Марат Михайлович Сафин (родился в 1980 г.)
Его биография еще очень коротка, а обстоятельства жизни Марата невозможно организовать в стройную цепь, внятно объясняющую его успех.
Никакого Сафина не должно было быть. В профессиональном теннисе, где год расписан по минутам на десять лет вперед и каждый в марте может ответить, в какой точке земного шара он окажется в ноябре, где с точностью до фразы можно угадать содержание будущих пресс-конференций, Сафин в планах не значился. Он упал с неба или вырос из-под земли. За два года в профессиональном туре дошел до первого места в мировом рейтинге и едва не закончил прошлый сезон самым молодым в истории лидером классификации. Никто не знает, чего ожидать от него завтра. И менее всего он сам. «Живу сегодняшним днем», – повторяет он уже тысячекратно кем-то сказанное. Но попробуйте ответить оригинальнее, когда ваш «Феррари» несется по набережной Монако и вам чуть больше двадцати лет.
Может быть, его взлет похож на сказку? Нет. Внимательно, шаг за шагом прослеживая его путь к вершине, мы не найдем чародеев, леших, русалок, добрых стариков, указывающих молодцу верную дорогу на распутье. Никакой магии. Ни одной отметины, к которым биографы обычно пришпиливают слово «прорыв». Да, Марат впечатляюще дебютировал на «Ролан Гаррос». Одного за другим вынес действующего чемпиона Куэртена и действующего кумира публики Агасси. Но в четвертом круге проиграл. Вполне достаточно, чтобы называть это самым памятным событием жизни. Однако так лихо начинали десятки, а помнят только Беккера, который первый раз приехал на Уимблдон в семнадцать лет и победил.
Только начало истории Сафина выходит гладким. Жили-были папа, мама и я – спортивная семья. Мама – тренер по теннису, папа – директор клуба, где мама тренирует сына. Понятно, почему папа и мама смотрят на детские игры Марата всерьез. Это время, когда русские газеты начинают публиковать финансовые вести с теннисных полей, где фигурируют имена Волкова и Чеснокова. Русский монарх спаррингует с Шамилем Тарпищевым. А дети нового среднего класса наводняют теннисные школы, повторяя напутствие мудрых родителей: «Мячом как следует стучи – попадешь в богачи».
Роль доброй феи, которая зажгла звезду Сафина, принято приписывать Марии Паскуале, директору теннисного клуба города Валенсии, куда Рауза Сафина привезла показать своего тринадцатилетнего сына. Мать была готова оставить Марата на чужбине ради его великого будущего. Но помимо моральных жертв требовались еще и материальные.
Валенсийская школа, хотя и выпустила несколько известных испанских игроков, уступала в известности каталонской (не говоря уже об академии Ника Боллетьери, через которую прошли почти все лучшие игроки современности). Речь шла о сравнительно небольшой сумме, но и этих денег у Сафиных не было. Тогда Паскуале позвонила старому клиенту клуба в Швейцарию и предложила ему помочь русскому мальчику. Тот согласился. Сафины восприняли это как чудо, хотя на самом деле речь шла о сделке, об инвестициях в талант. Все хорошо, все логично. Но дальше сказка обрывается.
Как развивался, чем занимался Сафин четыре года в валенсийской школе тенниса? Полагают, что Сафин состоялся не благодаря, а вопреки этим четырем испанским годам, что его победы последних лет – это преодоление испанского обучения: дескать, Раузе Сафиной следовало ехать не в Испанию, а в Америку. И тогда ее сыну не было бы сегодня равных в мире. А так – есть.
Семнадцать лет, когда уже на весь мир гремела Аня Курникова, девочка, с которой Марат вместе учился играть в теннис на кортах «Спартака», и когда Сафину уже как воздух была нужна практика больших турниров, – критическая точка. Швейцарский друг перестал присылать Марату деньги. У швейцарцев тоже случаются финансовые трудности. Наверное, так оно и было. Но правда и в другом: если бы на попечении у швейцарского мецената состояла Анна Курникова, он заложил бы последний «Патек Филипп», лишь бы она не заметила его финансовых затруднений. Иначе тут же объявилось бы немало желающих помогать юному таланту. Семнадцать лет – это тот возраст, когда уже не надо прибегать к гадалкам, чтобы более или менее ясно увидеть будущее игрока. С Сафиным к семнадцати годам была полная неясность.
В это же время один российский спортивный журнал попытался ответить на вопрос: «Кто за Кафельниковым?» Выводы оказались в основном неутешительными. Сафина поставили в ряд из пяти-шести игроков, которые «теоретически могут выстрелить». Но автор ни за что не ручался. Теперь немногие вспомнят, как звали тех, кого еще четыре года назад приравнивали к Сафину.
Из этого не слишком блистательного ряда он выделился в августе 97-го, когда, с трудом собрав деньги на совсем недальнюю дорогу, отправился из Валенсии в португальский город Эшпинью на свой третий в жизни профессиональный турнир и привез оттуда первый приз – чек на 14 400 $. Эта, возможно, самая красивая спортивная история из жизни Сафина чем-то напоминает джеклондоновский рассказ «Мексиканец». Может быть, из-за этого сходства ее часто немного приукрашивают, говоря, что Сафин ехал в Эшпинью, не имея денег на обратный билет.
С тринадцати лет Сафин тренировался под началом Рафаэля Менсуа. И в отношениях с этим человеком, может быть как нигде более, проявляется странность его судьбы. Сафин и Менсуа – самая загадочная пара мирового топ-тенниса. До знакомства с Сафиным известность Менсуа простиралась не дальше ограды теннисной школы Валенсии. Теперь его знает весь мир, хотя на самом деле о нем известно только одно: это человек, который редко говорит. «Мы можем ехать куда-то на машине, и за три часа не проронить ни слова», – описывает Менсуа Марат.
Можно спорить, следя за игрой Сафина, что является в ней достижением тренера, а в чем проявляется чистый природный дар. Но заслуга тренера может заключаться и в том, чтобы не мешать природе развиваться. «Это человек, который меня понимает и который помог мне почувствовать себя на чужой земле как дома». И это тоже достижение тренера Менсуа.
Все ждали, когда же их дружба вступит в противоречие с требованиями профессии и Сафин даст отставку Менсуа. Наконец в начале прошлого года, когда Сафин пережил первый настоящий игровой кризис (он вылетал из первого круга на пяти турнирах подряд), Марат пригласил к сотрудничеству Андрея Чеснокова. Результаты пришли мгновенно. Чесноков не стеснялся на русский манер воспитывать Марата, но в какой-то момент увлекся, и союз распался так же внезапно, как и образовался: профессиональный теннис – не хоккей, тренер здесь – репетитор, а не фельдфебель.
Однако своей главной пока победы Сафин добился без советников. На US Open он сделал все сам. Это, наверное, и есть ключ к пониманию, каким образом Сафину удалось преодолеть разрыв между тем, что он обещал, и тем, чего он добился. Показательно и то, как выигрывал Сафин US Open. Мучительные пятисетовые матчи с посредственными соперниками. И как награда – финальный матч с Сампрасом, где Сафин вдруг обрел легкость и вдохновение. Так боги иногда награждают плотников и пекарей за тяжкие труды свиданием с Музой. Это Беккер жил с ней, как с любовницей. Сафин – труженик корта.
В его способности держать удар и переламывать ход поединков ощущается бешеная сила характера. Но описать этот характер, выявить его черты трудно. Опять начинаются противоречия.
Сафин знаменит тем, что в минуты игровых затруднений ломает ракетки. Уже есть статистика: за последние два сезона он изуродовал около сотни высококачественных инструментов и по этому показателю лидирует с большим отрывом в ATP-tour. Сафин кается на пресс-конференциях и исправно платит штрафы за такое мелкое хулиганство. Но то, что это свидетельствует о каких-то «глубоких ментальных проблемах Сафина», – спорно. Такое поведение скорее способ решения этих самых ментальных проблем. Самый примитивный, конечно, но и самый действенный. Сафину достался от отца горячий темперамент, о чем он сам неоднократно говорил. Так что разрушение ракеток – это механизм терморегуляции. Сафин выпускает пар и уходит с корта на пресс-конференцию неизменно корректный с соперниками, судьями и журналистами. А то, что кажется порой некорректным в его словах, можно смело списать на неловкость Марата в обращении с языком.
Его речь меняется. Это касается не только английского языка, которым он владеет пока не столь ловко, как испанским. Но в равной степени и русского. В начале своей карьеры он говорил, как и подобает мальчику, застенчиво и коротко. Теперь, разумеется, многое изменилось.
Нелепо искать характер Сафина и в его вкусах. У двадцатилетнего человека могут быть только увлечения. А Марат Сафин живет в десять раз стремительнее своих сверстников. Вынужден жить стремительнее. Его чуть ли не каждый день просят заполнять всякие анкеты, и среди них вы не найдете ни одной одинаковой. Вектор его увлечений и привязанностей лежит в одной плоскости с его перемещениями в пространстве. Тринадцать лет он прожил в России, пять в Испании, последние три проводит в беспрестанных поездках по турнирам, из которых возвращается в Монако, где ему не надо платить налоги со своих миллионов. Величайшим фильмом всех времен он считает мексиканскую комедию «Кантинфлас» (испанский след). Собирает часы. О чем это говорит? О его точности и основательности? Ничего подобного. Только о том, что теннисисту-профессионалу не пристало коллекционировать пивные банки.
Сегодня его жизнь – это жизнь очень молодого и очень занятого миллионера. Работа, а когда ее нет – хаотичное (потому что слишком мало времени) ощупывание дорогих и красивых изобретений человечества. Он так и говорит: «Если нравится что-то, не думая, покупаю». Вчера он жил в Испании, и его любимой машиной была «мицубиси эволюшн», на которой ездили испанские звезды тенниса Мойя и Ферреро. Сегодня он зарабатывает больше Мойи и Ферреро вместе взятых, живет в Монако и потому ездит на «Феррари». Выбор машины – требование среды. Но в том, что Сафин переехал из Испании в Монако, а не в Америку, уже проявляется характер: «О нет, ребята! Америка не для меня. Я там повешусь. Я родился в Москве. Потом переехал в Испанию, и моя жизнь стала сплошным праздником». Быть может, Испания – это единственное, что позволяет почувствовать характер Сафина и в чем проявляется его постоянство.