Разум

«Боги даровали людям разум, и из всех даров этот — величайший», — сказал поэт Софокл в V в. до н. э., в поэтической форме выражая очень давнюю точку зрения на центральную роль разума и рационального мышления в осознании человеком себя и своего места в мире. Собратья Софокла соглашались с ним. Пифагор, таинственный мыслитель VI в. до н. э., очарованный магией цифр и взаимоотношений между ними, был одним из первых, кто благоговел перед могуществом разума. В IV в. до н. э. Платон утверждал, что разум является высшей человеческой добродетелью, а его ученик Аристотель полагал, что правильное использование разума — ядра человеческой личности, отличающего человека от животного, — станет ключом к достижению подлинного счастья.

В Новое время люди по-прежнему были зачарованы разумом, а с XVII века, в эпоху Просвещения, известную как Век Разума, он стал поистине объектом поклонения. Но ведущая роль разума в подлинно человеческой жизни все же не была до конца ясна. Зачастую ему противопоставляли восприятие и опыт — как более приемлемые способы познания мира и поведения человека.

Рационализм и эмпиризм

Веком Разума эти времена назвали, потому что пионеры его, сначала в Англии, позже в Шотландии и остальной Европе, вознесли факел разума, рассеивающий тени предрассудков и предубеждений, окутывавшие (как считалось) мрачные времена Cредневековья. С тех пор любые представления проверялись на пробном камне разума, а не опираясь на традицию или религиозный авторитет. С развитием науки выяснилось, что мир в целом очень стройно организован и его тайны могут быть раскрыты посредством рационального познания. Один из величайших философов Просвещения, немец Иммануил Кант, считал, что человечество завершает период своего младенчества — незрелости, когда людям недоставало «решительности и отваги, чтобы использовать его (разум) без постороннего руководства».

Но разлад между рациональностью и рационализмом наметился уже на ранних этапах Просвещения. Рациональность — предполагавшая, что мнение должно быть основано на тщательной оценке доступных источников, после рассмотрения альтернативных объяснений и т. п., — считалась безусловной добродетелью. Рационализм, с точки зрения которого разум представляет собой уникальный способ постижения фундаментальной истины, напротив, полагали достаточно спорной теорией. Свой философский проект Декарт построил на фундаменте разумной уверенности, которая достигается исключительно путем рассуждений: он надеялся, что разум в состоянии обосновать любое знание, в том числе полученное посредством чувственного восприятия. Превосходство разума в обретении знания поддерживали так называемые «континентальные рационалисты», Лейбниц и Спиноза. Но против центральных аспектов их теории выступали британские эмпиристы — Локк, Беркли и Юм. Самый знаменитый из них, Юм, ограничил область действия рационального, отрицая роль разума в нормальных, эмпирических (основанных на опыте) процессах, которые и формируют знание. Он утверждал, что рассудочная составляющая в принятии решений нравственного характера вторична по отношению к «состраданию», то есть к человеческим чувствам.

"Рационализм становится отвратительным чудовищем, когда претендует на собственное всемогущество. Полагать разум всесильным такое же идолопоклонство, как поклонение каменным истуканам под видом Бога. Я призываю вовсе не к подавлению разума, но к признанию того, что мы отчасти обожествляем разум"  Махатма Ганди, 1926

В «Основах метафизики морали» (1785) Кант возражает Юму, настаивая, что не чувства, обычаи или законы, а именно чистый разум управляет нравственной волей человека. В основе каждого действия лежит определяющее правило, или максима, и подобные максимы могут стать моральными законами, если соответствуют фундаментальному правилу рациональности, так называемому «категорическому императиву»: «Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом». Иными словами, действие морально приемлемо, только если оно соответствует правилу, которое можно всегда и везде применять к себе и окружающим. Например, мы можем предложить максиму, согласно которой ложь и воровство приемлемы. Но ложь и воровство возможны только при наличии правды и собственности, и потому было бы странно желать превратить ложь и воровство во всеобщий закон. Таким образом, внутренняя логика становится для Канта лакмусовой бумажкой морали, и для постижения данного принципа достаточно одного лишь разума.

Наиболее обстоятельно рационалистская теория познания изложена Кантом в «Критике чистого разума» (1781). Обдуманно величественным заявлением, которое он уподоблял коперниканской революции в астрономии, Кант решился продемонстрировать, что вся предыдущая философия была устроена задом наперед. В ее основе лежало предположение, что «все наше знание должно соответствовать целям», — и поэтому она потерпела неудачу, — а он предложил изменить концепцию, чтобы подчинить цели нашим знаниям. Существуют, утверждал он, такие понятия, или категории мышления, как причины и следствия, которые мы не можем познать из окружающего мира, но должны их использовать, чтобы получить о них представление. Мы можем быть уверены, что наша логика или математика не утратят ценности в свете опыта, поскольку принципы и модели, на которых они строятся, являются плодом нашего абстрактного мышления, ограничивающего «непрестанное смятение» нашего восприятия. Именно эта способность вносить строгий порядок в хаос чувств и составляет могущество разума, или рациональность.

Раб страстей?

Яблоком раздора для рационалистов и эмпиристов был вопрос о возможности рациональной оценки добра и зла. Основными противниками выступали Кант и Юм.

В своем «Трактате о человеческой природе» (1739–1740) Юм представляет субъективистский взгляд на мораль. Он утверждает, что вы никогда не углядите порочности в якобы порочных действиях, «пока не заглянете в собственное сердце, где найдете возмущение и гнев по поводу совершившегося». И вот это уже неоспоримый факт; но он имеет отношение к вашим чувствам, а вовсе не к разуму. И кроется внутри, а вовсе не в окружающем мире. В своих поступках люди руководствуются «нравственным ощущением» или «симпатией», каковая, по сути, есть способность ощущать радость и страдания других; именно это чувство, а вовсе не разум лежит в основе нравственности и морали. Разум играет роль в понимании последствий наших поступков и в рациональном планировании путей достижения определенных целей, но сам по себе он не способен быть побудительной силой. Как сказал Юм: «Разум есть и должен быть только рабом страстей».

Ловушка математики

Для рационалистов, убежденных в способности разума уловить истину, находящуюся за пределами чувственного восприятия, особой привлекательностью всегда обладала математика. Она представляет собой парадигму сознания — реальность абстрактных объектов, доступных для исследования лишь при помощи рационального анализа. Эмпирики, разумеется, не могли игнорировать такой вызов — они вынуждены были либо отрицать возможность познания математических истин таким путем, либо попытаться продемонстрировать, что подобные истины, по сути, тавтологичны или просто не имеют значения. Последнее суждение обычно сводится к утверждению, что абстрактные математические факты — в действительности просто игра ума, а математическое мышление — это лишь система договоренностей, цель которой не открытие, а устранение противоречий; формальное доказательство, но не подлинная истина.