Мише́ль Ней — один из наиболее известных маршалов времён Наполеоновских войн. Он был храбрым и мужественным воином, и мыслил только о славе. В отличие от многих, он не придавал первостепенного значения размерам оклада, титулам, поместьям, знакам отличия. Все эти вещи не значили для него ровно ничего, хотя он был беден и горд, как Люцифер. Ней, вероятно, согласился бы всю жизнь прожить на жалованье рядового, лишь бы его прославляли как человека, выигравшего для Франции не одну битву, а общество знало бы его как военачальника, идущего в бой на десять шагов впереди самого быстрого из его солдат. 

Его лозунгом было слово «долг», а за ним – «действие». Рядовые его боготворили. Умением вдохновлять и увлекать их на решение, казалось бы, невыполнимых задач Ней владел в совершенстве.

Он никогда не полагался на адъютантов, чтобы выяснить, что случилось на поле боя, а устремлялся в гущу схватки сам. Он, казалось, был совершенно неуязвим для пуль и ядер и там где появлялся, солдаты собирались с духом, выходили из траншей и шли в атаку с криком «Там – рыжий! Сейчас дело пойдет!».

Бесстрашный, горячий, резко реагирующий на обиду, но столь же быстро прощающий все кроме оскорблений, задевающих честь, Мишель Ней – это квинтэссенция всего того, что составляет легенду о Наполеоне. Когда он умирал одним декабрьским утром спиной к стене, с ним умирал и дух Империи.

Мишель Ней родился 10 января 1769 года во французском Саарлуи́се в семье бондаря. Уже с детства Мишеля отличала склонность к лидерству, которая проявлялась во время обычных для мальчишек игр в «войнушку». Организуя со своими сверстниками потешные баталии, будущий «храбрейший из храбрых» частенько являлся домой с разбитым в кровь носом и в разодранной рубашке.

Физически очень сильный, рослый, неутомимый, превосходный наездник, Ней с детства бредил кавалерией. И в декабре 1788 г. он записывается в королевский кавалерийский полк.

В начале 1791 г. Мишель, получает повышение – чин бригадира-фурьера. Однако вскоре радость от этого была омрачена смертью матери, скончавшейся в ноябре. Ее смерть очень сильно потрясла Нея. «Я обещал ей, что приеду домой генералом», – со слезами на глазах говорил он.

Ней служил на севере Франции, поэтому не разделил славы Итальянского похода Бонапарта. И тем не менее его имя всегда присутствует в наградных списках. Уже тогда за ним очень быстро закрепилась слава превосходного мастера арьерга́рдного боя! Пройдут годы, и он окончательно превратится в лучшего наполеоновского специалиста по прикрытию отступающей армии.

Весной 1799 года Мишель Ней совершил свой первый легендарный подвиг. Переодевшись крестьянином и хорошо владея немецким языком, он сумел проникнуть во вражескую крепость Мангейм и произвести разведку ее укреплений. Затем ночью во главе 150 добровольцев ночью пробрался в крепость и внезапным налетом захватил ее основные укрепления, что позволило французским войскам без какого либо противодействия со стороны противника стремительно ворваться в Мангейм и принудить его гарнизон к капитуляции. За этот подвиг Ней был произведен в дивизионные генералы.

В мае 1801 г., по приглашению Наполеона Ней является в Париж. Это их первая встреча. Превосходный психолог Наполеон легко отыскал нужную тональность в разговоре с Неем. Все напоминает встречу двух старых друзей, один из которых безмерно рад показать приятелю свой дом и город. «Добро пожаловать, гражданин Ней, добро пожаловать в Париж» . Первый консул мастерски изображает радушие, напоследок одарив Мишеля роскошной трофейной египетской саблей: «Примите это оружие на память о дружбе и уважении, которые я испытываю по отношению к Вам. Оно принадлежало паше, нашедшему героическую смерть в битве при Абукире! Теперь вам надлежит защищать ею Республику!» Ней очарован, ошарашен и горячо реагирует на консульский подарок: «Генерал! Я клянусь, что расстанусь с этой саблей только вместе с моей жизнью!»

В августе 1802 года Ней жениться на близкой подруге падчерицы Наполеона Аглае Луизе Огье, которой только что исполнилось 20 лет. Заключению этого брака усиленно содействовала жена Наполеона Жозефина, да и сам первый консул не скрывал своей заинтересованности в нем, надеясь тем самым приблизить к себе способного генерала.

Кампания 1805 года принесла Нею новые лавры. Он разбивает эрцгерцога Фердинанда при Гюнцбурге и 14 октября штурмом на Эльхингенские бастионы вынуждает австрийцев к капитуляции Ульма.

На протяжении этих боев действия Нея были безупречны. Его блистательная храбрость, самоотверженность, непоколебимое мужество и полное презрение к опасности оказывали магическое воздействие на предводимые им войска. Вдохновляемые личным примером своего маршала они действовали, казалось бы, на грани возможного…

Но порой из-за своей самонадеянности Ней допускал ошибки. Так случилось в сражении при Йене.

При встрече с противником маршал решил сразу же атаковать его силами только одного своего авангарда. Не раздумывая долго, он, как лихой гусар, устремился в атаку. При этом Ней не стал дожидаться пока подойдут его главные силы. Не позаботился он и об организации разведки. Когда утренний туман начал рассеиваться, Ней неожиданно увидел перед собой противника, многократно превосходящего его в силах. Другой бы на его месте сразу же отступил или хотя бы остановился. Но не таков был Ней. «Вино уже откупорено, остается выпить его!» — обратился он к своим озабоченным его безрассудной храбростью генералам. Обеспокоенный Наполеон послал ему на помощь Ланна с подкреплением. В ответ Ней, находившийся, как всегда, в самой гуще схватки, крикнул: «Скажите его величеству, что я ни с кем не делю славу!»

Неся большие потери, корпус Нея все же продолжал продвигаться вперед. И тогда многочисленная прусская кавалерия атаковала французов во фланг. Ее мощным ударом, поддержанным с фронта пехотой, авангард Нея был отброшен в исходное положение. И лишь подоспевшая французская кавалерия спасла его от поражения.

Последней битвой войны Четвертой Коалиции стало сражение под Фридландом 14 июня 1807 г., в которой как французская, так и русская армии сражались с отчаянной храбростью.

Здесь Ней снова оказался в своей стихий. Курьер, посланный найти Нея и передать ему новые приказы, обнаружил его верхом на лошади на городской площади посреди пылающих зданий под сильным артиллерийским огнем. Он держал себя совершенно спокойно, читая депешу так, как будто летним вечером просматривал газету в своем имении. Вокруг него со всех сторон сыпались ядра, но наблюдавший за ним молодой человек сообщает, что маршал был абсолютно спокоен.

После его отчаянной штыковой атаки на левый фланг русских, за которую Наполеон прозвал его «рыжегривым львом», по сути дела, был решен исход той важнейшей битвы. После сражения Наполеон вызвал Нея, поцеловал и сказал: «Все было отлично, господин маршал, я очень доволен Вами. Сражение выиграли Вы».

Мишель Ней превыше всего ценил военную, солдатскую славу. Именно из-за нее он постоянно «лаялся» с другим сорвиголовой среди наполеоновских маршалов – кавалеристом от Бога Иоахимом Мюратом. Перебранки шли на таком солдатском сленге, что у присутствовавших уши вяли. Любопытно, что потомки Нея, живущие во Франции и по сей день, породнились с семейством Мюратов. Таковы парадоксы малой истории, а вернее, большие гримасы человеческих судеб.

В 1808 году Ней отправляется в Испанию, где совершает ряд блестящих подвигов. Позже Бонапарт переводит Нея в Португалию под руководство знаменитого Массена. Но методичный подход Массена к ведению войны вскоре начал раздражать Нея и он, казалось, делал все чтобы расстроить планы своего начальника.

Так произошло когда англичане стояли на вершине хребта близ монастыря Бузако. Вокруг английских позиций шла довольно удобная дорога, и англичан можно было легко выбить, совершив фланговый марш. Ней с его отчаянным темпераментом предложил предпринять яростную лобовую атаку, направив войска вверх по крутым склонам, на которых закрепились лучшие в мире стрелки. Результат атаки были катастрофическими. К концу дня французы потеряли 5 тысяч рядовых и 250 офицеров убитыми, раненными и взятыми в плен. Ней только что настаивавший на гибельной атаке, теперь начал протестовать, заявив, что нападение на такую сильную крепость было бы проявление величайшей глупости. В ответ Массена не произнес ни слова. Спровоцировать его было нелегко.

Тогда же Ней опять блестяще показал всем, что во французской армии он – лучший мастер арьергардного боя. С 10 тыс. солдат он умело сдерживал напор более чем вдвое превышавших британцев, не потеряв во время тяжелого отступления ни единой пушки, ни одной обозной фуры.

Вскоре Ней заявляет, что держать войска в абсолютно разоренной Португалии является совершенным безумием и что он со своей стороны, поведет корпус в Испанию, где по меньшей мере можно найти хлеб. Это оказалось слишком много даже для терпеливого Массена, и он отстраняет Нея от командования.

В трагическом для Бонапарта походе в Россию в 1812 г. 3-й корпус Нея был постоянно на острие атаки. Он и Мюрат все время соперничали между собой за право нагнать русских и навязать им решающую битву. Войска Нея участвовали в сражении за Смоленск, в бою у Валутиной горы. В ожесточенном сражении под Бородином Мишель проявил чудеса храбрости у Семеновских флешей.

В ходе отступления из Москвы Ней вместе с несколькими тысячами раненых, обмороженных и истощенных людей получил приказ идти последним и делать все возможное, чтобы удержать преследователей. Брошенный на погибель, без артиллерии и кавалерии, под бешеным огнем русских пушек Милорадовича и Ермолова он был отрезан от основных войск.

С наступлением нового дня в лагерь Нея прибыл русский офицер с предложение о почетной капитуляции. Ней с возмущением на него посмотрел. «Сдаться? Мне, маршалу Франции? Не я так моя сабля найдет выход отсюда!»

Ней был твердо убежден, что настоящий солдат должен пасть на поле боя и что те воины, которые умирают в своих постелях, – не настоящие солдаты, а… дерьмо! Быть со своими солдатами в самом опасном месте, разделять с ними все тяготы службы, честно исполнять свой долг – все это казалось Нею неизмеримо важнее высоких наград и пышных регалий.

Ночью во главе отряда в 1,5 тыс. человек Ней по занесенным снегом лесным тропам пробрался к Днепру, переправился через него по тонкому льду на другой берег и, отражая непрерывные нападения казаков, кружным путем двинулся на соединение с главными силами.

По большей части французы придерживались лесов, но время от времени на них наскакивали казаки, и им приходилось строится в каре. Ней поддерживал свое каре в движении, ободряя солдат малопристойными шутками по поводу внешнего вида и трусости неприятеля. Так, шутя и глумясь над врагом, он стрелял и снова заряжал свое ружье, пока казаки не рассыпались по сторонам в поисках более легкой добычи. Через трое суток, арьергард численностью 900 человек наконец-то достиг место назначения.

Ликованию среди солдат и офицеров главных сил не было предела. Вся армия считала его уже погибшим. Из-за своей неуравновешенности Ней нажил немало врагов, но сейчас в армии не нашлось бы ни одного офицера, который не подбросил вверх свою шляпу, узнав о спасении арьергарда. «Это было что-то вроде национального праздника», заявил один из свидетелей.

Пораженный и обрадованный император, сжимая Нея в своих объятиях, только и смог произнести: «Какой человек! Какой солдат! Какой молодец!» Именно в те дни Наполеон назвал Нея «храбрейшим из храбрых». Под таким прозвищем Ней и вошел в историю.

Во время битвы, завязавшейся вокруг Борисова, Ней снова выдвигается на передней план, приняв командование у раненного Ожеро. Собираясь отдать приказ начать еще одну бесплодную атаку, он немного промедлил, чтобы дать философский совет какому-то нерешительному офицеру. Он рассказал ему, что по слухам, монахи-траппи́сты имеют обыкновение часами выстраиваться на краю собственных могил, время от времени обращаясь друг к другу со следующими словами: «Брат, человек должен умереть». В ответ офицер усмехнулся, они оба помчались вперед и выбили противника с его позиции. А потом Ней снова вернулся на должность командира арьергарда и принялся за свои привычные дела.

Один из солдат вспоминает, как однажды видел Нея сидящим у костра по дороге в Вильну, когда между ним и русским авангардом ровным счетом никого. Кто-то заметил ему, что пора уходить, пока в деревню не ворвались казаки. Ней, кивнув в сторону четырех ветеранов, сидящих у соседнего костра, ответил: «С такими людьми мне наплевать на всех казаков России!»

Сильно потрепанные остатки Великов армии переправились через Не́ман в Ко́вно в надежде укрыться в прусских крепостях. Наполеон, узнав о запутанном заговоре в Париже, покинул армию и укатил на санях, невзирая на мольбы Бертье забрать его с собой. Командующим был оставлен Мюрат, но нервы короля Неаполя не выдержали и вскоре он также уехал сославшись на болезнь.

Существовал только один человек, который по-прежнему не впадал в панику, нервы которого не сдавали, несмотря на холод и рост потерь личного состава. Это был Мишель Ней. Человек, прошедший последним через Неман, за которым начиналась Пруссия, командующий уже пятым составом арьергарда, состоящего теперь из горстки немцев и двух десятков отставших от своих частей французов. Как только арьергард бы в очередной раз атакован русскими, немцы побросали свои ружья и разбежались. Ней же подбирал их одно за другим и разряжал в сторону атакующих казаков.

15 декабря в одном из прусских городков в помещение, занятое неким штабным офицером, ввалился оборванный, с мутными глазами головорез. Удивленный офицер, естественно спросил, кто он и чего хочет. Ней усмехнулся. «А вы не узнаете меня?» И когда тот ошарашенно уставился на него добавил: «Я и есть арьергард. А нет ли у вас какого-нибудь супа? Я чертовски проголодался.»

После компании 1812 года Франция была потрясена, люди были одеты в траур, а по всей стране семнадцатилетние рекруты прятались по амбарам и чердакам. Но Наполеон не был в отчаянии. Маршалу Бертье он говорит: «Мой старый друг, давайте еще раз проведем нашу итальянскую компанию!»

Маршалы не разделяли оптимизма своего главнокомандующего, они устали от войн. Большинство по-прежнему сохраняли верность императору, но каждый хотел мира, отчаянно хотел мира – ради себя, ради своих жен и детей, общаться с которыми им приходилось так мало, и больше всего – ради Франции, за которую они проливали кровь вот уже более двадцати лет.

Маршалы еще верят, что ценой определенных уступок можно добиться почетного мира. Но стоит Бертье заикнуться о мирных предложениях, как он тут же нарывается на оскорбления. «Старый дурак! – кричит Наполеон – Куда вы лезете! Заткнитесь!»

У Наполеона своя правда. Он знает, что вернуться в Париж, юридически признав поражение в войне, будет для него равно гибели. Это признание вырывается у Императора во время встречи с Меттернихом. «Ваши государи, рожденные на троне, могут двадцать раз возвращаться побежденными в свои столицы. Я этого не могу потому что я вышел из солдат…»

По большому счету Наполеон был прав. Он понимает, что стоит ему уступить один только раз, и противники начнут выдвигать все новые и новые требования, – одно унизительней другого. А цель у них одна - сбросить с трона французских королей, человека внушающего ужас всей легитимной Европе.

Бонапарту далось продавить ситуацию с маршалами, заставив их повиноваться. Но результат этой победы Императора оказался страшным. Он получил армию, во главе с полководцами не верящими в победу.

Перешедшие на сторону союзников Бернадот, Моро и Жомини́ в один голос советуют монархам в первую очередь направлять удары против наполеоновских маршалов, уклоняясь от столкновения с самим Наполеоном.

И вот в августе 1813 года Император громит противника под Дрезденом, но его маршалы, предоставленные самим себе, терпят одно поражение за другим.

Военные события принимали для французов все худший оборот. Маршалы начинают видеть в Наполеоне причины всех своих бед. Им казалось, что он, отказываясь идти на разумный мирный диалог с союзниками, продолжает войну только из-за упрямства, или, что еще хуже из-за собственного беспредельного честолюбия. Не без помощи пропагандисткой машины 6-й коалиции в высших командных эшелонах французской армии начала распространяться мысль о том, что вооруженные силы коалиции сражаются не против Франции и ее народа, а лишь для того чтобы положить предел агрессивным замыслам Бонапарта, несущего бесконечные войны и смерть не только народам Европы, но и самим французам. Маршалы начинают всерьез высказываться об отречении Наполеона.

И вот 4 апреля 1814 в этом противостоянии наступает развязка. В императорском дворце под Парижем Наполеон обсуждает с маршалами военно-политическую ситуацию сложившуюся после вступления армий антифранзуской коалиции в столицу. Император настаивает на решительных действиях. «Я призову армию!» - восклицает он и неожиданно для себя сталкивается с прямым сопротивлением соратников. «Сир, армия не сдвинется с места,» - говорит Мишель Ней. «Она повинуется мне», - голос Наполеона срывается на крик. «Сир, армия повинуется своим генералам»… 

В тот же вечер Наполеон решает отречься от престола в пользу своего трехлетнего сына, римского короля, при регентстве его матери Марии Луизы.

Оповещенные об этом решении маршалы, которые все еще не верили в свою легкую победу, бросаются к императору с громкими словами благодарности. «Сир, — кричит Монсей. — Вы спасли Францию! Примите мою дань восхищения и благодарности!» Ему вторит Лефевр: «Никогда вы не были столь величественны! Никогда за всю вашу жизнь!» Сыну мельника, так и не научившемуся тонкой придворной лести, явно изменило чувство меры. Наполеон поручает Коленкуру, Нею и Макдональду заключить соглашение об условиях отречения с русским императором Александром I.

На встрече с царем Ней с жаром, в самых красноречивых выражениях настаивал на сохранении династии Наполеона на французском престоле. Рыцарственный Александр со своей стороны, не мог не откликнуться на призыв маршала, покрывшего себя в России славой, облетевшей весь мир, и он как будто был склонен поддержать эту идею. «А кто, собственно, эти Бурбоны? Ничего о них не знаю!». Однако на второй аудиенции его позиция изменилась и союзные монархи отказались признать права династии Бонапартов на престол. Что же произошло? Если знаете, напишите в комментариях, рассказ об этом случае будет в одном из следующих роликов.

Бонапарту приходится отречься заново, но уже без всяких оговорок. Вместо французского престола ему отводят захолустный островок Эльба и словно в насмешку оставляют титул императора.

Все маршалы за исключением Даву были приняты при дворе и почти все удостоились новых высоких званий, орденов и должностей. Теперь их служба выгодно отличалась от эпохи Бонапарта спокойствием и комфортом.

13 марта 1814 года Мишель Ней играл в карты в своем сельском доме, когда к нему прибыл курьер с приказом от военного министра Сульта. Согласно приказу, Ней должен был прибыть в Бензансо́н и принять командование Шестым корпусом. Ней был озадачен – он совершенно не понимал, почему он должен отправляться на юг. Вздохнув, Ней поднялся из-за стола, приказал закладывать карету и направляться в Париж, где его нотариус сообщил новость, что Наполеон бежал с Эльбы и теперь идет на север, призывая каждого француза присоединится к нему.

Неуравновешенная натура Нея не могла вынести подобного потрясения, и он взорвался. Ней направляется к королю и хвалится в приемной, что скоро положит конец этой чудовищной бессмыслице. Он, Мишель Ней, не только выступит против Наполеона, но и привезет преступника в железной клетке.

Однако это боевое настроения владело им не долго. Прибыв в Безансон и услышав новости о неудаче Макдона́льда в Лионе, Ней начал сомневаться в своих собственных солдатах. Вместе с этими сомнениями пришли депрессия и душевный дискомфорт, приведшие к вспышкам гнева, направленного то против Наполеона, то против слабости Бурбонов.

Постепенно ему становится ясно, что между Наполеоном и возможностью бескровного завоевания Франции стоит он один. Роялисты ожидали, что он остановит продвижение Наполеона, Бонапарт ожидал, что он очистит ему дорогу на Париж, простые люди желали, чтобы он спас Францию от гражданской войны и повторного вторжения иностранных армий. Он был один, рядом с ним не стояло ни одного друга, к которому он мог обратится за утешением или советом, и железные нервы Нея начали сдавать. Это был гораздо более сильный вызов судьбы, чем тот, которому он так блестяще противостоял в России.

Когда к нему в гостиницу зашли двое караульных, он как раз читал прокламацию Наполеона. «Теперь уже никто не умеет так писать, - печально произнес он, - это – верный способ затронуть сердца». Через короткое время, поняв, что каждый его солдат только и ждет, чтобы он развернул трехцветное знамя, начинает ворчать: «Разве я могу остановить море?»

На следующее утро Ней обращается к своим войскам: «Офицеры, солдаты, дело Бурбонов погибло навсегда». И громоподобным криком произносит: «Да здравствует Император!» Многие офицеры сбежали, а рядовые побросали в воздух свои кивера.

Пять дней спустя Наполеон дружески принял Маршала в Осе́ре. Когда Ней начал извиняться за свое странное поведение в течении минувшего года, император перебил его: «Не нужно извиняться, я никогда не сомневался в ваших истинных чувствах!» На самом деле он в них сомневался. На счет его бывших маршалов у него вообще не было иллюзий. Превосходный знаток людей, он узнал почти все, что можно знать о человеческом поведении, в дни своего отречения и ссылки он понимал окружающих его людей настолько хорошо, что в его сердце не оставалось места ни гневу, ни презрению.

Итак, постепенно Ней втягивается в авантюру, которую сам недавно называл сумасбродной. Он стряхнул все сомнения и ввязался в новые битвы. Он никогда не разбирался в политике и не понимал сути интриг, но, как штурмовать вражеские укрепления, он знал лучше всех во Франции. Ненадолго, совсем ненадолго Мишель Ней снова стал самим собой.

В битве при Ватерлоо Ней сражался как сумасшедший. Как всегда каким-то чудом он оставался невредим; его не брали ни пуля, ни штык, ни клинок. Однако те, кто видел Нея в других сражениях, отмечали странные изменения в его поведении. Он как и прежде бушевал, неистовствовал, но не ободряющих слов, ни жестов не было. За два дня до битвы при Ватерлоо, кто-то слышал, как он прокричал: «Если бы только меня убила английская пуля!» Теперь на склонах Мон-Сен-Жан, многим казалось, что он специально ищет смерти. Что это было: следствие угрызения совести или желание смерти у человека, отдавшего войне свою жизнь?

После того как все его яростные попытки сломить сопротивление англичан успехом не увенчались, Ней лично ведет в атаку кавалерию. В течение двух часов огромные конные массы, как неистовый смерч, обрушиваются на каре англичан и их союзников. Но без поддержки уже до предела измотанной и понесшей большие потери пехоты кавалерии решительного успеха добиться не удалось. Англичане не только устояли, но и отразили все атаки французской конницы с большими для нее потерями.

Позже неутомимый Ней опять возглавил атаку, на этот раз он был на ногах. К этому моменту под ним было убито уже пять коней. Очевидец описывает, как он поднимался по склону, - его лицо почернело от пороховой гари, один эполет был сорван пулей, форма порвана, и весь он был выпачкан в грязи. Кто-то закричал: «Вон идет Рыжий» - и даже раненые вставали и следовали за гвардией. Величайший режиссер не смог бы создать более впечатляющий сценарий последнего акта легенды о Наполеоне.

Расстреливаемая во фланг артиллерией, сметаемая ближним оружейным огнем по фронту, гвардия таяла на глазах. Наполеоновскую армию охватила волна паники, она развернулась и побежала. Но Ней никогда не поворачивался спиной к врагу на время большее, чем требовалось чтобы собрать бегущих и зарядить ружье. Изменять своим привычкам в своей последней битве он не собирался. «Смотрите, как может умирать маршал Франции!»- кричал он пробегающим мимо солдатам. Только когда уже совсем стемнело, Ней выбрался с поля боя, опираясь на плечо капрала. Ему нашли лошадь и он медленно поехал в сторону Са́мбры – последний из старших офицеров, покидающий поле боя.

После Ватерлооского разгрома маршал простился с семьей и отбыл из Парижа. Сначала он намеривался уехать в Швейцарию (маршал Сюше предлагал ему деньги и паспорт), но добравшись до замка Бессони решил ожидать своей участи здесь. 

Пришедших утром 3 августа за ним жандармов, Ней встретил спокойно. Говорят ему ни раз предлагали сбежать из под стражи, но он отказывался. Для вынесения приговора был сформирован специальный суд, в который в качестве судей должно было входить не менее четырех сподвижников Нея. Это были маршалы Монси́, Ожеро, Массена и Мортье.

Однако с самого начала ветераны обнаружили видимую неохоту судить человека, подвиги которого в России давно стали легендой. Мортье заявил, что предпочитает быть уволенным в отставку, Массена – что у него с Неем существует личный конфликт, а Ожеро попросту слег в постель. Монси направляет королю письмо с категорическим отказом принять участие в суде. «Где были обвинители Нея тогда, когда он сражался на поле брани? Именно Ней спас остатки армии на Березине. У меня у самого там были родные, друзья, солдаты, которые любили своего военачальников, а теперь на меня возлагается обязанность осудить на смерть человека, которому столь многие французы обязаны свое жизнью, столь многие семьи – жизнь своих сыновей, мужей, отцов! Нет ваше величество… если мне не дозволено спасать ни свое отечество, ни свою жизнь, я во что бы то ни стало хочу сохранить свою честь.»

Самоотвод маршалов король не принял. И все же 11 ноября военный суд был признал некомпетентным в рассмотрении обвинений. Дело было передано на рассмотрение палаты пэров.

Однако военачальникам все равно пришлось делать нравственный выбор. Многие из них, как и Ней, имели звание Пэра. На суде Ней упорно защищал свою честь. Он заявил, что его переход на сторону Бонапарта диктовался волей обстоятельств. Он не мог противостоять воле и единодушному желанию целой армии снова стать под трёхцветные знамена.

Адвокат Нея добросовестно исполнял свои обязанности. Он, говорил, что его подзащитный является… прусским подданным, потому что Ней родился в городе Саарлу́и, который по мирному договору перешел под власть прусского короля, и поэтому французский суд не может судить иностранца. При этих словах подсудимый возмущенно воскликнул: «Я француз, и французом умру!»

Второй процесс был завершен в первой половине дня 6 декабря, и пэры удалились на голосование. Ста семью голосами против сорока семи Ней был приговорен в том, что принял эмиссаров Наполеона; виновным в прочтении прокламации перед войсками; подстрекательству к мятежу и переходу на сторону Наполеона. Среди тех, кто голосовал за смертную казнь были Мармон, Виктор, Келлерман, Периньон и Серюрье. Все пятеро сражались рядом с Неем начиная с первых компаний. Среди имен, которые голосовали за смерть Нея, особенно выделяют два: Дюпо́на и Мезона. Дюпон сдал свою армию, окруженную испанцами в 1808 году, и по своей некомпетентности и трусости позволил войне заполыхать на всем Перинейском полуострове. Мезо́н же был из тех немногих, кто через снега прошел с арьергардом от Смоленска до Ковно, и во время этого отступления Мишель Ней по меньшей мере один раз спасал ему жизнь.

Подсудимый был отправлен назад в Люксембургскую тюрьму, где его посетили преданная жена и четверо детей. Аглая, совершенно измученная обиванием порогов в высоких инстанциях в надежде на отмену смертного приговора, даже теперь не потеряла этой надежды.

В 9 часов 30 минут утра 7 декабря она отправилась во дворец умолять короля о снисхождении. К ней вышел герцог Дюра́. Сей важный муж произнес: «Мадам, аудиенция, о которой вы просили, потеряла всякий смысл». Сохранился рассказ, что присутствовавшая здесь же герцогиня Ангулемская (дочь казненного Людвика XVI) «с чувством глубокого удовлетворения» добавила: «Слишком поздно, мадам. Ваш муж уже понес наказание». И несчастная Аглая лишилась сознания.

Часом ранее Нэя отвели под мелким дождем к месту расстрела. Герой десятков сражений мужественно встретил свои последние минуты. Он отказался встать на колени и не позволил завязать себе глаза. Отбросив шляпу, Ней воскликнул: «Французы, я протестую против моего приговора. Моя честь…» Залп оборвал его голос и маршал рухнул навзничь.

Когда Наполеон узнал о смерти Нея, он якобы произнес всего одну фразу: «Герои не нуждаются в надгробных речах!».

Позже он вспоминал: «Ней был человеком храбрым. Его смерть столь же необыкновенна, как и его жизнь. Держу пари, что те, кто осудил его, не осмеливались смотреть ему в лицо.»