Еще перед началом Крымской (Восточной) войны в британском Адмиралтействе и Министерстве иностранных дел серьезно рассматривались планы захвата территории русского Дальнего Востока.

Да и французское правительство не прочь было поживиться огромными и практически не освоенными, но, как полагали, крайне богатыми землями. Потому, как только началась война, в Тихий океан была направлена объединенная англо-французская эскадра под командованием английского контр-адмирала Дэвида Прайса.

Начало кампании

Россия имела на Дальнем Востоке свои военные базы и четко обозначенные интересы. Во многом их продвижению здесь способствовал выдающийся русский политический и военный деятель, генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьёв (Муравьёв-Амурский) (1809-1881). Именно он своими действиями смог вернуть Приамурье России и наладить дружеские отношения с Китаем.

Первые сведения о начале войны с Англией и Францией дошли до военного губернатора Камчатки генерал- майора Василия Степановича Завойко (1809-1898) в мае 1854 г. Будучи опытным военным, он приказал спешно сооружать укрепления в Петропавловске и вокруг него. Весь гарнизон не превышал 125 человек — этих сил было недостаточно.

Однако 19 июня в город после труднейшего кругосветного путешествия пришел 44-пушечный корабль «Аврора». Прекрасный фрегат под командованием капитан-лейтенанта И. Н. Изыльметьева уже успел повстречаться с судами союзной эскадры и благодаря высокой выучке экипажа сумел избежать пленения на рейде Кальяо. Прибывшие в Петропавловск 300 человек экипажа и современные пушки весьма усилили оборону города.

На следующий день корвет «Оливуца» доставил в Петропавловск распоряжение Муравьёва о подготовке порта к обороне — генерал-губернатор Восточной Сибири прекрасно понимал, что защитить огромный край мизерными силами невозможно, поэтому принял решение оборонять прежде всего устье Амура и залив Де- Кастри (ныне залив Лихачёва), а также построенный на его берегу форпост — Императорскую (в будущем Советскую) Гавань и Петропавловск. Серьезным подспорьем в этом была русская Тихоокеанская эскадра под командованием контр-адмирала Путятина, корабли которой после зимовки в Императорской Гавани с объявлением войны срочно вышли в океан.

Оборона Петропавловска

Завойко обратился за помощью к населению. Из их числа были сформированы команды, которые за 2 месяца возвели вокруг города сеть оборонительных сооружений. Горожане также сформировали и отдельный вооруженный отряд, куда входили и меткие стрелки-охотники из коренных жителей Камчатки — ительмены. Лейтенант корвета «Оливуца» Д. П. Максутов принялся обучать местных жителей артиллерийскому делу.

В разгар подготовительных мероприятий 24 июля в город прибыл транспорт «Двина», доставивший защитникам Петропавловска из залива Де-Кастри подмогу — 350 солдат Сибирского линейного батальона и пушки: 2 — 2-пудовые бомбические и 14 — 36-фунтовых. В порту остался и сам транспорт, вооруженный 18-фунтовыми пушками в количестве 10 единиц.

При помощи экипажа «Двины» для защиты города возвели 6 батарей: 1-ю (5 орудий, 65 человек) установили на мысе Сигнальный (командир — лейтенант Пётр Гаврилов), а 2-ю под началом Дмитрия Максутова (11 орудий, 129 человек) — на песчаной косе. Обе батареи защищали вход во внутреннюю гавань Петропавловского порта вместе с четвертой, в которой насчитывалось 3 небольшие пушки (30 человек), снятые с фрегата «Аврора». Под командованием мичмана Василия Перова батарея, расположенная на возвышенности Красный Яр, прикрывала южный вход в гавань. В самой же гавани были поставлены в линию фрегат «Аврора», на котором осталось лишь 22 пушки, и транспорт «Двина» с 5 орудиями.

Остальные батареи (3-я — 5 орудий и 52 человека расчета под командованием лейтенанта Александра Максутова, 5-я — 5 мелкокалиберных пушек и 50 матросов расчета под началом капитан-лейтенанта Василия Коралова и 6-я — 4 пушки, 32 человека под командованием поручика Карла Гезеуса) прикрывали северные и северо-западные подступы к городу.

Всего гарнизон Петропавловска имел 920 человек (из них 41 офицер), 34 береговых и 27 корабельных орудий. И хотя защитники города готовы были принять бой, долго вести его они не могли — боеприпасов было мало. На каждую береговую пушку приходилось 37 зарядов, на пушки «Авроры» — по 60, а на орудия «Двины»— всего по 30.

Корабли союзной эскадры из 6 вымпелов защитники города увидели утром 17 августа 1854 г. Это были английские фрегаты «Президент» (52 орудия), «Пайк» (44 пушки) и пароход «Вираго» (10 пушек и мортир), а также французские фрегат «Ля-Форт» (60 пушек), корвет «Эвридика» (32 пушки) и бриг «Облигадо» (18 пушек). На пароходе «Вираго» находилось хорошо подготовленное подразделение британской морской пехоты численностью 500 человек.

Хотя всей эскадрой (2200 моряков) командовал английский контр-адмирал Дэвид Прайс, французские корабли действовали по приказам своего контр-адмирала Феврие де Пуанта. Сейчас трудно сказать, какие цели преследовали союзники, планируя атаку на Петропавловск. Но расчет они строили на внезапный удар и захват защитников города врасплох.

Стремясь ввести в заблуждение оборонявшихся, пароход «Вираго» отделился от эскадры и под американским флагом стал производить промеры глубин на входе в гавань. В Петропавловске прозвучала боевая тревога, и навстречу незваному гостю отправился русский бот. Заметив его, английский пароход на полном ходу отошел назад. Союзному командованию стало ясно: петропавловцы настроены на бой.

Англо-французская эскадра обстреляла город и береговые батареи 18 и 19 августа. Ответные залпы русских ложились весьма близко от неприятельских кораблей, вынуждая их постоянно отходить. На 19 августа Прайс наметил высадку десанта, но неожиданно скончался.

Лишь на следующий день утром корабли союзников заняли позицию за Сигнальной горой, чтобы артиллеристы «Авроры» и «Двины», а также расчеты второй батареи не могли стрелять по ним. Комендоры союзной эскадры открыли огонь по 1-й (она была сметена мощным огнем) и 4-й батареям. Одновременно 600 французских десантников на 15 вельботах начали двигаться к побережью южнее Красного Яра. Однако, не успев высадиться, изрядно потрепанные огнем русских кораблей британские и французские десантники были сбиты в море смелой штыковой атакой русских. Остатки вражеского десанта вернулись на свои корабли.

Анализируя первую неудачу, контр-адмирал де Пуант решил перенести огонь на 2-ю батарею, которую корабли англичан и французов обстреливали 10 часов, но не заставили ее замолчать. Новая попытка высадить десант между Сигнальной и Никольской горами также закончилась неудачно — получив повреждение, корабли союзников отошли.

«Смертельная» батарея

Лишь 24 августа противник снова появился около города, но на этот раз подошел с севера и занял диспозицию, скрытую от наблюдения мысом Сигнальный. Подойдя к берегу, французы и англичане сосредоточили огонь по 3-й и 5-й батареям, защищавшим северные подходы к Петропавловску. За 1,5 часа 4 из 5 орудий 3-й батареи были уничтожены, а ее командир погиб. Тем не менее, батарея, прозванная «смертельной», нанесла повреждение нескольким кораблям союзников и потопила большой катер с десантом.

В районе 5-й батареи англичане все же смогли высадить десант своей морской пехоты — 926 человек (включая матросов-десантников) Гибралтарского полка под командованием капитана Паркера. У 3-й батареи оказалось еще 250 англичан.

Разделившись на 3 отряда, союзные солдаты и матросы попытались с севера прорваться в город. И хотя англичанам удалось взять Никольскую гору, мощной контратакой, переходившей в штыковой и рукопашный бой, интервентов удалось сбросить с нее, а затем вынудить бежать на свои корабли. Элитный Гибралтарский полк утратил свое знамя.

Защитники Петропавловска, потеряв 32 человека убитыми и 64 ранеными, отстояли родной город, союзники же спешно снялись с якорей и 26 августа покинули Авачинскую губу — залив, на берегу которого и расположен русский город. Неся потери почти 450 человек убитыми, 150 ранеными и 4 пленными, имея повреждения на всех кораблях и лишившись всех гребных плавсредств, союзная эскадра ушла в океан. Там она встретила и захватила русский транспорт «Анадырь», но это уже ничего не решало — поражение англичан и французов было налицо. Впрочем, более обидный конфуз союзников ждал впереди.

Победа без боя

Генерал-майор Завойко и офицеры его штаба до 7 сентября составили подробный рапорт о сражении, с которым лейтенант Д. Максутов отправился в Санкт-Петербург. По прибытии в столицу 26 ноября офицер был тут же представлен императору. Обрадованный доброй вестью, Николай I приказал ничего не скрывать и поведать о случившемся русской и зарубежной общественности. В Европе сообщение о провале эскадры союзников под Петропавловском вызвало настоящий шок.

Впрочем, российскому руководству и военному командованию было очевидно, что свою неудачу союзники попытаются компенсировать в будущем 1855 г. и тогда подойдут к делу серьезнее. Тем более что по данным русских агентов в Тихий океан уже направлялись новые английские и французские корабли.

Учитывая огромные расстояния и господство союзников на море, снабжать и защищать Петропавловск было затруднительно, если вообще возможно. Потому в декабре 1854 г. Муравьёв принял решение об эвакуации города в Николаевский пост (ныне Николаевск-на-Амуре). Известие об этом, а заодно о контр-адмиральских погонах и ордене Святого Георгия III степени доставил Завойко курьер генерал-губернатора — есаул Мартынов 3 марта 1855 г.

Контр-адмирал Завойко приказал спешно грузить на корабли, стоявшие в Петропавловской гавани, людей и имущество — вплоть до конструкций домов местных жителей. Все работы выполнялись в условиях сильных морозов, снегопадов и штормов. Авачинская губа частично покрылась льдом, и специальные отряды матросов пробивали его, создавая фарватер для выхода маленькой эскадры из 7 вымпелов: фрегат «Аврора», корвет «Оливуца», транспорты «Байкал», «Двина», «Иртыш», бот «Кадьяк» и «Бот № 1».

Объединенная эскадра из 5 французских и 9 английских кораблей (420 орудий) появилась у Петропавловска 8 мая 1855 г., но побережье оказалось совершенно пустым — русского города больше не существовало. Разгневанное союзное командование, разделив свои корабли на несколько отрядов, погнало их на всех парах и парусах вслед русской эскадре. Но еще за 3 дня до этого эскадра контр-адмирала Завойко прибыла в залив Де-Кастри.

В день входа союзной эскадры в Авачинскую губу разведывательный отряд англичан в составе фрегата, брига и винтового парохода обнаружил корабли Завойко. Видя неравенство сил, британцы держались далеко от русских судов. В «огневой контакт» противники в течение всего дня все же вступали, но безрезультатно.

Союзное командование понимало, что русские корабли находятся в ловушке. Двигаться в сторону Амура было бессмысленно — лиман должен был вскрыться ото льда только к 1 июня. У мыса Клостер-Камп крейсировали 3 английских корабля. На корвете «Оливуца» состоялся военный совет. Большинство офицеров высказывались за то, чтобы вступить в бой с неприятелем, когда его эскадра появится в заливе Де-Кастри, а затем взорвать корабли и отступить на берег. Начальник же Амурской экспедиции капитан I ранга Геннадий Иванович Невельской предложил попытаться пройти к мысу Лазарева, а там, если дальше из-за льдов идти будет невозможно, поступить так, как решил совет.

В полночь следующего дня, пользуясь сильным туманом, русская эскадра снялась с якоря и направилась к лиману. Транспорты шли впереди, а корвет «Оливуца» и фрегат «Аврора» прикрывали их сзади. Через несколько дней эскадра достигла мыса Лазарева, благополучно скрывшись от английских кораблей. Пройдя Татарским проливом между континентом и островом Сахалин, она вошла в глубокое и широкое устье Амура и поднялась вверх по течению реки.

Когда 16 мая в освобожденный ото льда залив Де-Кастри вошел английский корвет, его экипаж не обнаружил там российских кораблей. Предполагая, что они спрятались в глубине бухты, союзники стали ждать их выхода, поскольку считали, что голод и холод вынудят русских покинуть акваторию, и тогда в открытом бою они будут уничтожены. Шли дни, велась разведка, но русская эскадра обнаружена не была. Тогда англичане бросились к югу, побывали везде, где, по их предположению, могли быть российские суда. Однако они не знали, что Сахалин — остров и между ним и материком существует судоходный сквозной пролив и что устье Амура удобно для захода океанских кораблей. Эти бесценные сведения добыл в своей исследовательской экспедиции Невельской.

Одиссея шхуны «Хеда»

Систершип фрегатов «Аврора» и «Паллада» — 56-пушечный фрегат «Диана» — во время событий у Петропавловска находился в Японии. Официально переклассифицированный еще в 1850 г. в магазин с целью обеспечения достаточно рискованных переходов русских кораблей и судов по Дальневосточным территориям империи, а также дипломатической миссии в Японии, фрегат по своему назначению не использовался. Фактически после успеха переговоров графа Путятина с японцами он выполнял роль стационера (вооруженного плавучего посольства) в бухтах закрытой тогда Страны восходящего солнца.

Стоявший в бухте Симода фрегат 7 января 1855 г. стал жертвой неожиданно разбушевавшегося цунами, частого в тех местах, — он столкнулся с рыбацкой японской джонкой (моряки фрегата в борьбе со стихией за свои жизни умудрились спасти всех японских рыболовов) и вскоре был опрокинут шквальным ветром. Мужество, стойкость и профессионализм русских моряков поразили и местных жителей, и пребывавших там американских моряков. Особенное впечатление на свидетелей события произвело то, что вся команда корабля осталась в живых.

Через 3 месяца 158 членов экипажа фрегата «Диана» отправились домой на американской шхуне, а еще 284 человека — на бременском бриге. Впрочем, команда задумала из обломков судна и местных материалов построить шхуну и прибыть на ней в Россию. Однако офицеров-корабле- строителей среди моряков фрегата не было, зато были энтузиасты во главе с самым юным офицером, 22-летним А. А. Колокольцевым. На основе статей спасенного журнала «Морской сборник» и используя полученные в морском корпусе знания, моряки фрегата за 3 месяца построили небольшую, но ходкую и весьма остойчивую шхуну, названную в честь бухты, в которой спаслись русские моряки.

«Хеда» под командованием лейтенанта Колокольцева 28 апреля 1855 г. с 40 матросами, 2 юнкерами, 3 младшими офицерами и 3 старшими — вице-адмиралом Путятиным, дипломатическая миссия которого успешно завершилась, капитаном II ранга Посьетом и подполковником Лосевым — вышла к родным берегам. Но ночью 4 мая на выходе из пролива Лаперуза маленькая шхуна была обнаружена английским фрегатом, который принялся ее преследовать. Несмотря на более мощное парусное вооружение британского фрегата и благодаря образовавшейся полосе штиля, «Хеда» смогла успешно уклониться, а затем и оторваться от врага.

Спустя полчаса в ночной мгле еще 2 неприятельских корабля обнаружили и попытались догнать русскую шхуну, но и на этот раз скоростные, маневренные и мореходные качества «Хеды» не дали такой возможности вражеским судам. Хотя погоня и продолжалась более 2 часов, самодельная шхуна благополучно скрылась от противников и 6 мая вошла в Амурский лиман, где вскоре, достигнув мыса Лазарева, была встречена кораблями русской эскадры — корветом «Оливу- ца», фрегатом «Аврора», транспортом «Двина» и тендером «Камчадал».

В 1856 г. накануне ратификации российско-японского Симоносекского договора, заключенного в бухте Симода накануне гибели фрегата «Диана», русское правительство решило подарить шхуну «Хеда» японскому правительству «за благосердечное отношение японцев к потерпевшим крушение русским морякам». Вести корабль к берегам уже открытой для русских Японии должен был его строитель и командир Колокольцев.

14 сентября 1856 г. «Хеда» в сопровождении корвета «Оливуца» вышла из Николаевска к островам Японии и на следующий день благополучно прибыла в порт Хакодате. Через 10 дней, 25 октября 1856 г., под залпы орудийного салюта состоялась ратификация Симоносекского договора, а спустя еще 2 дня «Хеда» торжественно была передана японскому правительству на стоянке у острова Симодо, став первым кораблем Страны восходящего солнца европейского типа.