Франц Кафка (1883—1924)
За свою относительно недолгую жизнь Франц Кафка успел выпустить три книги рассказов и даже удостоился престижной литературной премии. Но всемирную славу он всё же обрёл после смерти, когда его друг, писатель Макс Брод, вопреки завещанию, в котором Кафка просил своего душеприказчика сжечь все оставшиеся после него рукописи, опубликовал неизданные произведения пражского прозаика, и в их числе три больших романа.
Кафка родился в Праге, в еврейской семье. Отец писателя, Герман Кафка, долгие годы торговал товарами вразнос. Женившись на Юлии Леви из состоятельного семейства, он смог на деньги жены открыть собственную галантерейную лавку и стать совладельцем небольшого цементного завода.
Кафка говорил не только по-немецки, но и по-чешски, однако чувствовал себя в Праге, как, впрочем, и в родительском доме, чужим. Отец, человек своевольный и жестокий, хотел видеть сына своим преемником. Их мучительные взаимоотношения Кафка описал впоследствии в «Письме отцу» (1919 г.). По окончании в 1906 г. Пражского университета, где он изучал право и слушал лекции по германистике и истории искусств, Кафка почти до конца жизни оставался на скромной должности чиновника по страхованию от производственных травм. Единственно важным для себя делом — литературой — он занимался ночами, мучительно сомневаясь в достоинствах написанного.
Загадочные образы Кафки трудно понять, никакие однозначные толкования их не исчерпывают. В его ранней притче «Бегущие мимо» (1908 г.) говорится о двух людях, бегущих в одном направлении. Кто они? «Может быть, — пишет Кафка, — они для собственного удовольствия гоняются друг за другом, может быть, они оба преследуют третьего, может быть, первый ни в чём не виноват, и его преследуют понапрасну, может быть, второй хочет убить его, и ты станешь соучастником убийства, может быть, они ничего не знают друг о друге, и каждый сам по себе спешит домой...» Уже в этом отрывке проявилась одна из главных особенностей прозы Кафки — предположительность повествования. Суть в данном случае не в перечислении возможных интерпретаций, а в относительности каждой из них.
Здесь, как и во всех своих произведениях, Кафка принципиально отказывается от разъяснений — и не потому, что не способен ясно выразить мысль. С чрезвычайной остротой ощущал он многозначность любого явления жизни, множественность перспектив, по-разному его раскрывающих, шаткость истин, несводимых к единственному значению. Не случайно Кафка посещал в Праге лекции знаменитого физика Альберта Эйнштейна, уже опубликовавшего к тому времени первую часть своей теории относительности. Писатель и сам утверждал новый способ мышления, только в его случае — это способ художественного постижения действительности XX столетия.
«Нет нужды выходить из дому. Оставайся за своим столом и прислушивайся. Даже не прислушивайся, жди. Даже не жди, будь неподвижен и одинок. И мир разоблачит себя перед тобой, он не сможет поступить иначе...» Ф. Кафка
Герой романа «Процесс» (1914— 1915 гг., опубликован в 1925 г.) Йозеф К. — молодой человек, привыкший жить по раз и навсегда установленному порядку. В восемь часов утра хозяйка квартиры приносит ему завтрак, он исправно ходит на службу, приударяет за соседкой, раз в неделю посещает бордель. Но уже в самом начале романа этот порядок оказывается сметённым. Проснувшись, герой видит у своей кровати человека в одежде, похожей на военную форму, и узнаёт, что арестован. Йозеф К. изо всех сил стремится вернуться к привычной жизни. «Он хочет, чтобы Анна принесла ему завтрак», — говорит незнакомец, обращаясь к кому-то за дверью. Оттуда слышится смех.
На протяжении всего повествования герой не перестаёт удивляться. Его поражает, почему канцелярии суда в городе расположены под крышами домов, на чердаках, где сушат бельё, а потолки такие низкие, что чиновники упираются в них головами. Угнетает, что ни он, ни члены суда ничего не знают о ходе процесса и даже о самом обвинении, которое так и остаётся непонятным до конца романа. Быть может, тема произведения — анонимность власти? Но однозначные выводы чужды Кафке: содержание романа и богаче, и шире.
С началом процесса в существовании героя внешне ничего не изменилось. Йозеф К. продолжает ходить на службу, завтракать и вообще жить по заведённому порядку. Но эта жизнь — мнимая. Утверждается какой-то другой порядок, одинаково страшный как для героя, так и для читателя.
Йозефа К. арестовали, когда он проснулся в своей постели. Эта ситуация не только напоминает страшную реальность диктаторских режимов. В суховатой, намеренно неэмоциональной прозе Кафки мотив пробуждения ото сна предупреждает ещё и о переходе от одного состояния к другому, из одного мира в другой. Так развёртывается и сюжет новеллы «Превращение» (1915 г.): герой, проснувшись, обнаружил, что превратился в насекомое.
В предпоследнюю главу романа «Процесс» включена притча о человеке, пришедшем к вратам Закона, дабы познать его. Но привратник преградил человеку путь, сказав, что сейчас войти нельзя. Проходят годы, человек старится, слабеют его глаза, однако «теперь, во тьме, он видит, что неугасимый свет струится из врат Закона». Умирая, человек спрашивает, почему же за долгие годы никто, кроме него, не захотел в них войти: «Ведь все люди стремятся к Закону...». Следует ответ: «Эти врата были предназначены для тебя одного!». Йозеф К возмущён: человека обманули, над ним издевались. Но у рассказавшего притчу священника (как и у повествователя в «Бегущих мимо») есть иные объяснения. Самое поразительное из них такое: «Правильное восприятие явления и неправильное толкование того же явления никогда полностью взаимно не исключаются». Полнота и истинность толкований труднодостижимы. Ситуации и картины Кафки — сгустки значений, которые читатель должен осмыслить.
Так, в первой главе романа герой, оставшийся из-за своей стражи без завтрака, решает ограничиться припасённым с вечера яблоком. О яблоке нередко заходит речь и в других произведениях Кафки. Каждый раз — мы в праве это предположить — оно значит одно и то же: автор, несомненно, помнил библейское предание о яблоке, сорванном с древа познания, — вкусивший его видит мир совершенно иначе, отныне для него начинается процесс познания. Именно об этом процессе, а не только об аресте Йозефа К, говорится в романе.
«Если поглядеть на нас просто, по-житейски, мы находимся в положении пассажиров, попавших в крушение в длинном железнодорожном туннеле, и притом в таком месте, где уже не видно света начала, а свет конца настолько слаб, что взгляд то и дело ищет его и снова теряет, и даже в существовании начала и конца нельзя быть уверенным». Ф. Кафка
В окружающем мире всё непрочно, всё шатко, ни на что нельзя опереться. Однажды вечером, уходя со службы домой, Йозеф К. заглядывает в одну из коморок своего учреждения и видит, как экзекутор собирается высечь тех стражей, которые приходили его арестовывать. Он открывает дверь на следующий день и видит ту же картину. Ужасно, что людей всё ещё мучают. Но по-иному страшно оттого, что свеча не уменьшилась с вечера. Время остановилось...
Шаткость, ненадёжность жизни ощущается в романе и на уровне языка. «Кто-то, вероятно, донёс на Йозефа К., потому что, хотя он не сделал ничего плохого, однажды утром его арестовали» — такова первая фраза романа. Кроме стремительно данной экспозиции здесь содержится ещё и другое, невысказанное сообщение, фраза оповещает о некоей неопределённое™ — кто-то донёс, вероятно, донёс, донёс неизвестно что. Не полностью отрицается и обоснованность доноса. Сказано только: «...хотя он не сделал ничего плохого». Последнее утверждение тоже шатко, ибо представлено как не высказанные вслух слова самого героя или его самооправдание.
Мир произведений Кафки — это мир, где схваченный человек в ответ на протест: «Я ведь могу и закричать!» — получает веское возражение: «А я могу заткнуть тебе рот!». Где судебный процесс может кончиться казнью или не кончиться вовсе. Где Йозефа К в итоге ведут в каменоломню, раздевают, кладут на камень и дважды поворачивают нож в сердце. Но самое страшное, что никакие умозаключения здесь ничего не значат, нет связанных между собой причин и следствий.
Желая выяснить своё положение, Йозеф К. отправляется в судейские канцелярии, расположенные под крышами домов. Он приходит туда без вызова, но оказывается, что именно в это время его и ждали. Точно так же в конце романа герой, одетый во всё чёрное, сидит на стуле у двери своей комнаты, совершенно готовый к выходу, хотя и не знает, что за ним придут. Но за ним приходят, и двое людей, «похожих на старых отставных актёров», берут его под руки и ведут на казнь.
В созданном Кафкой мире действует иная логика, которой нет смысла удивляться. О превращении Грегора Замзы в насекомое (новелла «Превращение») рассказано как о чём-то обыденном. Герой думает о службе, о поезде, на который боится опоздать, опасается, что о произошедшем узнает его начальство. Он старается внушить окружающим, что ничего особенного не случилось.
Герои Кафки находятся в постоянном бессмысленном движении. Иногда в поисках пристанища они бегут в другие страны. Так поступает главный персонаж романа «Америка» (второе название «Пропавший без вести»; 1911 — 1914 гг.) Карл Россман. Путь ведёт его от дома к дому, но в каждом из них он может оставаться на всё более короткий срок.
«...Ибо мы как срубленные деревья зимой. Кажется, что они просто скатились на снег, слегка толкнуть — и можно сдвинуть их с места. Нет, сдвинуть их нельзя — они крепко примёрзли к земле. Но, поди ж ты, и это только кажется». Ф. Кафка
В другом знаменитом романе Кафки — «Замок» (1921 — 1922 гг., опубликован в 1926 г.) — землемер К. бродит по заснеженной Деревне, упорно пытаясь проникнуть в недоступный Замок или хотя бы просто приблизиться к нему. От Замка зависит его работа, право на жизнь в Деревне, его дальнейшая судьба. Но как только К. хочет подойти к нему, расстояние, их разделяющее, растёт. Более того, сам вид Замка меняется. Там, где прежде рисовалось величественное здание, обнаруживаются несколько приземистых строений.
Всё под снегом, всё замерло. Оцепенело как будто бы и сознание поселян: никто, за исключением Амалии, не пытается противиться Замку, все признают неколебимой его власть, которая осуществляется через чиновников, спускающихся из Замка в Деревню. К. пытается добиться разрешения жить и работать в Деревне, он звонит в Замок, стремится вступить в контакт с чиновниками, затевает любовную связь с Фридой, бывшей возлюбленной влиятельного господина Кламма. Однажды К. почти удаётся достичь цели, но, пробравшись в комнату чиновника, он, внезапно обессилев, засыпает на его кровати. Да и какая в этой Деревне может быть работа для землемера? Ведь здесь отсутствует сама основа жизни — земля, а значит, мерить нечего.
«Замок», как и два других романа Кафки, не завершён. По словам Макса Брода, Кафка рассказывал ему, что в итоге герой «Замка» должен получить право жить в Деревне. Однако произойдёт это тогда, когда он будет лежать на смертном одре и продвижение не только в простом, физическом, но и в широком смысле — продвижение дальше по жизни — станет для него уже немыслимо...
Заманчиво интерпретировать Замок как воплощение власти. Но всё ли объясняет подобное толкование? Например, землемер ли вновь прибывший, или он только выдаёт себя за такового, а Замок по неизвестным причинам его самозванство принимает? Ведь К. утверждает, что его позвали, Замок же сначала отрицает эту версию, но потом соглашается с ней.
Однако в мрачном и неустойчивом мире Кафки есть и просветы. Г. Гессе считал: отчаяние соединяется у Кафки с благоговением перед тем, что не доступно ни познанию, ни даже смутным догадкам людей. Кафка, как писал Гессе, «ни в коем случае не был только отчаявшимся... Сомневался он не в Боге, не в высшей реальности, но в себе, в способности людей прийти к Богу или, как он это порой называл, к Закону». Знаменательна последняя сцена романа «Процесс», когда Йозефа К. ведут на казнь. Железной хваткой его держали с двух сторон под руки, а он упирался, упирался до тех пор, пока случайно не увидел на улице нравившуюся ему прежде женщину. И он пожелал хоть сейчас, перед смертью, освободиться душой от процесса, неотступно его занимавшего. Теперь, на пороге конца, герою, кажется, становится понятным окрик священника в соборе: «Неужели ты за два шага уже ничего не видишь?».
Дальше его уже не тащили — он шёл сам, и стражникам оставалось лишь поспевать за ним, как будто он знал, где состоится казнь. Страх, паника, стремление подчинить себе более слабого (характерные проявления массового сознания) вытесняются душевным движением сугубо индивидуальным — просветлением, освобождением от сосредоточенности исключительно на себе.
Но голова его уже лежит на камне, а палачи уже передают над ним из рук в руки нож. И тут происходит неожиданное: «И как вспыхивает свет, так распахнулось где-то окно там, наверху, и какой-то человек, казавшийся издали, в высоте, слабым и тонким, порывисто наклонился далеко вперёд и протянул руки ещё дальше Кто это был? Друг? Просто добрый человек?.. Хотел ли он помочь? ...Или за ним стояли все?..». Читатель, возможно, заметит «геометрическое» сходство окна с «вратами Закона», вспомнит свет, лившийся и там и тут.
В своих произведениях Кафка лишь ставит вопросы: отношения Закона и человека, света и тьмы, оправдания и вины, героя и других людей даны им в состоянии неопределённости, которая не предвещает обязательного спасения.