Людовик IX Святой
Апогеем развития классической средневековой феодальной монархии во Франции стало правление короля Людовика IX, ещё при жизни прозванного Святым.
Король был весьма своеобразным человеком. Он сочетал и в личной жизни, и в государственной деятельности глубочайшую религиозность (даже фанатизм) с удивительной практической смёткой.
Людовик взошёл на трон 12 лет от роду. Первое время от лица короля правила его мать Бланка Кастильская, всегда имевшая огромное влияние на сына. Тот период был омрачён мятежами баронов, желавших диктовать свою волю малолетнему монарху. Однако Бланка сумела подавить волнения. Когда Людовика в 1234 г. признали совершеннолетним, он получил в свои руки усмирённую страну. Но всё же ему приходилось и защищать собственные владения от англичан, и продолжать усмирение Юга.
Особенности личности короля ярко проявились в его Крестовых походах. Поводом к первому из них стала тяжёлая болезнь Людовика (он вообще был слабого здоровья). Короля даже сочли мёртвым, но, по словам Жуанвиля (биограф Людовика), «Господь наш свершил над ним чудо и немедля вернул ему здоровье, ведь перед тем он потерял дар речи. И едва заговорив, он потребовал, чтобы ему дали крест». Это известие привело в ужас Бланку. Она и епископ Парижский Гийом Овернский (около 1180— 1248) пытались отговорить короля от этой затеи: он, мол, во время принесения обета был болен и не совсем в себе. Тогда Людовик сорвал нашитый на одежду крест и вновь потребовал его у епископа Парижского, «чтобы больше не говорили, что он взял его, не ведая, что творит».
Что же влекло государя, впоследствии причисленного к лику святых, за море? Многие современные историки, в частности Жак Ле Гофф, именуют Людовика «эсхатологическим королём». Его эпоха — это эпоха очередной волны ожидания близкого конца света. О грядущем светопреставлении свидетельствуют многочисленные бедствия, в том числе натиск язычников на христианский мир. Тут и наступление монголов на Центральную Европу в 1241 г., и взятие в 1244 г. войсками египетского султана Иерусалима, до того находившегося в руках императора Фридриха I. Но перед самым Страшным судом Господь просветит все народы, и они обратятся к Христу. Идея обращения неверных — буквально «пунктик» французского короля. Он посылает миссионеров к монгольским великим ханам, он мечтает о крещении сарацин.
И ещё одна причина, по которой Людовик прямо-таки рвался в Крестовый поход: спасение собственной души. Ведь пред Господом все равны — и короли, и простолюдины. Вряд ли Всевышний на Страшном суде примет во внимание то, что без насилия невозможно управлять, — заповедь «не убий» никто не отменял. Но если не получается не грешить, надо искупить грех. А что может быть лучше гибели за веру! По свидетельствам современников, Людовик был просто одержим жаждой мученичества. В страданиях он видел способ уподобиться самому Христу.
Но о спасении души следовало позаботиться и другим способом. Ведь монарх ответствен перед Богом не только за себя, но и за своих подданных. И вот в 1247 г. начинается большая ревизия, цель которой - составить перечень беззаконий, в первую очередь незаконных поборов и отказов в правосудии, совершённых агентами короля от его имени, устранить эти нарушения, возместить ущерб несправедливо пострадавшим.
Это можно рассматривать как начало реформы (продолжится она позднее) административного управления и правосудия, очищение королевской администрации от коррупционеров. Ревизорами назначаются не королевские чиновники («ворон ворону глаз не выклюет»), но и не «добрые рыцари» (как в Англии), а монахи из нищенствующих орденов — францисканцы и доминиканцы.
Приняв решение «идти за море», Людовик направил на его выполнение все свои недюжинные политические и административные способности. По его инициативе Папа Иннокентий IV на Лионском соборе (1245 г.) провозгласил Крестовый поход. Папа ввёл особый налог на духовенство, чтобы оплачивать расходы по его организации. Историки считают, что удалось собрать около миллиона ливров золотом (для сравнения: тогдашний годовой доход Франции составлял около 500 тыс.). Ещё в 1241 г. (может быть, первые мысли о походе появились у короля именно тогда?) Людовик основал на средиземноморском берегу город Эг-Морт. В 1246 г. для привлечения туда жителей Эг-Морт получил права самоуправляющейся коммуны, горожане — освобождение от ряда налогов и сборов. Город должен был стать отправным пунктом для крестоносцев.
Историки расходятся во мнениях, что же было истинной целью похода. По утверждению одних, Людовик думал лишь об Иерусалиме, а идею вторжения в Египет (по пути, проложенному участниками Пятого крестового похода) ему внушили уже на Кипре местные и прибывшие туда сирийские бароны, доказывая, что Египет — ключ к Палестине. Другие исследователи настаивают, что именно государство Айюбидов являлось направлением главного удара.
Ничто не могло остановить Людовика Святого. 25 августа 1248 г. король с женой Маргаритой, братьями Робертом I, графом Артуа (1216—1250), и Карлом, графом Анжуйским и Прованским (1226— 1284), а также с войском, насчитывавшим 25—30 тыс. человек, в том числе 3—3,5 тыс. рыцарей, сели на корабли. Ещё один брат короля, Альфонс, граф Пуатье (1220—1271), присоединится к нему на Кипре. Из-за штиля пришлось прождать три дня. 28 августа флотилия из 120 кораблей двинулась в путь. 18 сентября 1248 г. король высадился на Кипре, а берега Африки крестоносцы увидели лишь в конце мая 1249 г. Зачем была нужна столь долгая остановка? Некоторые историки объясняют задержку происками местных баронов. Другие оправдывают Людовика, говоря, что плавание зимой или даже осенью было весьма затруднительно из-за штормов.
Дамиетта и Мансура
4 июня 1249 г. ратники Божьи подошли к Дамиетте и уже 5 июня с ходу взяли её. А далее начались споры: овладеть побережьем, в первую очередь Александрией, либо идти в глубь страны. Был избран второй вариант, который особенно активно отстаивал Роберт Артуа. В ноябре войско христиан двинулось в путь, в декабре подошло к Мансуре и осадило её.
Командующий гарнизоном Мансуры Фахр ад-Дин осыпал осаждавших бочонками с «греческим огнём» (зажигательной смесью), что наводило на них панику. Однако в начале февраля 1250 г. некий бедуин показал франкам обходной путь к кольцу внешних укреплений города. Роберт Артуа со своими рыцарями и с отрядом тамплиеров 9 февраля ворвался в город. Застигнутый врасплох Фахр ад-Дин (по словам хронистов, он принимал в тот момент ванну) ринулся в бой и погиб. Защитники крепости сумели отсечь прорвавшихся рыцарей от основной части войска, закрыли ворота и перебили христиан. Роберт Артуа погиб. Дело спас сам король Людовик Святой. «Никогда в жизни, — пишет Жуанвиль, — не видел я столь прекрасного рыцаря, ибо он возвышался над плечами всех своих людей с золочёным шлемом на голове и с немецким мечом в руках». Мансуру удалось взять. Но уже в конце месяца египтяне перекрыли тот рукав Нила, по которому из Дамиетты крестоносцам доставлялось продовольствие. Начался голод, да ещё и эпидемия. Как сообщает Жуанвиль, «король, заболевший цингой и тяжёлой формой дизентерии, будь на то его воля, вполне мог бы спастись на галерах; но он сказал, что, если так угодно Богу, он не оставит свой народ. Вечером он не раз терял сознание; а по причине тяжёлой дизентерии ему пришлось отрезать низ портов, так часто ему приходилось ходить по нужде». В начале апреля крестоносцы оставили Мансуру и попытались пробиться к Дамиетте. Людовик был уже настолько плох, что его несли на носилках. 6 апреля египтяне наголову разбили франков, и король вместе с братьями оказался в плену.
Людовик в плену и в святой земле
Остававшаяся в Дамиетте королева Маргарита проявила невероятную энергию. Пока её муж вёл переговоры с Туран-шахом, она собирала деньги на выкуп пленных и пыталась организовать хоть какую-то оборону города. К началу мая 1250 г. стороны договорились о следующем: пленные получают свободу за выкуп в 200 тыс. ливров. Они оставляют Египет, и французский король обязуется не оказывать помощи Иерусалимскому христианскому королевству. Деньги уже были готовы к уплате, когда произошли неожиданные события.
На Востоке существовала традиция набирать придворную гвардию из рабов. Султан Салих Айюб (1240— 1249 гг.) создал целый корпус мамлюков (по-арабски это и значит «невольники») — привилегированное конное войско. Мамлюки восстали и убили последнего Айюбида — Туран-шаха.
Как вспоминает Жан Жуанвиль, один из убийц султана предстал перед пленным Людовиком IX Святым «с окровавленными руками и сказал: „Что ты мне дашь? Я убил твоего врага, который погубил бы тебя, если бы остался жив". Но король ничего ему не ответил». Сам Людовик впоследствии так описал события: «...многие сарацины в приступе ярости направились с оружием в руках к нашему шатру, как бы намереваясь (многие из нас этого опасались) зарезать нас и христиан; но благодать Божья умерила их гнев, и они заставили нас выполнить условия перемирия».
10 мая 1250 г. король и его ближайшее окружение получили свободу и немедленно отплыли в Акру. Прочих пленных должны были отпускать постепенно. В Акре государь созвал совет, чтобы принять решение: возвращаться или оставаться в Святой земле? Людовик остаётся, а его братья в августе отплывают на родину, увозя с собой послание короля к народу. В нём Людовик объясняет, почему, вопреки условиям договора с Айбеком (новым, уже мамлюкским султаном Египта), хочет задержаться в Палестине. Его волнует судьба христианских пленных да и самого Иерусалимского королевства, отданного «на произвол сарацин». В том же послании король Франции призывает своих подданных прийти к нему на помощь и в следующем, 1251 г.
Что действительно руководит Людовиком? Он стремится освободить Гроб Господень несмотря ни на что? Трудно сказать, ибо мы снова сталкиваемся с характерным для святого короля соединением неясности целей с чёткостью средств. Он беспрерывно разъезжает по Иерусалимскому королевству. Он хочет отвоевать Иерусалим или собирается создать в Святой земле плацдарм для нового, на этот раз победоносного, наступления на Египет? Неясно.
Людовик пытается обрести союзников. Он отправляет своего посланца, монаха-францисканца Виллема Рубрука, к монгольским ханам, желая и с ними завязать дружеские отношения, явно направленные против мусульман. Планы его не вполне понятны, но они, бесспорно, относятся к Востоку, а не к Франции, хотя оттуда приходят тревожные вести.
Крестовый поход пастушков
Людовик так и не дождался подкрепления с родины. Но его послание вызвало довольно неожиданную реакцию. Послушаем хрониста Гийома из Нанжи: «1251. Чудо чудное и неслыханное приключилось во Французском королевстве. Главари разбойников, чтобы совратить простой люд и ввести его в соблазн лживыми фантазиями, притворились, что им были видения ангелов и явилась Пресвятая Дева Мария, повелевшая взять крест и вместе с пастухами и другими простолюдинами, избранными Богом, собрать некое подобие войска во спасение Святой земли и отправиться туда на помощь французскому королю <...> Сначала они прошли по Фландрии и Пикардии, по деревням и полям, и трубными звуками, словно магнит железо, притягивали к себе пастухов и простонародье. Когда они пришли во Францию (в данном случае имеется в виду Иль-де-Франс, сегодня именуемый Центральным или Парижским регионом), их было уже так много, что они начали, словно войско, разбиваться на сотни и тысячи, и, когда проходили по сельской местности мимо овчарен и отар овец, пастухи бросали свои отары и, будто в каком-то дурмане, даже не предупредив родных, присоединялись к этому преступному походу. Пастухи и простонародье поступали так, не ведая, что творят, но с самыми благими намерениями; однако было среди них немало бандитов и убийц, знавших о преступной цели, которую они втайне преследовали, и в этом их наставляли вожди, возглавлявшие войско. <...> В своём заблуждении они пали так низко, что совершали обряд обручения, раздавали кресты, давали отпущение грехов, однако всё это притворно, и, что ещё хуже, так ловко втягивали в своё заблуждение добрых людей, что почти все они утверждали и даже верили, что еда и вино, которыми они снабжали участника похода, не только не отнимаются у них, но будто бы их становится ещё больше. Видя, что народ впал в великий грех, священнослужители сильно опечалились; но стоило им выступить против этого заблуждения, как они навлекли на себя такую ненависть пастухов и народа, что mi югие из них, отправившись в деревню, были убиты и приобщились к сонму мучеников. Королева Бланка, которая в то время одна правила Французским королевством, и правила удивительно умело, дала им полную свободу действий, конечно, не потому, что встала на их сторону, но потому, что полагала, что они идут на помощь её сыну, святому королю Людовику и Святой земле <...> И раз никто их не сдерживал, они закоснели в своих грехах и только и делали, что воровали и грабили. Дойдя до Орлеана, они напали на университетских клириков и многих из них убили, но были убиты и многие из нападавших. Их главарь, которого они величали Учителем из Венгрии, придя со своим войском из Орлеана в Бурж, вломился в еврейские синагоги, уничтожил книги и незаконно лишил их всего имущества. Но когда он со товарищи уходил из города, жители Буржа с оружием погнались за ним и убили Учителя и почти всех его сообщников. После этого прочие, разбежавшись в разные стороны, были убиты или повешены за их злодеяния. Оставшиеся же улетучились словно дым».
В движении пастушков переплелось множество вещей. Тут и ненависть эксплуатируемых народных низов к богатым, к Церкви и к евреям. Тут и жажда личного спасения и спасения своего короля, которого бросили в беде знатные. И наконец, просто желание грабить и убивать. Поход пастушков показал, что не всё ладно во Французском королевстве. Правительница Бланка не справлялась с ситуацией, что бы ни говорил Гийом из Нанжи. Но и это не побудило короля вернуться на родину.
27 ноября 1252 г. Бланка Кастильская скончалась. Поскольку зимой навигация в Средиземном море считалась невозможной, Людовик узнал об этом лишь весной 1253 г. Его государство оказалось без главы. Сыну, юному принцу Людовику (1244—1260), исполнилось всего девять лет. Надо было возвращаться. Но он всё никак не мог отказаться от своей мечты, всё никак не мог поверить в то, что Господь не даровал ему победы. Лишь 25 апреля 1254 г. Людовик Святой отплыл из Акры на родину, а 17 июля ступил на французскую землю в городе Салене. И именно близ Салена, в Йере, произошло то, что многие историки считают причиной перелома и в поведении короля, и в проводимой им политике.
Проповедь Гуго де Диня
Жуанвиль рассказывает: «Король прослышал об одном кордельере (от фр. corde — «верёвка»; так именовали францисканцев, ибо они подпоясывались верёвкой), брате по имени Гуго, и по причине его огромной известности послал за ним, желая видеть и слушать. В день его прихода в Йер мы взглянули на дорогу, по которой он шёл, и увидели, что за ним следует толпа мужчин и женщин. Король повелел ему проповедовать». Как свидетельствует далее Жуанвиль, Гуго «наставлял в проповеди, что король должен править по воле народа; а в конце проповеди сказал, что читал Библию и книги, основанные на Библии, и что ему не известно ни из книг правоверных, ни из книг нечестивых, чтобы причиной гибели какого-либо царства или владения или того, что они переходили в иные руки, было что-либо иное, как упадок правосудия. Посему, сказал он, по возвращении во Францию король должен так справедливо править своим народом, чтобы не иссякла к нему любовь Божья, так, чтобы Бог не оставил Французское королевство по его смерти».
Почему эта проповедь, как отмечают все современники, произвела на короля столь сильное впечатление? Дело в том, что Гуго де Динь (иначе де Баржоль; ?—1256 или 1257) был иоахимитом, придерживался весьма популярных идей монаха из Калабрии Иоахима Флорского (около 1132—1202).
Милленаристские (от лат. millenium — «содержащий тысячу») идеи, которые в достаточно, впрочем, преобразованном виде содержатся в учении Иоахима, базируются в сущности на нескольких фразах из Апокалипсиса (Откровение Иоанна Богослова). После явления Антихриста, его недолгого властвования и пленения все праведники, Антихристу не подчинившиеся и им погубленные, воскреснут (это — первое воскресение) и «будут священниками Бога и Христа и будут царствовать с Ним тысячу лет» (Откр. 20. 6). Потом наступит последняя битва между Господом и Сатаной, окончательная победа Бога, второе (уже всеобщее, а не только праведников) воскресение и Страшный суд — вознаграждение праведников и наказание грешников. В этом тысячелетнем Царстве Божьем ортодоксальная Церковь предпочитала видеть аллегорическое описание рая, где пребывают праведники между первым и вторым воскресением. Но были учения, трактовавшие его как некое идеальное состояние природы и общества (изобилие, мир, справедливость и т. п.), причём наиболее радикальные говорили о возможности установить это Царство с Божьей помощью, но собственными усилиями.
Иоахим Флорский в своих трудах разработал систему последовательного развития истории. Сначала эпоха Бога Отца, Ветхого Завета и подчинения людей Богу как рабов господину (от сотворения мира до Христа). Потом эпоха Бога Сына, Нового Завета и подчинения людей Богу как детей отцу. И наконец, должно наступить преображение мира, его обновление. С указанного момента, по Иоахиму, начнётся эпоха Духа Святого, Вечного Евангелия, являющегося высшей формой откровения. Вечное Евангелие — не письменный текст, а прямое сверхчувственное познание истины и взаимной любви. Каждая новая эпоха зарождается в недрах предыдущей, затем следует некий период смуты, бедствий перед концом света. В ходе смуты «нечестивые будут стёрты с лица земли», «будет уничтожена несправедливость и установлена вечная справедливость» — наступит «царство мира и правды на земле».
Ожидание «обновления» пронизывало эпоху. Трудно сказать, насколько распространены были писания самого калабрийского аббата, но ведь они могли доходить до масс и через проповеди его последователей. Страсть короля Людовика к самобичеванию разделяло с ним немало людей, стремившихся таким способом искупить свои и чужие грехи. Но именно к 1260 г. приурочивают свои действия (они будут продолжаться и далее, не одно столетие) участники движения флагеллантов (от лат. flagellum — «бич»). Отныне самобичевание не есть индивидуальное занятие в тиши монастырской кельи или у себя дома. Толпы людей ходят по улицам городов и из одного населённого пункта в другой, распевая псалмы и ударяя себя и друг друга бичами.
Всё сказанное монахом-иоахимитом в проповеди было очень важно для Людовика, ибо Гуго, по словам Ж. Ле Гоффа, указал ему путь: «в ожидании „последних времён установить на земле справедливость, возводить на земле град евангелический, короче говоря, стать эсхатологическим королём». «Полагаю, — добавляет Ле Гофф, — что такая религиозная программа, отвечающая сокровенным мыслям и чаяниям Людовика, должна была стать политической программой последнего периода его царствования».
Хотя из писаний Иоахима и вытекало, что вроде бы «новым вождём», ведущим мир к установлению царства добра, должен стать праведный, «евангелический» Папа Римский, но ведь это не однозначно установлено. Не примерял ли Людовик данную роль на себя?
Реформы Людовика Святого
Реформы, проведённые Людовиком во Франции по возвращении из похода, объясняются во многом его крестоносными мечтаниями и эсхатологическими идеями. Он решил, что Господь счёл его недостойным освободить Гроб Господень, ибо он не благоустроил своё королевство должным образом. Король усиливает аскетические начала в собственной жизни, молится, постится, предаётся делам благотворительности, кормит нищих, обмывает больных и целует прокажённых. Как писал впоследствии его исповедник, «насколько золото ценится выше серебра, настолько его новый образ жизни, который он вёл после возвращения из Святой земли, превосходил святостью его прошлую жизнь». И его государственные преобразования также направлены на «очищение».
При Людовике окончательно сложился высший судебный орган страны — Парижский парламент. Первоначально так называлось заседание королевского совета из представителей высшей знати, решавшего судебные дела. При Людовике в его состав стали входить легисты (от лат. lex — «закон») — знатоки римского права, обычно выходцы из мелкого рыцарства и горожан. Именно легисты готовили и проводили в жизнь постановления Парижского парламента. Людовик, не отрицая судебных прав феодальных государей, последовательно добивался, чтобы все основные дела решались именно в королевских судах. Решения парламента были обязательны не только в пределах королевского домена, но и по всей стране.
Крупные феодалы имели привилегию чеканить свою монету. Людовик ввёл по всей стране единую монету — королевское серебряное экю, — имевшую исключительное хождение в королевском домене, а в иных владениях — наравне с местной. Появился особый орган финансового надзора — Счётная палата.
Людовик Святой не отрицал феодальной системы, но стремился встать над ней. Феодальные суды действуют, но королевские — выше, и притом по всему государству. Один барон имеет право идти войной на другого барона, но лишь под контролем государя. Герцог Бургундский или граф Фландрский может чеканить свою монету, но она имеет хождение только в их землях, а королевская — по всей стране.
Для нас сегодня все действия французского монарха выглядят как политика, направленная на укрепление централизованной государственной власти. Но для него самого, да и, наверное, для большинства его подданных, — это прежде всего политика «очищения».
Экономическая и социальная политика святого короля видится в том же свете. Надо сказать, что самого понятия «экономика» в Средние века просто не было. Разумеется, Людовику приходилось решать финансовые проблемы. Но он делал это как бы походя, поскольку благосостояние не являлось целью королевской политики. Забота о неимущих — социальная задача? Нет, просто щедрость — обязательное качество благородного человека Средневековья, подаяние — центральный момент в системе деяний милосердия. Это не социальная политика, это забота о социальном престиже и собственной душе.
За всеми этими делами Людовик не забывал о Святой земле, где дела шли не слишком хорошо, где христиане сражались друг с другом в междоусобных распрях, забывая об общей опасности.
В 1256 г. внук Чингисхана Хулагу захватил Иран, став его первым монгольским правителем (ильханом). В 1258 г. его войска взяли Багдад, в 1259 г. вторглись в Сирию. Некоторые христиане латинской Сирии примкнули к монголам. Другие заявили, что лучше перейдут под власть мусульман, нежели покорятся диким кочевникам. В итоге командующий мамлюками Бейбарс нанёс в сентябре 1260 г. войскам ильхана поражение в битве при местечке Айн-Джалут в Сирии. Благодаря этому он, пребывая в ореоле победителя, в конце того же года сверг и убил египетского султана и сам стал монархом Египта (Бейбарс I ас-Захир Сейф ад-Дин ас-Салихи).
В 1262 г. Хулагу обратился к Людовику Святому с посланием. Он предлагал союз против мусульман и обещал вернуть христианам Иерусалим и святые места. Однако, согласно монгольской традиции, Людовик должен был признать верховенство Хулагу и тем более владыки всех монголов великого хана Мункэ. Это было абсолютно невозможно, и союз не состоялся.
Последний поход Людовика
Хулагу называл Людовика Святого «величайшим королём Запада». И именно Людовик предпринял последний Крестовый поход. Король, видимо решив, что меры по «очищению» осуществлены успешно, провозгласил его в 1267 г. и назначил на май 1270-го. Этот поход оказался чисто французским мероприятием. Из иностранных государей в нём не участвовал никто, кроме короля Наварры Тибо II (он же граф Шампанский Тибо V), но он был вассалом короля Франции и, главное, его зятем. Из иностранных принцев к походу присоединился с небольшим количеством своих людей принц Эдуард Английский (будущий король Англии Эдуард I). Даже близкие Людовику люди не торопились принять обет отправиться за море.
Как это свойственно предприятиям Людовика, поход был прекрасно подготовлен, но цели его — неясны. Одни историки утверждают, что решение идти на Тунис совет крестоносцев принял во время стоянки в городе Кальяри на острове Сардиния. По мнению других, Тунис с самого начала являлся целью похода, но об этом молчали по соображениям секретности, а в Кальяри объявили публично. Столь же непонятно, почему был избран именно Тунис. По одной из версий, миссионеры-доминиканцы якобы сообщили Людовику, что эмир Туниса Абу Абдаллах Мухаммед I ал-Мустансир готов принять христианство и стать союзником короля. Ж. Ле Гофф даже предположил, «что Людовик Святой и его подданные, как, впрочем, и все их современники, плохо знали географию: возможно, они считали, что Тунис находится гораздо ближе к Египту (что на самом деле неверно) и поэтому является прекрасной сухопутной базой для наступления на султана».
Так или иначе, 1 июля 1270 г. король с тремя своими сыновьями и братом Альфонсом де Пуатье взошёл на корабль в Эг-Морте. 8 июля он прибыл в Кальяри, 15 июля отплыл с Сардинии и 17-го высадился на острове Галит близ Туниса. На следующий день король был уже на африканском берегу неподалёку от развалин древнего Карфагена. Но выяснилось, что его там никто не ждал. Никакого обращения эмира ал-Мустансира не предвиделось, зато султан Бейбарс заявил, что окажет помощь тунисскому собрату. А главное, в крестоносном войске разразилась эпидемия: то ли дизентерия, то ли холера. В любом случае весьма негероическая болезнь, сопровождавшаяся диареей. 3 августа умер сын короля Жан Тристан, граф Неверский. От Людовика пытались это скрыть. Но он всё же узнал, и, как пишет свидетель, эта «смерть до глубины души потрясла любящего отца». 25 августа 1270 г. не стало и самого короля, сражённого не на поле брани, а той же болезнью, унёсшей без единого сражения чуть ли не треть войска. Последними словами государя (если только это не благочестивый вымысел) были: «Мы войдём в Иерусалим». Впрочем, возможно, он имел в виду Иерусалим Небесный.
В день его смерти в Тунис приплыл Карл Анжуйский, но застал лишь холодеющее тело брата. Командование оставшимися крестоносцами принял старший сын Людовика, новый король Франции Филипп III Смелый (1245—1285). Ему при поддержке дяди удалось даже нанести несколько поражений войскам эмира, но тем дело и ограничилось. 30 октября 1270 г. был подписан мирный договор между ал-Мустансиром и крестоносцами. Эмир разрешал христианам жить в Тунисе и беспрепятственно исповедовать свою религию. Он согласился возместить крестоносцам военные издержки (треть получал Карл Анжуйский). За это все воины Божьи обязались покинуть негостеприимные африканские берега.
11 ноября 1270 г. христианское войско отплыло из Туниса, увозя с собой забальзамированное тело Людовика IX. 14-го флот встал на якорь в одном из портов Сицилии, откуда начался долгий путь королевских останков на родину. Только 21 мая 1271 г. траурная процессия прибыла в Париж. Гроб был выставлен в соборе Парижской Богоматери, а 22 мая покойного предали земле в королевском аббатстве Сен-Дени.
Автор: Дмитрий Харитонович