Николоз Бараташвили (1816—1845)
Ко времени рождения Николоза Бараташвили, одного из самых ярких грузинских поэтов первой половины XIX в., большая часть Грузии уже полностью подпала под власть Российской империи, а многие знатные фамилии обеднели и пришли в упадок. Так произошло и с княжеской семьёй Бараташвили: рано умерший отец оставил своему сыну в наследство лишь одни долги.
На первый взгляд кажется, что недолгая жизнь Николоза Бараташвили представляет собой цепь сплошных разочарований и несбывшихся надежд. Николоз мечтал о военной карьере, но ещё в детстве неудачно упал с коня и сломал себе обе ноги. Он хотел учиться в Петербургском университете, но отсутствие средств и необходимость содержать мать и сестёр вынудили его стать чиновником. Николоз вёл как бы двойную жизнь. Внешняя её сторона — времяпрепровождение светского человека с репутацией скандалиста, весельчака, кутилы и острослова, завсегдатая балов и пирушек в Тифлисских банях, описанных А. С. Пушкиным в его «Путешествии в Арзрум». Внутренняя же — напряжённые размышления поэта, тонкого лирика и философа, остро чувствующего трагизм бытия, над смыслом собственной жизни и жизни вообще.
Чувство одиночества и покинутости, часто посещавшее Бараташвили, побуждало его искать утешение в созерцании природы. В стихотворении «Сумерки на Мтацминде» (1833— 1836 гг.) свои душевные состояния автор уподобляет состояниям природы:
Когда на сердце ночь, меня к закату
тянет.
Он — сумеркам души сочувствующий
знак.
Он говорит: «Не плачь. За ночью день
настанет.
И солнце вновь взойдёт. И свет
разгонит мрак». (Здесь и далее перевод Б. Л. Пастернака.)
Бараташвили остро переживал разлад между романтическими мечтаниями о великих свершениях на благо порабощённой родины и серой реальностью чиновничьих будней. Но неудовлетворённость собой и собственной жизнью заставляла его не сетовать на несовершенство мира и людей, а тревожно и пристально вглядываться в себя, прислушиваться к «таинственному голосу» совести:
Голос какой-то, невнятный
и странный,
Сопровождает везде, постоянно
Мысли, шаги и поступки мои,
«Путь твой особый. Ищи и найдёшь».
Так он мне шепчет. Но я и доныне...
В розысках вечных и вечно в уныньи.
Где этот путь и на что он похож?
«Таинственный голос», 1836 г.
Поиски своего пути побуждали поэта-романтика искать ответ на вопрос о смысле земной человеческой жизни. В стихотворении «Раздумья на берегу Куры» (1837 г.) он рассуждает о тщете всех земных деяний: будь ты хоть грозным завоевателем, хоть великим правителем, рано или поздно твои дела позабудутся. Казалось бы, из этого логически следует, что можно забыть о долге и пуститься в погоню за удовольствиями, но Бараташвили делает неожиданный вывод, основанный не на гедонистической (от греч. «едоне» — «удовольствие») логике, а на законах чести и совести:
Но мы сыны — земли, и мы пришли
На ней трудиться честно до кончины.
И жалок тот, кто в памяти земли
Уже при жизни станет мертвечиной.
Как отмечают биографы поэта, несмотря на репутацию весельчака и кутилы, он очень ответственно относился к нелюбимой службе и начальство прочило ему стремительную карьеру. Это давало повод надеяться на брак с одной из красивейших женщин Грузии тех лет, Екатериной Чавчавадзе, дочерью Александра Чавчавадзе и сестрой Нины Грибоедовой. Николоз давно был влюблён в неё, и она как будто отвечала ему взаимностью. Однако поэту предпочли владетельного князя, и Бараташвили ещё больнее ощутил одиночество и неприкаянность:
Кто был в своём доверии обманут,
Тот навсегда во всём разворожён,
Как снова уверять его ни станут,
Уж ни во что не верит больше он.
Он одинок уже непоправимо.
Не только люди — радости земли
Его обходят осторожно мимо,
И прочь бегут, и держатся вдали.
«Одинокая душа», 1839 г.
Мерани — крылатый вороной конь, популярный образ грузинской мифологии и поэзии, близкий античному Пегасу
Знаменитое стихотворение «Мерани» (1842 г.) не менее значимо для грузинской литературы XIX в., чем стихотворение А. С. Пушкина «Пророк» — для русской литературы. В нём романтическое стремление разорвать путы судьбы, сковывающие волю и душу человека, достигает той наивысшей силы, когда ничто уже не может остановить безудержного порыва творца, отказавшегося от земных привязанностей:
Пусть оторвусь я от семейных уз.
Мне всё равно. Где ночь в пути нагрянет,
Ночная даль моим ночлегам станет.
Я к звёздам неба в подданство впишусь.
Как заклятие, помогающее преодолеть препятствие, рефреном повторяются строки: «Вперёд, мой конь! Мою печаль и думу / Дыханьем ветра встречного обвей». Всадник Бараташвили — это поэт, отказавшийся быть «рабом судьбы» и оседлавший крылатого коня своей мечты. Он становится первооткрывателем, пророком, прокладывающим путь тем, кто пойдёт вслед за ним:
Пусть я умру, порыв не пропадёт.
Ты протоптал свой след, мой конь
крылатый,
И легче будет моему собрату
Пройти за мной когда-нибудь вперёд.
Жизнь Николоза Бараташвили оборвалась трагически: он умер от лихорадки в возрасте 28 лет.