Шарль Бодлер (1821—1867)
На детстве Бодлера лежала печать одиночества. В шесть лет он потерял отца. Мать, которую он очень любил, снова вышла замуж, а мальчика отправили в школу-интернат. Ярким впечатлением юности стало плавание в Индию, в которое его отправил отчим в 1841 г. Шарль вернулся с полдороги, и всё же это путешествие отразилось в тематике многих его стихотворений. Поколения читателей вдыхают экзотические ароматы, наполняющие стихи Бодлера, и любуются не менее экзотическими островитянками.
Вернувшись в Париж, достигший совершеннолетия поэт получил отцовское наследство и смог начать самостоятельную жизнь, полную кутежей, пирушек и, конечно, поэзии.
В 40-х гг. выходят статьи Бодлера об искусстве и первые стихи. Однако поэтический сборник, принёсший ему широкую известность, появился только в 1857 г. Шокирующим было уже само название книги «Les Fleurs du Mai» — «Цветы Зла».
Возможно и иное прочтение заглавия — «Цветы болезни». В посвящении Т. Готье книга именуется «болезненные цветы». По первоначальному же замыслу, сборник должен был называться «Лимбы». Лимбы — первые круги ада; с них начал своё путешествие по аду герой «Божественной комедии» Данте, сопровождаемый Вергилием
Поэта обвинили в оскорблении общественной нравственности, и в том же 1857 г. над книгой состоялся суд. Шесть стихотворений из сборника были запрещены, автор и издатель приговорены к штрафу, а нераспроданная часть тиража арестована. Это был серьёзный удар не только по материальному состоянию поэта, к тому времени и без того расстроенному, но и по художественной цельности книги.
В первое издание «Цветов Зла» вошло помимо стихотворного вступления 100 стихотворений, что соответствует числу песен «Божественной комедии» . После суда Бодлер продолжал работать над книгой: добавил 32 произведения, ввёл несколько новых разделов. Во «Вступлении» перед читателем проходит череда пороков — спутников современного человека:
Безумье, скаредность, и алчность,
и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомые, и жалят, и язвят. (Здесь и далее перевод Эллиса.)
Следуя старинной традиции, поэт уподобляет пороки животным: обезьянам, пантерам, псам, змеям и т. д. Наконец, на сцену выходит самое страшное из чудовищ этого бестиария — Скука:
Оно весь мир отдаст, смеясь,
на разрушенье,
Оно поглотит мир одним своим зевком!
Именно этот зверь терзает автора книги, но надо ли его представлять читателю, или это чудовище и без того хорошо ему знакомо?
Скажи, читатель-лжец,
мой брат и мой двойник,
Ты знал чудовище утонченное это?!
К первому разделу сборника — «Сплин и Идеал» — относится большинство самых известных произведений поэта. Всё та же Скука, названная на английский манер Сплином, и Идеал — два полюса современной действительности. Тот мир, что видит лирический герой, жесток и смешон. Он вызывает отвращение и Скуку, однако душа не перестаёт стремиться к Идеалу.
Дух лирического героя («Воспарения») витает высоко над землёй и погружается в «глубины всепоглощающей бескрайней пустоты». Его свобода, умение «отряхнуть земли унылый прах» связывают героя с этим миром особыми узами:
Весь мир ему открыт, и внятен тот
язык,
Которым говорят цветок и вещь немая. (Перевод В. Е. Шора.)
Чувствуя себя чужим среди людей, поэт ощущает родство с альбатросом, морской птицей, «царём лазури», который на земле кажется смешным и неуклюжим:
Поэт, вот образ твой! Ты также
без усилья
Летаешь в облаках, средь молний и громов,
Но исполинские тебе мешают крылья
Внизу ходить, в толпе, средь шиканья
глупцов.
«Альбатрос» (перевод П. Ф. Якубовича)
Одно из самых шокирующих стихотворений «Цветов Зла» — «Падаль»:
Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной. (Здесь и далее перевод В. В. Левина.)
В предисловии к третьему изданию «Цветов Зла» Т. Готье писал, что у Бодлера в «самых мрачных стихотворениях часто открывается окно, в котором вместо чёрных труб и дымных крыш виднеется синее море Индии или какой-нибудь золотой берег, где легко проходит гибкая полуобнажённая фигура жительницы Малабара, несущей на голове амфору»
Поэт напоминает возлюбленной:
Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым.
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.
Превращение «лучезарного серафима» в «падаль» — добычу тленья — происходит мгновенно. Бодлер говорит не о бессмертной красоте души, а о тленной красоте тела. Его описание, выбиваясь из поэтической традиции, попадает в русло традиций богословской литературы, в которой грешники, теряющие свою душу, уподобляются именно падали. Кощунство Бодлера, таким образом, не в самом описании: проповедник, показывая мерзость тления, обращается к душе, а поэт стремится сохранить тленную красоту, воссоздавая её силой поэтического дара:
Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты — навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.
В разделе «Парижские картины» город — это не только свидетель, но и виновник бед многочисленных его обитателей. Постоянные спутники города — бедность, болезни, несчастья: «Париж меняется, но неизменно горе» («Лебедь», перевод Эллиса). Поэт показывает не столько парадный город, сколько предместья и трущобы с их «отверженными» — стариками, слепцами, нищими.
За «Парижскими картинами» следует «Вино». Герои этого поэтического раздела — люди, «уставшие от горя и трудов, / Чьи спины сгорблены под бременем годов» («Вино тряпичников», перевод Эллиса). Но вино преображает их:
Так под шатром небес он, радостный
и бравый,
Проходит, упоён своей великой славой. (Перевод Эллиса.)
«Есть поэтические имена, вокруг которых долго после того, как они перешли в надгробие, всё ещё кипит вражда. Бодлер умер сорок, а Гейне целых пятьдесят лет тому назад, но историку одного из этих поэтов и в наши дни недостаточно вооружиться грифелем и свитком своей музы — он должен обладать ещё и мускулами Одиссея, чтобы унести к себе неопороченным мёртвого героя». И. Анненский. 1909 г.
Вино позволяет человеку забыть и о красавицах, и о «последнем золотом в кармане игрока»:
О щедрая бутыль! Сравнимо ли всё это
С тем благодатным, с тем, что значит
для поэта,
Для жаждущей души необоримый сок.
………………………………………………………………
В нём жизнь и молодость, надежда
и здоровье,
И гордость в нищете — то главное
условье,
С которым человек становится как Бог.
«Вино одинокого» (здесь и далее перевод В. В. Левика)
Далее следует раздел, заглавие которого совпадает с заглавием книги: «Цветы Зла». Поэт находит наслаждение в отвратительном — чем страшнее, тем прекраснее — и показывает пути искушения, по которым его ведёт порок. Вот Демон, предстающий «в виде женщины, неслыханно прекрасной» («Разрушение»), вот Соблазн, таящийся в картине обезглавленной женщины («Мученица»), а вот «страшные наслаждения и ужасные ласки», которые несут людям две сестры, Разврат и Смерть («Две сестрицы»).
В раздел «Мятеж» вошли богоборческие стихотворения — «Отречение святого Петра», «Авель и Каин», «Литании Сатане». Мятеж Бодлера — это мятеж религиозного человека против Творца, это нравственное неприятие мироздания:
— Я больше не могу! О, если б, меч
подняв,
Я от меча погиб! Но жить — чего же
ради
В том мире, где мечта и действие
в разладе!
От Иисуса Пётр отрёкся... Он был прав.
«Отречение святого Петра»
Логически завершает книгу раздел «Смерть». Заглавный символ дробится на ряд образов, и перед читателем проходят разные смерти: «Смерть любовников», «Смерть бедняков», «Смерть художников». Природа тоже отдаёт свою дань смерти — «Конец дня».
Смерть, манившая героя своей отвратительностью, наконец пришла и к нему, но не принесла ничего, кроме разочарования:
И мирно умер я, объят зарёй холодной.
И больше ничего? Да как же это так?
Поднялся занавес, а я всё ждал бесплодно.
«Мечта любознательного» (перевод С. В. Петрова)
Последнее стихотворение раздела подводит итог всей книге. Читателю ещё раз предстоит вместе с автором пройти жизненный путь, точнее, проплыть: название «Voyage» («Путешествие») в русском переводе звучит как «Плавание».
Это плавание в поисках рая, в поисках мечты:
Душа наша — корабль,
идущий в Эльдорадо. (Здесь и далее перевод М. И. Цветаевой.)
Но рай недостижим, а мир не похож на рай:
Везде — везде — везде — на всём земном
пространстве
Мы видели всё ту ж комедию греха...
Путешествие бесплодно и бесконечно, и единственным выходом оказывается смерть:
Смерть! Старый капитан! В дорогу!
Ставь ветрило!
Мы жаждем, обозрев под солнцем всё,
что есть,
На дно твоё нырнуть — Ад или Рай —
едино! —
В неведомого глубь — чтоб новое
обресть!