссабон и разгрома находящихся там англо-португальских войск, маршалу было 52 года. Несмотря на то, что это в общем еще далеко не старческий возраст, герцог Риволийский был уже не в самой лучшей форме. Он раньше многих почувствовал усталость от походов и славы, тем более что славы у него было более чем достаточно. Массена отправился к армии скрепя сердце и командовал войсками устало и обреченно. Результат нетрудно предугадать: неудача, отступление из Португалии, нерешительная битва при Фуэнтес д'Оньоро - так закатилась звезда этого видного полководца.
Другой знаменитый герой эпопеи - маршал Ланн. Полный порывистости и отваги, прямолинейный и честный. Его обожали солдаты и шли за ним, не колеблясь в пекло. На поле боя Ланн уверенно и точно направлял массы войск, был прекрасным тактиком, умел заставить людей выполнять свой долг в самой тяжелой обстановке. «Ланн был Ахиллом армии, ее карающим мечом...» ,- будет восторженно вспоминать о нем Император. Однако герцог Монтебелло погиб в расцвете сил: ему едва исполнилось сорок лет, он не успел получить крупного самостоятельного командования на театре военных действий. Вполне возможно, что он был бы самым лучшим из всей плеяды военачальников Империи.
Отдельно стоит сказать об отваге наполеоновских генералов. Среди них, как и среди любых других людей, встречались, хотя и редко, обманщики, пьяницы, льстецы, казнокрады... но не встречались трусы. Чтобы перечислить подвиги и примеры безумной отваги высших офицеров Великой Армии, не хватит и десятка томов, зато примеров трусости практически нет вообще.
Было несколько случаев преждевременной капитуляций, но скорей всего это произошло из-за стратегических просчетов и безответственности командующих. Здесь показательна история генерала Дюпона. Этот военачальник покрыл себя неувядаемой славой в бою под Хаслахом, когда он с шестью тысячами солдат остановил двадцатипятитысячную австрийскую армию. Отличился он и во многих других боях. Байленская капитуляция произошла, конечно, не потому, что он устрашился физической опасности, а по многим другим причинам, среди которых была надежда на то, что испанцы исполнят условия капитуляции, согласно которым они должны были репатриировать всех французских солдат, а также сребролюбие генерала: Дюпон надеялся сохранить обозы с награбленным в Кордове. Сам Наполеон вспоминал на острове Святой Елены: «Мы потеряли Пиренейский полуостров из-за того, что Дюпон хотел спасти свои фургоны».
Фактически единственным за всю историю войн Империи документально засвидетельствованным примером трусости высшего офицера на поле боя является бегство генерала Грэндоржа с поля боя под Дюрренштайном. И все же даже в данном случае, несмотря на всю очевидность проступка, его нельзя оценить иначе как минутную слабость: Грэндорж в течение своей карьеры два раза получал повышения прямо на поле боя, был ранен пять раз и геройски погиб от смертельной раны, полученной в битве при Бусако. Так что даже этот эпизод - исключение в жизни самого виновного, полностью смывшего кровью свое бесчестье.
Ну а примеров отваги, как уже было сказано, было слишком много. И все же вот несколько весьма характерных эпизодов.
Во время осады Сарагосы маршал Ланн постоянно находился под ураганным огнем неприятеля, неоднократно лично руководил отчаянными атаками. 31 января 1809 г. он со штабом отправился осмотреть осадные работы. Окончив свой визит, Ланн вернулся обратно не по траншее, а по открытой местности на расстоянии половины ружейного выстрела от врага. Но маршал не ограничился этим: он поднялся на небольшое возвышение поблизости от испанских позиций, чтобы еще лучше разглядеть неприятельские укрепления. Тотчас же вражеские стрелки принялись осыпать маршала и его свиту градом пуль. В течение нескольких минут один из его офицеров был ранен, у некоторых пули пробили шляпы. Большая часть свиты Ланна предпочла спуститься в окоп, сам же маршал продолжал диктовать распоряжения оставшемуся с ним офицеру так же спокойно, как если бы он находился в тиши своего кабинета. «Лишь закончив это, он, не торопясь, спустился в траншею».
Героическое поведение маршала Мишеля Нея во время отступления из России стало легендой. С ружьем в руках, собирая вокруг себя всех тех, кто еще держался на ногах, маршал провел все тяжкие дни и ночи отступления в арьергарде, ободряя замерзающих, голодных солдат, с боями пробиваясь сквозь тысячи опасностей и лишений. «Присутствия маршала Нея было достаточно, чтобы нас успокоить, - пишет офицер из его корпуса об одном из самых тяжелых моментов отхода, - Его уверенность равнялась лишь его отваге. Чем больше была опасность, тем более быстрыми были его решения, он больше не сомневался в успехе. В этот тяжкий момент его лицо не выражало ни нерешительности, ни беспокойства». Не зря именно Ней получил от Наполеона характеристику, которую армия ставила выше всех его титулов: «храбрейший из храбрых».
Другой прославленный маршал Иоахим Мюрат как-то в разгар боя, в своем раззолоченном мундире словно нарочно выставлял себя напоказ неприятелю, подошел и обратился к своим офицерам: «Господа, не надо, чтобы вы оставались здесь: вы служите слишком хорошей мишенью.» Будущий маршал Второй Империи, а тогда младший офицер Кастеллан писал: «Его безразличие к опасности было доведено до высшего уровня»
В 1807 г. в битве под Гейльсбергом знаменитый командир легкой кавалерии генерал Лассаль соперничал в отваге со своим начальником Мюратом. Окруженный со всех сторон русскими кавалеристами, Мюрат был близок к тому, чтобы погибнуть в жестокой сече, как вдруг ряды окружавших маршала кавалеристов развалились, и какой-то страшный рубака, нанося удары направо и налево, прорвался к нему и спас в самый критический момент. «Спасибо!» - успел лишь крикнуть Мюрат, и они вместе с Лассалем снова бросились в вихрь схватки, а еще через несколько минут Лассаль, попавший в опасную ситуацию, сам был спасен своим командиром. Легендарный Лассаль - настоящий символ гусара - был одним из самых бесстрашных кавалеристов своего времени. В самые безумные конные атаки он водил своих легких кавалеристов, часто не вынимая трубки изо рта и лишь в самый последний момент выхватывая саблю из ножен.
Знаменитый командир пехоты генерал Фриан, сражаясь под Аустерлицем, постоянно находился в самом центре схватки. Чудом он сам остался невредим, но во время боя под ним были один за другим убиты четыре коня! В память о его отваге в этот день Император приказал поместить на его гербе графа Империи четыре лошадиные головы.
В битве под Люценом, как рассказывает голландец Дедем де Гельдер, «под генералом Жераром был убит конь, сам генерал получил две раны, но, весь залитый кровью, он взял полковое знамя и встал во главе колонны гренадер, воскликнув: "Здесь каждый француз должен победить или умереть", повел нас на прусские батареи. Тут еще одна пуля пробила ему бедро и только тогда, чувствуя, как покидают его силы, он сказал мне: "Примите командование, я больше не могу идти..."»
Не щадили себя наполеоновские генералы и в последней битве Империи - Ватерлоо. В ней погибли семь генералов и 29 были ранены. Только в этой битве военачальниками Наполеона было проявлено столько отваги, что не хватит томов для описания всех их подвигов.
Образ военачальника Империи прекрасно резюмировал генерал де Голль: «Они были молоды, для них был тяжел отдых, а не работа. Выкованные из стали, они, не колеблясь, выносят тяготы кампаний, переносят холод, жару, дождь, не слезая с коня целыми днями, обходясь без сна, питаясь чем попало. Сражаясь уже в течение многих лет, они делают это, имея опыт зрелых годов. К тому же с ними Наполеон, он берет на себя все, что касается стратегических комбинаций и оставляет им то, в чем они несравненны: инстинктивное умение действовать в самых сложных ситуациях, отвагу, воздействие личным примером на солдат...»