Джозеф Редьярд Киплинг родился в Индии, в Бомбее: его отец преподавал там в художественном училище. Мальчик рос на попечении слуг-индийцев и на хинди начал говорить раньше, чем по-английски. Хотя значительная часть его жизни прошла в Англии и в Америке, он всегда ощущал себя не столько англичанином, сколько англоиндийцем — а это была совершенно особая категория людей. Сохраняя живую связь с Англией, своей страной они считали всё-таки Индию, хорошо её знали и по-особому любили и саму страну, и населяющие её народы, не забывая, однако, что они — посланцы более высокой цивилизации. Такой взгляд на население английских колоний — понимающий, внимательный, даже уважительный, но всё же свысока — Киплинг сохранит навсегда, и он многое определит в его творчестве.
Когда мальчик немного подрос, его отправили в Англию, где он жил у чужих людей, как сам потом говорил — «в доме отчаяния». В своей семье он был балованным любимцем, а здесь его пытались воспитывать строгостью и унизительными наказаниями. На нервной почве у Редьярда стало быстро ухудшаться зрение. Душевный опыт несвободы и унижения не забылся: «дом отчаяния» Киплинг потом опишет в рассказе «Мэ-э, Паршивая овца...» (1888 г.).
Получив образование (добротное, но не блестящее), Киплинг вернулся в Индию. Там в «Гражданской и военной газете», которая выходила в городе Лахор, появляются его статьи и рассказы (самым первым был рассказ «Ворота Ста Печалей», 1884 г.). Эти рассказы впоследствии составили сборники «Простые рассказы с холмов» (1887 г.), «Вилли-Винки», «Под деодарами», «Три солдата» (все три — 1888 г.).
Для английской литературы рассказы Киплинга явили собой новый, непривычный жанр. Необычной была прежде всего их краткость: газетные площади не позволяли развернуться. Но это внешнее обстоятельство Киплинг превратил в художественный приём; в его прозе каждое слово на виду, почти как в стихах. Английская литература (в отличие от американской и французской) к такому не привыкла: «Киплинг... ухватил холодную, ясную жестокость французского рассказа... Рассказы эти вроде уколов: и быстро, и очень больно», — писал Г. К. Честертон. Язык Киплинга был приближен к повседневной речи англоиндийцев, в частности изобиловал заимствованиями из индийских языков (благодаря чему многие из них впоследствии утвердились и в литературном английском). Наконец, сюжеты свои Киплинг строил на материале, который для литературы тоже был нов, хотя его первым читателям отлично знаком, — на описаниях жизни колониальных чиновников. Пока известность Киплинга не вышла за пределы Индии, это воспринималось как реализм, причём иногда шокирующе грубый и жёсткий. Но когда писателем заинтересовалась и английская публика, бытовой фон его рассказов сразу превратился в экзотику, а события и персонажи окутались романтической дымкой.
В поэзии Киплинг дебютировал ещё раньше, чем в прозе: его сборник «Школьная лирика» вышел в 1881 г., когда автору было всего шестнадцать. Поэтической зрелости он достиг тоже рано — уже к середине 80-х гг. Об этом свидетельствуют сборники «Служебные песенки» (1886 г.) и «Баллады казармы» (1892 г.). Его поэтический стиль очень своеобразен: этот признанный классик стоит особняком в классической английской поэзии. Ни язык, ни ритм, ни герои его стихов, кажется, не обращают никакого внимания на традиции.
Язык классической английской поэзии (как и русской) сохраняет многие устаревшие слова и обороты и тем самым обособлен от прозаической речи. Киплинг пишет не просто «прозаическим» языком, но часто языком нарочито неправильным. Его излюбленный приём — вести рассказ не от своего лица, а от лица персонажа: солдата, колониального чиновника, моряка. А они говорят неграмотно — перевирая плохо знакомые слова, употребляя просторечные и диалектные формы и профессиональные выражения (русский читатель может вспомнить как аналогию песни Высоцкого и Галича):
Что за судами я правил! Гниль
и на щели щель!
Как было приказано, точно,
я топил и сажал их на мель.
Жратва, от которой шалеют!
С командой не совладать!
И жирный куш страховки, чтоб рейса
риск оправдать.
«Мэри Глостер» (перевод А. И. Оношкович-Яцыны и Г. С. Фиша)
Киплинг хотел, чтобы стихи звучали как подлинная речь персонажей. А в каком жанре солдат или матрос могут естественно говорить стихами? Конечно, в песне. Поэтому ритмы многих стихотворений будто диктуют мелодию, например, марша:
День-ночь-день-ночь — мы идём
по Африке,
День-ночь-день-ночь — всё по той же
Африке —
(Пыль-пыль-пыль-пыль —
от шагающих сапог.)
Отпуска нет на войне!
«Пыль» (здесь и далее перевод А. И. Оношкович-Яцыны)
Тот же Честертон писал: «В конце прошлого (т. е. XIX. — Прим, ред!) века все только и твердили, что искусство должно быть свободно от проповедей и догм, ибо суть его и цель — мастерство как таковое. Все ждали и жаждали блестящих пьес и блестящих рассказов и дождались их от двух проповедников. Самые лучшие рассказы написал проповедник империи, самые лучшие пьесы — проповедник социализма. Все шедевры померкли перед отходами проповеди». Киплинг и впрямь был проповедником, но проповедовал он отнюдь не только империализм. Он пытался научить своих современников жить достойно — даже если не веришь в то, что за каждый поступок, злой или добрый, воздастся на небесах. Киплинг на место Божьих заповедей поставил идею Закона. Его герои постигают и защищают законы своей страны, своего полка, своей «стаи» (иногда и в буквальном смысле, как в рассказах о Маугли).
Закон существует для тех, у кого есть общее Дело, и это — вторая важнейшая ценность для Киплинга. В одном из лучших своих стихотворений — «Томлинсон» — он с издёвкой описывает загробную судьбу человека, у которого в жизни не было Дела. В рай его не пускают: «О, не тому, кто у друзей взял речи напрокат / И в долг у ближних все дела, от Бога ждать наград». Но и у адских врат повторяется то же:
За решётку схватился Томлинсон
и завопил: «Пусти!
Мне кажется, я чужую жену сбил
с праведного пути!»
Дьявол громко захохотал и жару
в топки поддал:
«Ты в книге прочёл этот грех?» —
он спросил, и Томлинсон молвил: «Да!»
В итоге сатана из жалости отправляет его на землю: «Ты не дух, — он сказал, — и ты не гном, ты не книга, и ты не зверь, / Не позорь же доброй славы людей, воплотись ещё раз теперь. /...Но припаси получше грехов, когда придёшь опять». Человек без Дела — не человек.
А Делом англичанина Киплинг считал Империю:
«Несите бремя белых, —
И лучших сыновей
На тяжкий труд пошлите
За тридевять морей;
На службу к покорённым
Угрюмым племенам...» (Перевод М. А. Фромана.)
Но те, кто сочтёт его обычным шовинистом, ошибутся. Во-первых, Империя для него означала служение покорённым народам, т. е. долг, а не привилегию. А во-вторых, у Киплинга нет и следа неуважения к тем народам, которые сопротивлялись британской власти: он понимал, что у них своя «стая», и если они следуют её Закону, то они — хорошие люди, достойные уважения. Потому что две вещи на свете — Любовь и Война — древнее и выше любого Закона:
О, Запад есть Запад, Восток есть
Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землёй
на Страшный Господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что —
племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу
у края земли встаёт?
«Баллада о Востоке и Западе» (перевод Е. Г. Полонской)
Долгое время Киплинг оставался мастером малой формы: читатели ценили его рассказы и стихотворения, но не романы — они ему не давались. И только в 1900 г. вышел «Ким» — вещь, которую многие признают шедевром писателя и лучшей книгой об Индии вообще. В этом романе приключенческая интрига удивительным образом сочетается с философской глубиной, а яркие картины индийской жизни — с психологической чёткостью. Его герои — буддийский монах и мальчик-сирота, сын английского солдата, — одновременно и причастны Индии (буддизм — религия индийского происхождения, а мальчишка вырос беспризорником в индийском городе и чувствует себя в этой стране как рыба в воде), и отделены от неё. Их глазами и видит читатель всё многоцветье языков, религий, народов и обычаев этой великой и прекрасной страны.
Киплинг достиг вершин славы на рубеже веков: она уже шла на убыль, когда в 1907 г. писатель получил Нобелевскую премию. А после Первой мировой войны его творчество стало восприниматься в Англии только как назойливая и лживая пропаганда. В России Киплингу повезло больше, — правда, здесь его знали главным образом как поэта и детского писателя.
В наши дни, однако, , и в англоязычных странах он становится признанным классиком, — вероятно, миру опять понадобились мужество и честь, певцом которых он был.