Люди Средневековья не знали, что живут в Средние века. Впрочем, они могли использовать это выражение, но вкладывали в него совсем иной смысл, нежели мы сегодня. Для нас Средние века — период в мировой истории. Для них во всемирной истории после сотворения мира могли быть только два события (точнее, комплекса событий) вселенского значения. Во-первых, в прошлом: земная жизнь Христа, Его Крестная Смерть и Воскрешение, искупление Им мира — словом, всё, связанное с Первым Его пришествием. Во-вторых, в будущем: явление Антихриста, победа над ним, тысячелетнее Царство Божие, наконец, светопреставление и Страшный суд — словом, всё, связанное со Вторым пришествием Мессии. То, что лежит между двумя пришествиями, есть «средний век» («век» в смысле «эпоха», а не в значении «столетие») в единственном числе. Говоря на латыни, языке образованных людей того времени, — medium aevum.

Более или менее современный смысл в слово «Средневековье» вложили мыслители эпохи Возрождения (иногда этот период называют Ренессансом), с которой обычно начинают отсчитывать Новое время. То была эпоха значительного возрастания интереса к земному миру, к его ценностям. Эти мыслители делили историю на три периода исходя при этом отнюдь не из религиозных оснований. Первый период — прекрасная греко-римская античность, подлинный золотой век, эпоха расцвета словесности, наук и искусств. Затем наступает второй период, приходят грубые монахи-христиане и дикие варвары-готы и всё разрушают. Образцовую, идеально правильную латынь Цицерона сменяет грубая монашеская латынь. Слагать стихи никто уже не умеет (в поэзии — о ужас! — употребляется рифма). Греческий язык забыт. На месте разрушенных прекрасных античных храмов воздвигаются уродливые церковные здания, стиль которых иначе как «готикой» (это ругательное слово — от варваров-готов) и назвать-то нельзя. А вот ныне, в третьем периоде истории, мы, люди Ренессанса, прекрасную античность возрождаем. Тот же второй период, что лежит посредине между античностью и её возрождением, и есть Средние века, medii aevi (во множественном числе). Нечто среднее, посредственное.

Средние века: это хорошо или плохо?

«Средневековье — пасынок истории», — сказал выдающийся современный медиевист (название науки, изучающей Средневековье, — «медиевистика» — произведено от medii aevi) Арон Яковлевич Гуревич. Действительно, со времён Возрождения Средним векам не везёт. Люди помнят, что это эпоха костров, на которых горели еретики и вольнодумцы. Время мракобесия, нетерпимости, инквизиции, охоты на ведьм, беззакония, кулачного права. Эпоха жестокой эксплуатации крестьян, свирепых войн, голода, эпидемий, грязи — словом, всего, что было ненавистно людям XVI—XX вв.

С конца XVIII — начала XIX в. появляется и не исчезает доныне ещё один взгляд на Средние века. Это взгляд Вальтера Скотта, Александра Дюма-отца и многих других. С их точки зрения, Средневековье — эпоха отважных рыцарей и прекрасных дам, Тристана и Изольды, Роланда и Ланселота, короля Артура и Карла Великого. Эра любви, мужества и верности. Эпоха истинной и искренней веры и глубокой, на вере основанной нравственности, эпоха турниров и плюмажей — всего этого так не хватало людям XIX, XX, да и XXI в. Как отмечал видный современный французский историк Жак Ле Гофф, «на смену „чёрной легенде о Средневековье приходит „золотая легенда».

Наконец, Средние века — это интересно, ибо таинственно: маги, друиды, тайные руны, загадочные тамплиеры, Святой Грааль, алхимия, астрология... словом, всё то, чего опять же недостаёт нашему рациональному миру. Недаром в современном молодёжном жаргоне появилось слово «готично» — синоним слова «классно», т. е. «здорово».

Попробуем подойти к Средневековью «без гнева и пристрастия», как советовал великий римский историк Корнелий Тацит. Попытаемся вначале не ставить оценки, а понять, что это такое. Прежде всего возьмёмся определить место и время действия исторической драмы, называемой «Средние века».

Средние века: где это было?

На такой вопрос подавляющее большинство людей ответит: а везде! Говорим же мы о средневековой Руси, средневековом Китае. Однако употребление какого-либо слова совершенно необязательно подразумевает реальное существование того, что это слово значит. Мы можем сказать: «на краю Земли», точно зная, что на самом деле такого края нет.

Действительно, если вкладываем в термин «Средневековье» тот же смысл, что и впервые употребившие это понятие ренессансные мыслители, то Средние века могли быть только там, где были античность и возрождение её. Но была ли, к примеру, на Руси своя античность и возрождали ли её после тысячелетнего перерыва? Ответ однозначен: нет! Получается, что Средние века имели место только там, где безусловно существовали античность и возрождение, т. е. в Западной Европе.

С этим соглашаются далеко не все. Возражение может быть следующим. Большая часть Германии никогда не входила в состав Римской империи, но кто в здравом уме будет отрицать наличие там Средневековья? Так же и с Русью.

Хорошо, отвечают сторонники исключительности западноевропейского Средневековья, и в Германии, и на Руси имелось некое наследие античности, пусть и не сама античность; это наследие — христианство. Но ведь никто не будет, опять же пребывая в здравом уме, отрицать наличия в Германии Возрождения. А на Руси? А в Китае?

На это есть разнообразные контраргументы. Известнейший британский историк Арнольд Джозеф Тойнби, написавший 12-томный труд «Постижение истории», рисует картину развития различных цивилизаций и чуть ли не в каждой — своё возрождение. Пусть цивилизации Западной Европы, России, Китая существенно отличаются друг от друга. Но, по его мнению, законы, управляющие цивилизациями, общие для всех. Потому обращение цивилизации к давнему прошлому через голову недавнего прошлого должно быть везде.

Основываясь на совершенно других предпосылках, к похожему выводу приходят приверженцы марксизма. Для них Средние века — эпоха господства феодализма. Феодализм — обязательный этап в цепочке развития общества. Поэтому феодальное Средневековье было везде на большей части Евразии и Северной Африки (оставим за скобками индейцев, папуасов, готтентотов и прочих, в XIX в. называвшихся «дикарями»).

У всех этих теорий есть две особенности. Первая особенность: они исходят из признания того, что существуют некие законы истории, столь же незыблемые, как и законы физики. Второй общей особенностью обсуждавшихся теорий является то, что все они разработаны на западноевропейском материале, а затем найденные там закономерности распространяются на другие регионы. На Руси пытаются найти феодализм, опираясь на модель классического феодализма Северной Франции.

Читатель, не являющийся профессиональным историком, вряд ли озабочен всеми этими теоретическими построениями. Дня него китайское (или русское) Средневековье — это период в истории Китая (или Руси), совпавший по времени со Средневековьем западноевропейским. Посему самое время задать ещё один вопрос.

Средние века: когда они были?

В конце XVII в. немецкий учёный Христофор Келлер, исходя из политического, имперского даже принципа, выделял в истории несколько периодов. Древняя история — до переноса столицы Римской империи из Рима в Новый Рим — Константинополь — в 330 г.; средневековая — до падения Константинополя в 1453 г.; новая — продолжающаяся доныне. В дальнейшем эту схему подправляли. Старые гимназические учебники начинали Средневековье с падения Западной Римской империи в 476 г. и завершали открытием Америки в 1492 г. Другие историки положили в основу периодизации историю культуры и завершением Средних веков считали начало Возрождения во второй половине XIV в. (некоторые даже усматривали рождение Ренессанса в XIII в.). Третьи полагали, что главное в истории — религия, потому располагали Средневековье между 313 г., когда император Константин признал христианство, и 1517 г., началом Реформации, когда распалась прежде единая (на Западе) Католическая церковь. Четвёртые, в частности марксисты, считали началом Средних веков появление феодализма в V в., а завершением — победу капиталистического строя хотя бы в одной стране. Такую победу знаменует то ли Нидерландская революция 1565 г., то ли Английская 1640 г., то ли Французская 1789 г.

Налицо широчайший спектр мнений. Представляется, что такой разброс суждений объясняется тем, что в основу географической локализации и временной периодизации кладутся самые разные принципы.

Прежде чем говорить о том, где и когда было Средневековье, надо определить, а что это такое, каковы его характерные черты. Посему обратимся к тому региону, где оно заведомо было — Западной Европе, и тому времени, когда оно заведомо было — V—XV вв., и попытаемся найти эти характерные черты. А потом уже посмотрим, не удастся ли где-нибудь ещё эти черты обнаружить.

Мнимые признаки Средневековья

Признаки Средневековья могут быть действительными и мнимыми. Последние приписываются Средним векам современными людьми, но либо отсутствовали в ту эпоху, либо означали не совсем то или совсем не то, что мы под этими словами понимаем.

К вымышленным признакам можно отнести представления о том, что Средние века просто утопали в грязи. Ещё. одно общераспространённое мнение: Средние века — эпоха мракобесия, суеверий, нетерпимости, инквизиции, охоты на ведьм, поголовной неграмотности, отсутствия подлинного образования, научной и технической отсталости даже в сравнении с античностью). Кое-что из перечисленного имело место, но... не исключительно в Средневековье. Суеверий ведь и сегодня хватает.

Инквизиция — детище западноевропейского Средневековья. Она возникла в начале XIII в. как орудие борьбы с ересью. Правда, в сознании современных людей слово «инквизиция» ассоциируется с испанской, королевской инквизицией, созданной в конце XV в., т. е. в финале Средневековья. В собственно Средние века церковная инквизиция была далеко не всемогущей.

Никак не следует оправдывать жестокости любой — королевской или церковной — инквизиции, применение пыток. Но не забудем и другое. Традиционный средневековый способ установления справедливости обвинения — Божий суд. Это мог быть поединок между истцом и ответчиком: считалось, что Господь даст победу правому. Это могло быть испытание котелком или железом. В котелок с кипящей водой бросали кольцо или на огне нагревали брусок железа, обвиняемый приносил клятву в том, что он невиновен, и либо доставал кольцо из кипятка, либо брал в руку раскалённый брусок; после этого руку смазывали жиром, бинтовали и снимали повязку через три дня. Если рана нагноилась, то испытуемый виновен — Бог шельму метит.

Inquisitio в переводе с латыни означает «разыскание», «изыскание», «исследование». Целью инквизиционного процесса было установление не того, на чьей стороне Бог, а имело или не имело место преступление (например, ересь) и существуют ли доказательства того, что оное преступление совершил обвиняемый. В сущности это вполне современный подход, если не считать поиска доказательств с помощью пыток. Но так ли уж пытки чужды XX и XXI вв.

«Охота на ведьм» — вот, без сомнения, средневековый феномен. Нет, не так! Разумеется, в народе была широко распространена вера в колдунов и ведьм. Но Церковь относится к этому как к суеверию. Она, впрочем, соглашается, по меньшей мере с VI в., преследовать ведьм за «злодеяния» (maleficia), т. е. нанесение ущерба путём применения яда или порчи. Да, многие в это верили. Но ведь и сегодня газеты пестрят объявлениями о том, что некий потомственный маг или знахарка-экстрасенс снимает заклятие и порчу за соответствующую плату.

Около 1000 г. епископ Вормсский Бурхард написал пособие для исповедников — «Corrector», т. е. «Исправитель». Там он клеймит «преступных женщин, предавшихся Сатане». Эти женщины утверждали, что они по воздуху «верхом на каких-то зверях добирались до места, где происходило их сборище, и там служили языческой богине Диане», что могут «умерщвлять без всякого оружия крещёный люд и, сварив их мясо, поедать его». По мнению епископа Бурхарда, те, кто «верит в подобные заблуждения, утратили истинную веру, а потому подлежат двухлетней епитимье», т. е. налагаемому священником наказанию. Оно заключалось в длительном посте, произнесении определённых молитв и т. п.

В Средние века Церковь осуждала веру в шабаши, вообще в колдовство. Но с конца XV в. малейшее сомнение в реальности колдовских действий, того же шабаша, уже воспринималось как соучастие в ведовстве. Наличие пакта ведьмы с дьяволом и погубление ими христиан власти полагают доказанным фактом в эпоху Ренессанса и научной революции! Парадоксально, но в «мрачное Средневековье» всё это считалось вредным суеверием.

Неграмотным было действительно большинство членов западноевропейского средневекового общества. Однако поголовная грамотность оказалась достигнута много позднее завершения Средневековья. А в то же время университеты — детище Средних веков. К этой эпохе относится и университетское самоуправление (высшая школа обладала даже собственной юрисдикцией). Оно осуществлялось сообществом (лат. Universitas) преподавателей и студентов. Университеты разделялись на факультеты по специальностям. И лекционный принцип обучения, и система защиты дипломов и диссертаций — всё это уже было.

Сходное можно сказать относительно научной и технической отсталости. Техника Средневековья не столь уж отсталая. Стремя, лошадиный хомут (античность знала лишь ярмо для быков), водяные и ветряные мельницы появились в Европе как раз в Средние века.

Действительные признаки Средневековья

Пришла пора обратиться к действительным, бесспорным признакам Средневековья. Важной чертой является «социологическая» (название условное, ибо никакой науки социологии в то время не было) картина мира. В произведении раннехристианской литературы, приписываемом Дионисию Ареопагиту, «О небесной иерархии» (на самом деле это сочинение было написано в V или начале VI в., тогда как Дионисий, согласно церковному преданию первый афинский епископ, жил в I в.) рассказывается о девяти хорах ангельских (точнее, трёх группах по три хора). Они окружают престол Творца и славят Его в своих песнопениях. Иерархия — ступенчатая лестница чинов, в которой низшие подвластны высшим. Все вместе они образуют стройную пирамиду. Так, вслед за Псевдо-Дионисием, представляли себе христианские писатели Средневековья устройство мира горнего.

По образу и подобию небесной иерархии строилась, на их взгляд, и земная иерархия. Никто не пытался сознательно воплотить в общественной жизни идеи раннехристианского мыслителя. Но то, что между обеими иерархиями находили общее, более того, зеркальное соответствие, придавало земной иерархии высший смысл. Общественные отношения оказывались отражением, пусть бледным и несовершенным, иерархии, подчинённой Божиему престолу. Так они приобретали высший смысл и религиозное оправдание.

Люди разного правового положения, которые принадлежали к различным сословиям и занимали неодинаковые места на общественной лестнице или обладали несхожими профессиями, образовывали разные «хоры» в христианском мире. Одни церковные авторы писали о девяти разрядах людей, начиная с короля, церковных и светских князей на вершине иерархии и кончая простонародьем в её основании. Другие писатели предпочитали говорить о тройственном делении общества: на тех, кто молится (т. е. священников и монахов), тех, кто воюет (т. е. рыцарей), и тех, кто трудится (в первую очередь крестьян).

Ещё одна характерная черта Средневековья — господство христианства. Оно являлось одновременно и религией, и идеологией, и мировоззрением, и мировосприятием. Тогдашние философия, право, мораль, образование, искусство, литература в большей или меньшей мере пронизаны религией. Политическая раздробленность и разобщённость общественной и экономической жизни восполнялись религиозным единством.

И, наконец, главная мета Средних веков — феодализм.

Что означает слово «феодализм»?

Выше уже было сказано, что люди Средневековья понимали под Средними веками не то же самое, что понимают сегодня. Но вот в слово «феодализм» они вообще никакого смысла не вкладывали, ибо попросту не знали его. Из этого слова им была известна лишь часть его — «феод». Данное слово (лат. feodum или feudum, фр. fief) восходит к словам из древнегерманских языков, означающих «богатство, сокровище». Кроме того, по меньшей мере с VIII в. феод означает определенную форму земельной собственности и именно как форма собственности утверждается почти повсеместно около 1000 г. Этим же словом именовались и некоторые формы денежного содержания. Были и более экзотические разновидности феодов.

В XVII в. в толковых словарях французского языка (они только тогда и возникли) появляется слово feodalite. В современном французском языке оно означает «феодализм». В русских переводах его иногда передают как «феодальность», т. е. совокупность культурных и духовных черт, присущих феодальной эпохе. Но тогда, в XVII в., оно означало «полномочия, даваемые феодом» либо «совокупность феодальных повинностей вассала и/или зависимого крестьянина по отношению к сеньору» и являлось юридическим термином, термином права. Тогда же появляется слово feodal, означающее «феодал» в узком смысле, т. е. владетель земли по феодальному праву. Лишь в XVIII в., в 1727 г., в вышедшей посмертно книге французского историка графа Анри де Буленвилье «История старинной формы правления во Франции» появилось слово feoclalisme в значении «феодальный строй». Популярным это слово стало в 1748 г. благодаря тому, что его использовал знаменитый французский просветитель, философ и правовед Шарль Луи Монтескьё.

В эпоху Великой французской революции слово «феодализм» приобрело резко политический оттенок. Дело в том, что сама революция понималась её сторонниками как победоносная борьба с феодализмом. А он отождествлялся с дореволюционными порядками. В декрете от 11 августа 1789 г., отменившим крестьянские повинности в пользу помещиков и передавшим крестьянские наделы (правда, за выкуп) в собственность их пользователям, говорилось: «Национальное собрание окончательно уничтожило феодализм».

В историческую науку термин «феодализм» окончательно включается в XIX в. в работах крупного французского историка и известного государственного деятеля Франсуа Гизо.

Что есть феодализм?

Важнейшей чертой феодализма является политическое господство военного сословия — рыцарства. Оно организовано в иерархию, связанную отношениями личного служения и покровительства.

Ещё один признак: специфическая структура земельной собственности. Она выражается в сочетании прав на землю с политической властью. То есть, говоря современным языком, тот, кто владеет землёй, является начальником тех, кто на этой земле живёт и работает. Он собирает с них подати, вершит над ними суд и т. д. Отношение к земле при феодализме может быть охарактеризовано понятиями «владение», «пользование», «держание», «обладание». Феодальная собственность условна. Феодал «держит» землю на правах феода (лена, фьёфа), полученного от вышестоящего сеньора, который в свою очередь чей-то вассал. Характерно, что независимые владения, обладатели которых ни от кого их не «держали», тем не менее назывались во Франции «воздушными фьёфами». Это значило, что ни от кого не зависящего владения просто быть не может, а если таковое есть, то оно ненастоящее, «воздушное».

Между сеньором и вассалом существовали отношения взаимной зависимости. Если невыполнение вассальных обязательств лишает вассала прав на феод, то и отказ сеньора оказывать покровительство вассалу освобождает последнего от необходимости служить и повиноваться ему. Это выражалось во взаимном ограничении прав и неразрывном соединении прав и обязанностей.

Важнейшая мета феодализма — личное и экономическое подчинение феодалам крестьян. Последние вели самостоятельное хозяйство, но лишены были права свободно владеть и распоряжаться своим наделом. Крестьянам приходилось отдавать часть производимого в собственном хозяйстве продукта помещику (то, что называлось в России оброком) или работать на его, хозяина, земле (барщина). Ведь феодальное владение делилось на крестьянские наделы и так называемый господский домен, т. е. его собственные земли. Всё выращенное и собранное в этом домене господину и принадлежит; крестьянин же живёт с собственного надела. Принуждение заключается в подвластности и подсудности крестьян феодалам. Имелись различные формы зависимости. Одни крестьяне были лично свободны, подчинены господину постольку, поскольку «держали» землю от него. Они обязывались выполнять различные повинности, подчиняться суду сеньора, но могли уйти от него в любую минуту (условия выхода в разных местах Европы были различными). Другие, подобно русским крепостным, были прикреплены к земле и могли быть проданы вместе с этой землёй (но не без земли, как скот или античные рабы). При этом крестьянин, в отличие от раба, является обладателем домохозяйства и орудий труда. Он, при всей зависимости, — юридическое лицо, и с этим (в нормальных условиях) согласен сеньор, это признаётся обычным (т. е. основанным на обычае) правом.

Неделимая единица феодализма

Можно попытаться выделить некий «кирпичик», «атом» феодального общества. В античном мире такой единицей социального строя являлся полис, самоуправляющееся сообщество полноправных граждан. В Средние века это сеньория, в которой нераздельно связаны собственность и власть. Если сеньор владеет землёй, то он является начальником людей, на этой земле работающих. Если он начальник своих подчинённых, то н же и верховный собственник их земельных владений.

Сеньории находятся между собой в разных отношениях. Но в основе своей это отношения господства/ подчинения. Простой рыцарь — сеньор своих крестьян, хотя бы исчисляющихся единицами. У него имеется свой сеньор — барон, владетель замка, а у того — граф или герцог, а у графа или герцога — король. Королевство, особенно в раннее Средневековье, тоже сеньория.

Собственность в Средние века отличается от таковой в античности либо в Новое время. Собственность полноправного римского гражданина, собственность капиталиста или даже государственная собственность абсолютны. В Средневековье же над каждым владельцем есть верховный собственник. Даже король «держит» своё государство от Бога.

Итак, основные черты феодализма можно свести к двум группам признаков — крестьянская зависимость и отношения вассалитета.

Откуда взялись зависимые крестьяне?

Споры об этом начались ещё в XIX в. и не утихают по сей день. Наиболее вероятной представляется следующая картина. Во время Великого переселения народов IV—VI вв. (пик его пришёлся на V в.) Римская империя в западной своей части была разделена между завоевателями — племенами бургундов, готов, франков, лангобардов. Значительная часть земельных угодий побеждённых оказалась в руках победителей. Если прежде основными производителями были рабы и прикреплённые к земле колоны, то ныне свободные варвары обретали свои наделы, которые и возделывали. Такой надел у франков назывался аллодом, и это слово в современной науке стало обозначать вообще надел рядового соплеменника. Аллод — признак свободного человека. За владение аллодом не платят налоги, не несут повинности. Его, правда, нельзя свободно продать или передать. Ибо верховным собственником является не государство, не сеньор, не крупный землевладелец (как это бывало в римские времена), а род. К последнему и принадлежал свободный человек Отчуждать аллод (кроме особо оговорённых случаев) можно было только внутри рода.

Собственность, а тем более земельная, не была отделена от человека, являлась как бы продолжением его. Она являлась, если можно так выразиться, частью его личности и социального статуса. Свободный франк — это тот, кто владеет аллодом, а аллод — неотъемлемый признак свободного франка. Если человек лишается свободы, он теряет аллод. А если у него отнимают аллод, он перестаёт быть полноправным членом общества, подданным королевства.

Речь идёт именно о «королевстве», ибо назвать государствами те образования, что возникли на территории Римской империи после варварских завоеваний, трудно. Отсутствуют основные признаки государства: аппарат управления, полиция, налоговая система, постоянная армия и др. Управление сохраняет многие черты племенного строя. Правители — в латинских (других просто нет) хрониках тех времён они именуются королями (reges) — не являются королями в современном смысле.

Король ничего не может без согласия (притом единогласного) воинов, т. е. всех полноправных членов племени. Ибо в эпоху Великого переселения народов каждый взрослый свободный мужчина — воин. Король всего лишь военный вождь и карать может только за проступки боевого свойства — от бегства с поля битвы до плохо наточенного боевого топора.

Принятие решений всеми полноправными членами племени возможно, когда племя держится вместе. Но когда оно расселилось на огромных просторах (те же франки к началу VI в. заняли приблизительно территорию нынешней Франции), такое становится затруднительным. Во Франкском королевстве раз в год в марте все свободные франки должны собираться на так называемые «мартовские поля». Этот сход является смотром войска. Но также он утверждает важнейшие законы и в первую очередь решает вопросы войны и мира: как было сказано, полноправный член племени — воин.

Признанное право свободного варвара — носить оружие и потому участвовать в сходах — оказывается довольно обременительным. Люди, обладающие крупными земельными угодьями, на которых работают рабы и колоны, — магнаты (от лат. magnus — «большой», «великий») — могут отбывать на указанные «мартовские поля» без затруднений. Но простой рядовой франк вынужден был во время полевых работ бросать свой надел и отправляться через всю страну на сход. Это не слишком удобно. Однако отказаться от своего права он не мог без потери статуса, положения: в Средние века права и обязанности человека были нераздельны. Если свободный франк, владелец аллода, имеет право носить оружие и участвовать в сходах, то он и обязан это делать. Привилегия оборачивается тяжкой повинностью.

У рядового свободного человека имелись и другие серьёзные проблемы. В варварском праве отсутствует система исполнения наказаний. Суд может решить дело в пользу истца и приговорить ответчика к штрафу за воровство, или членовредительство, или даже убийство. Но вот добиваться выплаты этого штрафа (у древних германцев он назывался «вергельд») потерпевший или родственники убитого должны сами. Разумеется, крупный магнат мог, опираясь на собственную свиту, добиться желаемого. А что было делать рядовому свободному франку, у которого имелся всего один меч, тогда как у его обидчика, даже и наказанного по суду, имелась целая дружина?

Право свободного человека быть подсудным только суду короля (или наместника, но всё равно вершащего суд от имени монарха, а не своего собственного) трудно реализовать на практике. Государственная власть требует от рядового свободного франка участия в государственной жизни (сюда относятся кроме перечисленного и различные обязанности, например содержание дорог, соблюдение права постоя для государя либо его наместника и их свиты). Но сама власть «маленького» человека никак не защищает.

Что оставалось делать рядовому свободному франку? Отдаться под покровительство какого-либо магната. То есть свободный перестаёт быть, как говорилось тогда, «человеком короля и самого себя» и становится «человеком» данного магната. А раз он не принадлежит себе, то и его надел, его аллод, — в силу нераздельности личности и собственности — принадлежит не ему, а тому же магнату. Человек продолжает обрабатывать тот же самый участок земли. Но участок уже не его и за пользование им приходится платить — оброком и (часто) барщиной.

Кроме того, бывший свободный уже не имеет права носить оружие (если только его собственный сеньор не разрешит ему это). Но отныне он не обязан отправляться на сход, а оттуда (как нередко случалось) — на войну. Да, бывший свободный несёт свои продукты — хлеб, сыр, яйца, мясо, птицу — собственному сеньору. Однако теперь он не обязан снабжать продовольствием короля и его приближённых. Да, бывший свободный подлежит частному суду своего сеньора, зато сеньор сам позаботится об исполнении приговора. Сеньор попытается добиться возмещения даже в том случае, если обидчиком является человек другого магната, а то и сам этот другой магнат. В последнем случае именно сеньор представляет своего человека в королевском суде.

Отношения между сеньором и зависимым крестьянином строятся по принципу взаимности. Только эта взаимность была со значительными перекосами: подчинение в обмен на покровительство.

Имелась и ещё одна, характерная для Средних веков форма утраты свободы. Простой владелец аллода мог вручить себя не земному лицу, а небесному. Объявить себя «человеком» не соседнего магната, а святого Мартина, или святого Бенедикта, или святого Ремигия, или какого-то иного святого. На деле это означало, что надел и его владелец передавались храму Святого Мартина, монастырю бенедиктинского ордена или в земли, принадлежавшие архиепископу Реймсскому (святой Ремигий — небесный патрон этого города). Но ведь настоятель храма, аббат или архиепископ всего лишь распорядитель имущества. Верховным собственником всё равно является святой. Именно святой будет покровительствовать бывшему свободному не хуже (а может быть, и лучше), чем земной магнат, ибо последний мог нанести ущерб обидчику оного бывшего свободного здесь, на Земле, а святой — ещё и в ином мире. Кроме того, священнослужители храма или монастыря будут вечно молиться о душах бывшего свободного и его потомства. Воистину, как сказал виднейший французский историк XX в. Марк Блок, «страх перед адом — важнейший социальный фактор Средневековья».

В любом случае в условиях растущего неравенства, с одной стороны, и упадка государственной власти — с другой, люди выбирают власть частную. Они меняют всё более призрачную свободу на безопасность, «стабильность», как мы сказали бы сегодня.

Крестьянин и община

Служение зависимого крестьянства тесно связано с одной чертой средневекового общества — общинностью. Принято считать, что община есть обязательная мета любого раннего общества, что от века владение землёй было коллективным, что наличествовали постоянные переделы земли между общинниками. Однако археологические исследования 1950-х гг. поставили эту теорию под сомнение.

Уклад жизни варваров-германцев до Великого переселения народов напоминал казачий, станичный. Каждая семья возделывала своё хозяйство на хуторе (или, как сказали бы ныне, на собственной ферме). Роль казачьей станицы, т. е. места, где были (у казаков) школа и храм, где собирался станичный казачий круг, выполняло языческое капище. Именно там сходилось племя решать общие вопросы (обычно вопросы войны и мира), разбирать споры соплеменников, карать преступников, молиться богам.

Община у варваров — это не общая земля, но общие обряды, общий суд, общее войско. Наличие хуторского хозяйства никак не исключало племенной демократии.

После завоевания Римской империи варвары столкнулись с несвободными земледельцами (рабами и колонами), селившимися компактно. Но в регионах, никогда не входивших в Римскую империю, деревень в нашем понимании вообще не было. Как же они возникли?

Причин постепенного сселения людей в одно место имелось несколько. Это и необходимость защиты от внешних нападений, и так называемая внутренняя колонизация.

Но всё же главная причина формирования деревенских общин — в развитии крестьянской зависимости. Сеньору было проще добиваться исполнения повинностей коллективом в целом, а не каждым крестьянином в отдельности. Феодал назначал своего уполномоченного (во Франции он назывался «бальи»), который и следил за всем этим. Бальи мог быть из челяди помещика либо (чаще) из влиятельных общинников.

Община формировалась не только, так сказать, «сверху», но и «снизу». Защищать свои права, требовать от сеньора выполнения обычаев, даже разрешать конфликты с сеньором проще было путём коллективных действий. Не надо представлять средневекового крестьянина бессловесным животным, безропотно подчинявшимся своему (как сказали бы на Руси) барину. И у сеньора, и у крестьянина были и свои права, и свои обязанности. Другое дело, что у первого имелось больше прав, а у второго — обязанностей. Так вот некоторые традиции решать общие дела всем миром» (как опять же сказали бы на Руси) никогда не исчезали. Ведь и до возникновения крестьянской зависимости были племенные сходки. Скандинавы-викинги, грабя Европу и захватывая многие регионы, приносили обычаи собраний обитателей окрути (тинги). И жители одной сеньории сходились на общинные собрания, закладывая основы прямой общинной демократии (хотя слов таких они и не знали). Эта демократия была ограниченной: право участия в таких собраниях имели лишь домохозяева, главы семейств. Холостая молодёжь, женщины, безземельные (а такие тоже имелись) не являлись полноправными членами общины. И всё же крестьянские общины за X—XIII вв. добились немалого. Во многих случаях они получили право самим избирать своих руководителей (во Франции их называли мэрами). Общины могли регулировать повинности не только среди односельчан, но и по отношению к сеньору. Они добились чёткой фиксации (даже и письменной) оных повинностей, а кое-где и уменьшения их.

Существовали и иные причины формирования сельских общин. Так, далеко не по всей Европе, но во многих местах, особенно по завершении внутренней колонизации, в условиях земельного голода развивалось уравнительное землепользование.

Семейные наделы определялись по числу едоков. У каждого крестьянина должно быть столько земли, сколько необходимо для того, чтобы прокормить всех членов его семьи. По прошествии определённого времени — нескольких лет, а то и десятилетий — выяснялось, что одни семьи разрослись, другие уменьшились в числе. Тогда и проводился передел земли. И именно общинные органы регулировали этот передел.

Всё сказанное касается в первую очередь крестьян. Феодализм, однако, подразумевает наличие зависимости людей не только из низшего сословия, но и из числа благородных вассалов. Пришла пора задать ещё один вопрос.

Откуда взялись благородные вассалы?

Господствовавшее (или одно из двух господствовавших) сословие при феодализме — сословие военное, рыцарство. Значит, причины возникновения этой социальной группы лежат в военной сфере. Некоторые исследователи возникновение феодального общества отсчитывают с VIII в., с начала так называемого Второго Великого переселения народов.

Так учёные первой половины XX в. назвали имевший место в VIII—X вв. натиск на Западную Европу различных народов, чьи набеги не были связаны между собой. Это арабы, в начале VIII в. захватившие Испанию и совершавшие оттуда военные рейды на Франкское королевство. Это упоминавшиеся выше скандинавы-викинги, они же норманны («люди Севера»), морские пираты, обрушившиеся в конце VIII — начале X в. на атлантическое и средиземноморское побережья Европы, а по рекам доходившие до Кёльна и Парижа. Это венгры, в конце IX в. покинувшие свои кочевья в Южном Приуралье, переселившиеся в Центральную Европу, в бывшую римскую провинцию Паннония, а оттуда налетавшие на всю Германию и даже на Шампань.

Европейским королевствам, и в первую очередь самому крупному — Франкскому, требовалась военная сила, мобильная и способная дать отпор грозным врагам. Таким войском, или, если употреблять современные термины, видом вооружённых сил, являлась тяжёлая кавалерия. Само существование её стало возможным, когда в V—VI вв. (точные даты неизвестны) в Западную Европу проникло восточное изобретение — стремя. Без стремени невозможно было ни пустить лошадь в галоп, ни сойтись с противником в сшибке — не удержишься в седле.

Вооружение тяжёлого конника стоило очень дорого. Это верно даже для VIII в. Тогда защитное вооружение состояло из кольчужного или пластинчатого (т. е. такого, когда на куртку нашивались металлические пластины) доспеха и совсем не было похоже на привычные нам позднесредневековые доспехи, напоминающие скафандр. Один «прейскурант» конца VIII в. указывает, что полное рыцарское снаряжение — кольчужный или пластинчатый доспех, шлем, щит, три копья (копья легко ломались в бою), меч и (или) боевой топор, а также три коня — боевой, транспортный (на котором перемещался сам рыцарь) и вьючный — стоило немалое по тем временам состояние, а именно 15 кобылиц и 45 коров. Стоимость указанного имущества в денежном выражении эквивалентна сегодня 1,5 млн долларов. Это цена современного танка. Рыцарь и был средневековым «танком».

Но где правителям, желающим создать такое войско, взять средства на его формирование и содержание? С гибелью Римской державы практически исчезла налоговая система. И не только налоговая — рассыпались денежная экономика, рыночное хозяйство. Деньги в то время — сокровище, а не средство платежа.

Хозяйство близко к натуральному: почти всё, что производят крестьяне, сами же они и потребляют. Потому, даже если деньги у государя будут, ему негде купить продовольствие в достаточном для прокормления войска количестве. Так же невозможно централизованным способом вооружить войско.

Но есть нечто вечное и неизменное — земля. Правители наделяют своих воинов оными наделами, на которых трудятся зависимые крестьяне. Эти крестьяне обеспечивают своему господину пропитание, включая продовольствие на время военных походов, содержание лошадей (пастуха тоже надо кормить). Изготовляют и поддерживают в должном порядке вооружение (кузнец не только гвозди и сошники должен ковать), содержат оруженосца и т. д.

За эти земли с крестьянами рыцарь должен был служить (на средневековой латыни «слуга» — vassus, vassalus, «вассал») государю, оказывать ему военную поддержку.

Создаётся сословие благородных вассалов-землевладельцев (и мелких властителей). Их собственность и власть базируются на военных функциях, возникает военная аристократия.

Но откуда взять земли? Пусть войско и не будет очень большим — слишком дорого, — всё равно необходимы значительные земельные угодья. Один из путей — отнять у врага или соседа. Именно стремлением к обретению земельной собственности объясняется активная экспансия средневекового Запада. Англичане стремятся покорить Ирландию, немцы — земли балтов и славян, испанцы — вернуть захваченные арабами территории, все вместе — создать себе владения в Святой земле.

Многие рыцарские наделы были небольшими, способными содержать только одного конного воина. Потому не позже XI в. в Европе распространяется принцип майората (от лат. major — «старший»; воинское звание «майор», кстати, тоже отсюда). Старший сын наследует надел, остальные не получают ничего. Кто-то принимал духовный сан, кто-то нанимался на службу к сеньору более или менее высокого ранга (наёмничество, не считавшееся чем-то постыдным, распространяется ещё с XII в.), кто-то даже становился «рыцарем с большой дороги». Кроме того, ударная сила экспансии средневекового Запада — младшие сыновья.

Первый создатель рыцарского войска, военный правитель (майордом) при безвластных королях Франкского королевства Карл Мартелл предложил следующий способ создания земельного фонда, из которого составлялись рыцарские наделы. В 732 г. он отбил наступление арабов из Испании на Франкское королевство в битве при Пуатье, благодаря чему обрёл высокий авторитет в стране, а равно и прозвище (лат. martellus — «молот»). Потому он обратится к самому крупному землевладельцу королевства — Церкви: «Святые Отцы, хотите ли вы защитить нашу святую веру от неверных сарацин? Если да, то делиться надо». Святые Отцы скрипели зубами, но делились.

Однако где гарантия, что получивший землю рыцарь будет вассалом, т. е. станет служить тому, кто дал эту землю? И где гарантия, что он и тем более его наследники будут служить наследнику своего сюзерена?

Бенефиций

Исходя из вышеуказанных опасений, Карл Мартелл раздавал земли не в собственность, а в бенефиций. Само это слово (лат. beneficium) буквально переводится «благодеяние». Но в указанную эпоху оно являлось также юридическим термином, означавшим определённую форму условной собственности обычно в церковной сфере. Например, некий земельный надел передавался приходскому священнику, дабы он мог обеспечивать собственные потребности. Владеть этим бенефицием он имел право постольку, поскольку исполнял свои пастырские обязанности. Бенефиций есть условная собственность, т. е. собственность, обладание которой определяется особыми условиями (в данном случае духовным служением). Если человек не исполняет свои обязанности, то и земельные владения от него уходят. Теперь же по реформе Карла Мартелла владеть бенефициями рыцари могли, только если ходили на войну по призыву государя.

Правда, такие узкие временные рамки стали расширяться ещё при самом Карле Мартелле и его ближайших преемниках. Что же, воину придётся отдавать свой надел, если он уже не может сражаться по старости или из-за тяжких ран, полученных в бою? Потому бенефиции давались пожизненно, кроме того, немощный рыцарь мог выставить кого-либо вместо себя. Чаще всего это был близкий родственник (обычно старший сын) или свойственник (например, зять). И тогда после смерти владельца тот, кто сражался вместо него, получал этот бенефиций. Уже с конца VIII в. наследование бенефициев (тогда же стали широко употребляться германские по происхождению слова — «лен», «феод») стало обычаем, а с середины ЕХ в. — законом. Но и наследование не исключало обязанностей. Пусть данный лен передавался по наследству, однако новый владетель мог обладать им лишь при условии несения военной службы.

Но где гарантия того, что ленник будет соблюдать условия несения службы? Если сеньор силён, то да, будет, конечно. Ну а если слаб? Не возникнет ли ситуация, при которой рыцарь заявит, что не станет нести воинскую повинность, а на требование вернуть бенефиций ответит: «А ну-ка, отними!»?

На честном слове

В знак того, что вассал будет исполнять свою службу, он давал сеньору (в феодальном праве и современной науке принято также французское по происхождению слово «сюзерен») клятву верности. Учёные доныне спорят о происхождении слова «феод». Но люди Средневековья были твёрдо уверены: feodum происходит от слова fides — «вера» и «верность».

Процедура принесения вассальной присяги обставлялась торжественно. Желающий стать вассалом являлся к своему будущему сеньору, становился перед ним на колени, складывал ладони вместе, вкладывал их в руки сюзерена. Он заявлял, что хочет стать его, сеньора, «человеком», и давал клятву верности (от лат. homo и фр. homme — «человек», указанная процедура носит название лат. homagium или фр. hommage — «оммаж»),

«Человеком» сеньора объявлял себя и зависимый крестьянин. Однако вассал приносит клятву верности добровольно, он может и не принести её (правда, тогда он не получит лена, но это уже другое дело). Крестьянин вообще такой клятвы не даёт, а у потомков его эту клятву никто не спрашивает. Крестьянин родился в своей несвободе.

Содержание вассальной присяги довольно своеобразно. С одной стороны, верность есть нравственное чувство, вассал обязан быть верным своему сеньору во всём. Но, с другой стороны, эта верность одновременно ещё и юридическое понятие, и в клятве тщательно перечисляются обязанности ленника. Он должен оказывать сеньору военную поддержку всегда и везде, но... Данная обязанность является безоговорочной, если на сеньора напал враг. Если же он сам отправляется в поход, то вассал должен сопровождать его не более определённого (в разных местах Европы различного) срока.

Вассал обязан оказывать сеньору гостеприимство. Он принимает у себя сюзерена и его свиту, кормит и поит их. Но это гостеприимство распространяется на чётко фиксированное число дней, да и слуг, сопровождающих сеньора, должно быть не более определённого также различного в разных местах Европы количества.

Вассал помогает своему сеньору деньгами, когда тот попадает в плен (выкуп пленного — нормальная практика Средневековья), отправляется в Крестовый поход, посвящает в рыцари сына (указанный обряд сопровождался весьма дорогими празднествами) и выдаёт замуж дочь. Однако последнее касается только старших сына и дочери, а то никаких денег не напасёшься.

Вассал не должен наносить ущерб ни имуществу сеньора, ни жизни и чести его матери, жены, сестры, дочери и внучки, но... указанное непричинение вреда относится к матери, если она вдова, сестре, дочери и внучке, если они не замужем, иначе они находятся под опекой своих мужей, которым вассал не приносил присягу. То есть незамужнюю дочь сюзерена соблазнять нельзя, а вот замужнюю...

После указанной клятвы сеньор заявляет, что он принимает просителя в свои вассалы, и сам даёт клятву, напоминающую вассальную присягу. Сеньор обязуется во всём покровительствовать своему леннику, защищать его от врагов, помогать материально, не наносить ущерба жизни и чести матери, жены, сестры, дочери и внучки.

Вассально-ленные отношения рассматриваются как двусторонние. Пусть договор и не вполне равноправный, но это договор, а не приказ. Если условия договора нарушает вассал, то он лишается своего лена, если сеньор — ленник освобождается от присяги, сохраняя свой феод.

Характерна символика обряда вассальной присяги. Сначала приносящий клятву стоит на коленях, зримо демонстрируя, что он ниже того кому клятва приносится.

По завершении церемонии сеньор поднимает вассала с колен и целует в уста. Этим сеньор показывает, что они хотя и не равны по отношению друг к другу, но равны как члены одного, благородного сословия по отношению к любому третьему лицу. Как гласила испанская поговорка: «Любой идальго не менее знатен, чем король; он только беднее государя».

После поцелуя сеньор совершает так называемую инвеституру (лат. investitura — «одевание», «облачение»), Он символически передаёт лен вассалу, вручая некий предмет: перчатку, кольцо, иногда землю (в буквальном смысле горсть земли) на подносе. Это происходит и тогда, когда вассал обретает свой лен по праву наследования.

Лен — земельное владение, которое вассал получал от сеньора на условии несения службы.

Феодализм — это общественный строй, обладающий неповторимыми особенностями. В государстве Нового времени человек подчиняется власти, ибо он рождён подданным. В феодальном обществе вассал подчиняется сюзерену, ибо он этому сюзерену принёс присягу. Феодализм — система личных отношений. Если умирает сюзерен, то все его вассалы снова приносят клятву наследнику своего господина, если умирает вассал, то его потомки дают клятву верности сеньору своего предка.

Феодализм — это общество, которое держится в буквальном смысле на честном слове. Именно потому верность столь высоко ценилась в Средневековье. Ценилась настолько, что и доныне, если мы хотим сказать, что некий человек абсолютно во всём верен своему слову, то говорим: «Настоящий рыцарь!». Из этого никак не следует, что вассальную клятву никто никогда не нарушал. Однако свершавший это прекрасно знал, что поступает дурно.

Не стоит, однако, идеализировать рыцарскую этику. Она не распространялась на представителей низших классов, благодаря труду которых существовало рыцарство. А ведь именно представители этих классов составляли большинство населения. Да, рыцарское слово нерушимо. Но лишь слово, данное равному (о Боге речь не идёт) в социальном смысле, хотя бы и султану-нехристю. Вождей народных восстаний приглашали на переговоры, гарантируя им неприкосновенность, а потом хватали и казнили или убивали ударом в спину. Да, рыцарь должен быть верен своей даме, безоглядно служить ей. Но хорошенькую простолюдинку не считалось зазорным соблазнить или изнасиловать.

Мы вкратце рассмотрели происхождение и функционирование двух из трёх сословий феодального общества — «трудящихся» и «воюющих», при этом шли по средневековой иерархии «снизу вверх». Теперь же заберёмся на верхушку этой пирамиды и обратимся к «молящимся».

Церковь и вера

Средние века — эпоха безраздельного господства христианства. Но христианство на средневековом Западе, где Средние века точно были, отлично от такового на христианском Востоке, где наличие Средневековья спорно. При этом разделение Церкви на православную и католическую в 1054 г. есть лишь завершение многовекового процесса, обозначившегося ещё в IV в., когда христианство вышло из подполья. В чём же особенности западного христианства?

Если оставить богословские проблемы, то в глаза бросается особое место Церкви в средневековом мире, её огромное влияние, претензии Церкви в целом и папства в особенности на власть над всем христианским миром. Эти претензии то усиливались, то ослабевали, но не исчезали никогда.

На Востоке государственная власть, особенно власть византийских императоров, превалировала над властью Церкви. На Западе обе ветви власти — светская и духовная — то ссорились, то мирились, то конфликтовали, то выступали единым фронтом. И на вопрос «Кто главнее?» в разные периоды давались разные ответы.

Связаны эти колебания с ослаблением либо усилением светской власти. Слабеет император — усиливается Папа, крепнет власть государей — меньше достается её великому понтифику, как именовали пап на древнеримский лад.

Церковь являлась крупнейшим феодалом, обладала более чем значительными богатствами. Именно в этих богатствах был залог «свободы Церкви», т. е. её независимости от светских властей. Монархи стремятся встать над Церковью, назначать духовных лиц, а то и самого Папу. Впрочем, споры об этом идут и внутри Церкви. Папство желает контролировать все доходы, все назначения, даже и приходских священников, епископы бьются за расширение своих полномочий; монашеские ордены, бывало, встают в оппозицию папам, епископам, светским государям по политическим, экономическим и богословским поводам.

Но дело не только в устройстве и положении Церкви. Дело ещё и в особенностях веры людей Средневековья. Речь идёт о вере масс, вере народа, а не только вере богословов. Конечно, вырабатываемые образованной церковной элитой догматы духовенство доносило до народа. Но и народные верования, как показали исследования последних десятилетий, влияли на официальную доктрину Церкви.

Как заметил известный французский историк Люсьен Февр, людей Средневековья снедала «неизбывная жажда спасения». Но спастись можно, лишь избавившись от грехов. А поскольку безгрешен один Господь, то человек должен получить отпущение грехов, покаявшись в них. Грех столь же материален, как и благодать. Смыть его можно определённым количеством благодати. При этом тяжкие прегрешения создают большее количество греха, меньшие — меньшее. Для упразднения больших грехов надо много благодати, меньших — меньше.

Грех вырабатывается дурными деяниями, благодать — добрыми. Поэтому для снятия греха надо поститься, подавать милостыню, совершать паломничества к святым местам и т. п. Но ведь епитимья налагается после покаяния, грех уже отпущен, а благодать ещё не «наработана» кающимся. Откуда же она берётся для отпущения?

Только в учении Католической церкви (но не Православной или иных восточных церквей, а также не у протестантов) наличествует догмат о так называемых «сверхдолжных заслугах», поступающих в «сокровищницу Церкви» (лат. thesaurus Ecclesiae). Суть этого учения в следующем: чтобы смыть грех, надо совершить определённое, строго отмеренное количество добрых дел. А если человек совершает добрых дел больше, чем это необходимо для собственного спасения? Если, например, этот человек — святой мученик? Или просто рискует жизнью ради спасения другого? Куда девается излишек этих добрых дел? Вот он-то и поступает в указанную «сокровищницу» и даётся тем, кто искренне раскаивается, но не имеет в запасе собственных заслуг. Благодать эта даётся авансом, кающийся должен затем возместить её. Впрочем, если раскаяние наступает на смертном одре, то раскаявшийся грешник может возместить её на том свете, в пламени чистилища. Ну а срок его пребывания там могут сократить его родственники щедрой милостыней и дарами Церкви.

И хотя отпускает грехи Бог, происходит это через священника, через духовное лицо, которое только одно и может распоряжаться дарами благодати. Вот откуда и высокий авторитет духовенства как сословия, что, кстати, вполне может сочетаться с насмешками над тем или иным конкретным представителем этого сословия. Об этом свидетельствуют многочисленные средневековые истории о распутных священниках и монахах-обжорах. Именно от духовенства, от монашества ждут разнообразных духовных подвигов, ибо они «по должности» обязаны непрерывно пополнять указанную «сокровищницу».

Что есть власть монарха?

Любое достаточно сложное, эволюционирующее общество в своём развитии порождает элементы, которые в данное общество не вполне вписываются. И в этом залог перемен.

Что в Средние века, что в наши дни, что в иные эпохи в обществе существуют разные, несовпадающие и даже прямо противоречащие друг другу представления о власти. Причём они вполне могут уживаться в одном сознании. В Средневековье можно выделить три модели власти.

Одну модель условно назовём феодальной. В результате Второго Великого переселения народов на Европу двинулись враги. Им необходимо было дать отпор. Западная Европа покрылась замками. Прежде всего, это были места защиты населения, а уже потом центры господства феодалов. Информация передавалась чрезвычайно медленно, со скоростью передвижения гонца. Пока сведения о нападении, например, викингов на какое-то поселение дойдут до короля, пока он соберёт войско, пока явится с ним на место набега, корабли норманнов давно уплывут, а от населённого пункта останутся дымящиеся развалины и горы трупов. Поэтому в разных частях королевств необходимо стало держать постоянное войско, так сказать, «части быстрого реагирования». У королевских наместников — герцогов и графов (первоначально они являлись чем-то вроде генерал-губернаторов и губернаторов соответственно) — должны были быть возможности действовать самостоятельно, формировать войско, содержать его. Опора на местных правителей, передача им королевских полномочий приводили к тому, что из представителей центральной власти они превращались в территориальных князей. Их должности стали титулами. Эти должности-титулы делаются наследственными, раздаются в лен. Ну а раз граф является начальником людей графства, то он же есть владетель земель этого графства. Для создания войска оный граф (или герцог, или маркграф, или какой-либо иной территориальный государь) раздаёт земельные наделы владетелям замков. На западе Западной Европы они обычно именуются шателенами или кастелянами (от лат. castellum — «замок»), на востоке — баронами. Те раздают земли рядовым рыцарям, так как замки требуют гарнизонов. Но ведь феодализм — система личных связей. Если простой рыцарь приносит присягу своему барону, то приносит её именно ему, а не его сеньору — графу и не сеньору сеньора — королю. А значит, король не может отдавать приказы рыцарям и кастелянам, если только он сам не наделил их феодами. Вот и получается: «вассал моего вассала — не мои вассал».

Монарх непосредственно распоряжается только на тех землях, которые именуются королевским доменом (фр. domain от лат. dominium — «владение»). Там рыцари и бароны приносят клятву верности непосредственно ему. Крупнейшие же территориальные князья, хотя и являются вассалами короны, могут быть могущественнее самого монарха, и они чувствуют это.

Высшая аристократия присваивает себе право избрания монарха и пользуется этим. Во Франции, например, эта традиция постепенно уходит, торжествует (фактически с начала XIII в., формально с середины XIV в.) принцип наследования.

Но в Германии трон оставался выборным фактически до середины XV — начала XVI в., а формально — до начала XIX в. Вообще, крупнейшие территориальные князья, светские и духовные (церковные иерархи тоже были феодальными владетелями), ставили себя не ниже короля. Во Франции и Англии они именуются пэрами (фр. pair от лат. par — «равный»), Даже сам король по отношению к ним долгое время считался всего лишь «первым среди равных» (лат. primus inter pares), тем более что они распоряжаются троном. Так, если верить хронисту XI в. Адемару Шабаннскому, король Франции Гуго Капет и его сын и соправитель Роберт Благочестивый обратились к графу Одеберту Перигорскому с требованием прекратить нападения на соседей. В своём послании они заявляли: «Вспомни, кто сделал тебя графом!». И получили ответ: «А кто сделал вас королями?».

Христианская модель

Существовала ещё одна модель власти, которую условно можно назвать христианской или церковной, хотя разделяли её не только люди Церкви. В трёхчастной структуре средневекового общества священным центром державы, связующим все сословия, являлся монарх. Сакральность его обеспечивалась священным помазанием. Он становился помазанником Божиим, наместником Христа на Земле. А вот разнообразные герцоги и прочие такими помазанниками не были. Другое дело, что власть, основанная на таких принципах, не совсем совпадала с тем, что понимают под властью ныне.

Царём мира почитался Христос, даже на монетах делалась надпись: «Христос царствует, Христос правит». Король же — наместник Его на той или иной территории и делается таковым, как отмечалось, в акте священного миропомазания. А если короля нет, то Господь берёт управление обществом на Себя. Но ведь в таком случае правление не административная деятельность, не издание различных декретов и эдиктов. Управлять — значит поддерживать мир и спокойствие в стране, правильное богопочитание и материальное благополучие, причём поддерживать самим фактом своего существования. Это ставило королевскую власть над феодальной иерархией. Такие воззрения разделяли и духовные лица, и монархи, и крестьянская девушка Жанна д’Арк. Налицо выведение королевской власти, королевского права из подчинённости земным законам и перенесение их в сферу законов Божиих. Данный принцип будет способствовать формированию в Новое время абсолютизма, т. е. такой системы управления, когда вся власть — и законодательная, и исполнительная, и судебная — сосредоточена в одних руках, руках монарха. Это произойдёт уже после завершения Средневековья. Однако предпосылки закладываются уже тогда.

Римская модель

Ещё одна, третья модель государственной власти — римская (см. статью «Предыстория Средневековья»), ибо жившие племенным строем варвары никакого другого государства не знали. Такие представления сохраняются и много позднее. Они существовали и после распада Римской империи, и после того как Карл Великий в 800 г. венчался императорской короной. Они не исчезли и после того, как в X в. германские короли приняли титул императоров Священной Римской империи, которую считали прямым продолжением той, древней (пусть в этой империи от прежней остались лишь земли по Рейну и в Альпах, в Северной и частично Средней Италии). Императоры продолжали настаивать, что государство в Европе одно — империя. Все остальные только провинции (даже такие мощные королевства, как Англия и Франция), пусть и обособленные. Их правители всего лишь цари провинций (reges provinciae).

И власть в этом сверхгосударстве должна организовываться по римским принципам. Римский народ, populus Romanus, — владыка мира, глас народа (именно этого, римского народа) — глас Божий. Но ещё юристы Древнего Рима в эпоху ранней империи заявляли, доказывая совершенно неочевидное право императоров на единоличное правление, что римский народ перенёс на них, императоров, свою власть. Посему и средневековые законоведы настаивали: «Что угодно императору, является законом; император не может нарушить закон, ибо своими действиями этот закон создаёт». При этом ссылки на священное помазание, как правило, не употреблялись.

Именно претензиями на безраздельную власть объясняется стремление императоров, а потом и королей отдельных государств развивать римское право. То есть право монархическое, право государей в противовес праву каноническому, праву Церкви, и праву обычному, праву феодалов. Монархи стремятся встать над феодальной иерархией. Они добиваются, чтобы все жители государства, пусть и занимающие различное положение (социального неравенства никто не отменял) по отношению друг к другу, были равны перед монархом, как подданные.

Итак, королевская власть есть элемент, постепенно разрушающий феодальные отношения. Элемент важный, но не единственный.

«Городской воздух делает свободным»

Выдающийся британский историк А. Дж. Тойнби более четверти века, с 1934 по 1961 г., писал и переписывал свой главный труд — «Постижение истории». В этом 12-томном сочинении он нарисовал картину развития всех цивилизаций (в его терминологии — культур, достигших определённого уровня и характеризующихся неповторимым сочетанием элементов). За годы работы его концепция менялась: одни цивилизации в его теории исчезали, другие появлялись, но кое-что оставалось неизменным. Так, себя, свой мир — Западную Европу — Тойнби относит к Западной цивилизации (пишет названия цивилизаций с прописной буквы). По его мнению, она возникла после погибшей Эллинской и продолжается доныне. Тойнби не принимает традицию делить историю на Древность, Средние века и Новое время. Античность — это одна цивилизация, Средневековье и Новое время — другая, хотя Западная является дочерней (аффилированной — в терминологии Тойнби) по отношению к Эллинской. Но в одном случае слово «средневековый» он употребляет. В перечне недоразвитых цивилизаций, родившихся, но поглощённых другими, у него наличествует, как он это называет, «космос средневековых городов-государств». То есть город не вписывается в современную ему (средневековую, что бы ни говорил Тойнби) культуру. Впрочем, большинство историков не готовы сделать столь радикальные выводы.

Средневековое общество — общество аграрное, «те, кто трудится» — крестьяне-земледельцы («пашущие» являлись долгое время синонимом слова «трудящиеся»), «те, кто молится» и «те, кто воюет» — духовенство и дворянство — землевладельцы. А в городах люди выключены из этой, связанной с природным циклом деятельности. В рамках свободных городов развивались новые средства производства, ремесло и торговля.

Средневековые города были маленькими. Население подавляющего большинства из них не превышало 5 тыс. человек, а если составляло 10 тыс. жителей — это уже почти современный город-миллионер. Флоренция, насчитывавшая 60 тыс. жителей, или Париж, в котором проживало 100 тыс. человек, — мегаполисы. Там городская инфраструктура не могла обеспечить нормальную жизнь такому количеству людей. Города были тесными и очень грязными.

Ввиду этого эпидемии косили горожан, смертность превышала рождаемость. И всё же население городов росло. А росло оно за счёт притока извне. Что же привлекало жителей деревни в города? Ведь для этого надо было покинуть свою родную общину, где односельчане не дадут тебе умереть с голоду, где сеньор обязан хотя бы минимально заботиться о своих зависимых крестьянах. А люди уходили, может, даже бежали в неизвестность... Дело в том, что горожанин был свободным человеком. Как гласил принцип городского права в Германии, «городской воздух делает свободным». Человек, проживший в городе год и день, освобождался от зависимости. И этот свободный человек мог достичь многого, гораздо большего, чем в своей деревне, где он рождается крестьянином, крестьянином и умирает.

В рамках города осуществляется то, что современные социологи называют «вертикальной мобильностью». Человек низкого социального происхождения вполне мог занять достаточно высокое положение.

Правда, лорд-мэром или хотя бы богатым человеком становился не каждый. Маленький Дик — не подвернись ему счастливый случай — мог бы просить милостыню и умереть под забором, как тысячи таких же нищих бродяжек. И разбогатеть было весьма непросто: да, торговля пряностями приносила до 1000% прибыли, однако возвращался из южных морей только один корабль из десяти.

Так что добиться в жизни можно было многого независимо от того, где и кем ты родился, но лишь при должном упорстве, уме, талантах и немалой доле удачи.

Поэтому картина мира, система ценностей средневековых горожан отличались от таковых у иных сословий общества. Высшую ценность для рыцарства и духовенства можно описать одним словом: «подвиг». Это или воинский подвиг, или даже аскетический. Отшельники, самобичеватели и другие подобные пользовались большим уважением; для разных форм умерщвления плоти употреблялся общий термин — опять же «подвиг». А для горожан главное — успех, достижение поставленной цели.

Город в системе средневековой цивилизации

Элементы, исподволь изменявшие средневековую цивилизацию, этой же цивилизацией и порождены. Таким образом, город никак не есть только и исключительно «росток будущего». В городской культуре Средневековья наличествуют собственно средневековые черты. Исследователи давно подметили, что одной из характерных черт средневековой цивилизации является корпоративность.

Средневековый человек осознаёт себя, своё «я», только будучи включён в некую корпорацию. Крестьянин есть член общины, рыцарь входит в группу вассалов, монах является одним из собратьев своего монастыря, своего ордена. Горожанин также включён в некие корпорации. Корпорацией может считаться и сама городская коммуна. Как правило, городские ремесленники и торговцы объединяются в группы по профессиям — в цехи, гильдии.

Указанные городские корпорации являются таковыми в средневековом значении. Это никак не нынешние производственные коллективы либо профсоюзы (цех в современном значении — помещение, в котором работают люди и одновременно совокупность этих работников). Каждый полноправный член цеха — мастер — индивидуальный производитель. Он владеет мастерской, в которой трудится сам с подмастерьями и учениками. Цех регулирует производство. Цеховые уставы (статуты) определяют продолжительность рабочего дня, максимальное число подмастерьев и учеников, даже характер и качество изделий, но не только это.

В цехе протекает вся жизнь средневекового ремесленника, а никак не исключительно производственная. Цех регулирует и то, что сегодня назвали бы частной жизнью. Например, цеховые статуты определяли, сколько раз в году может напиваться подмастерье, какие украшения имеет право носить жена мастера. В Любеке супруги рядовых мастеров могли носить ожерелье, охватывавшее шею, жёны цеховых старшин — спускавшееся на грудь, а спутницы жизни членов городского совета — свисавшее до пояса.

Цех — самоуправляющаяся единица. Решения принимаются на общем собрании мастеров (кое-где на такие собрания допускались и подмастерья), руководство цехов, как правило, избирается самими их членами. Во многих городах ополчение и городское самоуправление формируются по цехам. Выборные от цехов образуют местное муниципальное правительство. И это правительство, среди прочего, зорко следит, чтобы тем или иным ремеслом занимались исключительно члены цеха.

Каждый цех имеет собственную казну, образующуюся из отчислений членов цеха, и из этой казны выплачивается помощь вдовам и сиротам собратьев. Особой формой социальной помощи являются цеховые трапезы. Эти трапезы занимали столь большое место в жизни цехов и гильдий, что те даже своё название получили от них. Немецкое слово Zeche, староанглийское gyld означает «пирушка». Цеховые пиры организовывались вскладчину, каждый вносил по доходам, неимущие вообще ничего не вносили, а ели и пили наравне с остальными.

Цех заботился и о загробной судьбе собратьев, об их достойном погребении, о поминовении их душ в заупокойных службах, которые оплачивались также из цеховой казны.

Средневековая жизнь немыслима без религиозной составляющей, и жизнь цехов и гильдий не исключение. В Средние века все государства, местности, династии, монастыри, города имели своих святых покровителей. То же относится и к профессиям. Святые патроны опекали тех, кто разделял их профессию. Например, святой Элигий, некогда придворный ювелир — парижских золотых дел мастеров; святой Дунстан Кентерберийский радел об английских кузнецах. Ну а святая Мария Магдалина покровительствовала представительницам той профессии, к которой и сама принадлежала до встречи с Христом. Да-да, были и такие корпорации, и их члены требовали изгнания из городов свободных жриц любви, дабы те не сбивали цены на соответствующие услуги. Впрочем, во Флоренции кузнецам покровительствовал святой Иоанн Креститель, никогда этим ремеслом не занимавшийся.

Цехи были тесно связаны с религиозными братствами (так называемыми кофрериями), группами почитателей какого-либо святого, в данном случае святого патрона ремесла. На те же цеховые деньги строились церкви, часовни в храмах, посвящённые этому святому. В дни этих святых устраивались цеховые праздники с пирушками, торжественными шествиями, театральными представлениями.

Цеховые мастера, в отличие от феодалов, заботились об организации производства и совершенствовании техники. Впрочем, Средние века нередко упрекают в пренебрежении техническим прогрессом. Это преувеличение, но под ним есть основания.

В 1412 г. в Аугсбурге в городской совет (именно он там ведал вопросами ремесла) обратился некий Вальтер Кезенгер. Он представил на суд почтенного органа своё изобретение — механическое устройство для скручивания шёлковой нити. Отцы города, рассмотрев оное устройство, постановили: «механизм сломать, обломки сжечь, пепел выбросить в реку Лех, ибо ежели внедрить сие изобретение, то многие, кормящиеся ремеслом скручивания шёлковых нитей, останутся без пропитания».

Получается формула: «если прогресс мешает людям, то долой такой прогресс». Но, с другой стороны, там, где без развития техники было трудно обойтись, например, в военном деле, о судьбах человеческих не думали. Ведь совершенное оружие предназначалось для обитателей других земель. А до них никому не было дела.

Если мастер имеет много подмастерьев, то производительность труда в его мастерской будет выше, нежели у тех, кто недостаточно богат, чтобы нанимать много помощников. А где производительность выше, там себестоимость ниже и цена на продукцию тоже. Значит, покупать будут у богатого. Бедному же останется только разоряться далее, а вот этого допустить нельзя. То же можно сказать и о продолжительности рабочего дня. Кто дольше работает, тот больше производит. Но ведь нельзя же загонять себя, своих близких и своих учеников и подмастерьев до упаду, нельзя изнурять их из-за собственной алчности (один из семи смертных грехов, кстати) непосильной работой.

С точки зрения разделяемой большинством системы ценностей конкуренция считалась злом. Потому следует поддерживать равенство, а если потребуется, то и принудительными мерами. Не производство ради производства, не прибыль, а приличествующий уровень жизни — вот цель работы, трудовой деятельности.

Средневековый город как социально-экономическое и как особое культурное явление не может считаться только и исключительно предтечей современного буржуазного общества. Он обладает значительным своеобразием, этот «космос». Он не вполне вписывается и в современную ему средневековую цивилизацию. Однако любая сложная социальная и культурная система включает в себя разнородные элементы. И в этом залог перемен.

Итоги

Итак, было ли Средневековье где-либо ещё на планете Земля кроме Западной Европы? Если возьмём те черты, которые обсуждались выше, то увидим, что подобного общества не было нигде. Например, трёхфункциональная схема сословий характерна лишь для Запада. Представления о мире как поле борьбы между Богом и Сатаной можно, пожалуй, найти в исламском мире (Аллах и Шайтан), но не в буддийском, индуистском или конфуцианском.

Однако снова возникает вопрос: считать ли средневековым общество, в котором наличествуют все перечисленные признаки, или объявить один из этих признаков ведущим, а остальные — необязательными?

Если примем второй подход, то какую из черт считать главной? Нередко в науке конца XIX — первой половины XX в. основополагающим считался параметр «распыление власти». Речь идёт о существовании множества более или менее независимых центров политического господства при сохранении верховной власти. Тогда феодальным объявлялся и арабский мир после распада Халифата в VIII—X вв. (багдадский халиф продолжал считаться «повелителем правоверных», но власть его подчас была равна нулю). И даже Древний Китай эпохи Восточного Чжоу (770—249 гг. до н. э.), когда страна разделилась на враждовавшие между собой и стремившиеся к гегемонии надо всем Китаем отдельные царства (временами их число доходило до двух десятков). Но в этом случае опять же теряется специфика. Так, любую смуту можно объявить феодализмом. В России времён Гражданской войны 1918—1921 гг. тоже насчитывалось добрых 20 правительств в разных частях бывшей Российской империи. И чуть ли не половина из них претендовала на власть над всей страной.

Иногда исходят из того признака, который французский М. Блок считал наиболее важным — крестьянскую зависимость от господ. Но в этом случае к феодальному обществу придётся причислить и Древнюю Спарту. Ведь там основными производителями были не рабы, а прикреплённые к земле крестьяне-илоты. Но всё же Спарту к Средневековью пока не причисляют. Оказывается, что, кроме Западной Европы, феодализма нигде не было... Или всё-таки был?

Некоторые историки находят глубокое сходство между феодальной Европой и Японией. Священные императоры, сёгуны, напоминающие майордомов, князья-даймё наподобие герцогов и графов, зависимые крестьяне. И главное, самураи, чуть ли не во всём похожие на европейских рыцарей: и военным предназначением, и властью над простонародьем, высокой ценностью чести и верности, даже наличием любовной поэзии. Над проблемой сходства и различия Западной Европы и Японии следует думать, тщательно исследовать её. Общего мнения по этому вопросу у историков на сегодняшний день нет.

Периодизация истории Cредневековья

Самый широкий диапазон, который историки отводят Средневековью, — IV—XV вв. Но любая периодизация относительна. Не бывает так: проснулись утром — ба, а античность-то закончилась, Средневековье на дворе.

Практически все специалисты согласны с тем, что западноевропейская средневековая цивилизация имеет три истока: античную культуру в её западном, римском, варианте, пришедшее с Востока христианство и культуру варваров, прежде всего германцев.

Тогда первым периодом Средневековья будет эпоха синтеза этих начал, а в политическом смысле — реакция античного мира на варварские завоевания.

Было две волны набегов на Западную Европу — Великое переселение народов IV—VI вв., когда на месте западной части Римской империи возникали варварские королевства, и VIII — вторая половина X в., так называемое Второе Великое переселение народов, нападения и завоевания арабов, скандинавов и венгров. Правда, VII век также не был периодом абсолютного затишья. В то время на границах западно-христианской Европы шли стычки с языческими германскими племенами ютов, фризов и саксов, славян и тюркских народов — аваров и болгар. Потому важно понять реакцию утке складывавшегося нового средневекового мира на это наступление. Так что обозначим IV—X вв. как раннее Средневековье, разделив его на два подпериода, границей которых является VII столетие.

Второй период — Высокое (или центральное) Средневековье, XI— XIII вв. Это эпоха романики и готики в искусстве, мистики и схоластики в богословии, эпоха великих ересей и рождения университетов, эпоха расцвета рыцарской культуры, эпоха окончательного оформления Католической церкви. А кроме того, время, когда, по выражению английского историка XX в. А. Дж. Тойнби, «Европа расширяется». Идёт экспансия латинской, как её называли из-за использования латыни в богослужении, Европы вовне. Натиск на юг — так называемая Реконкиста, отвоевание захваченной арабами в начале VIII в. Испании, утверждение христиан Запада на спорной между Византией и арабами Сицилии. На восток, в Прибалтику, населённую языческими племенами пруссов, литовцев, будущих латышей и эстонцев, и далее, на Северо-Западную Русь. На запад, на Ирландию. Имеет место даже натиск на север — христианизация Скандинавии. И, конечно, походы за море в Святую землю, да и в иные земли, более или менее близлежащие. В эту эпоху происходят конфликты и внутри государств Запада — борьба между светской властью и Церковью, между государями и их вассалами. Возникают свободные города, которые вступают в распри с монархами, а также междоусобицы. Вообще, когда речь заходит о Средних веках, обычно подразумевают именно Высокое Средневековье.

И наконец, третий период — позднее Средневековье, XIV—XV вв., эпоха отцветания, увядания средневековой цивилизации. Однако это время зарождения в недрах её другой европейской цивилизации — Нового времени. Здесь и упадок рыцарства, одновременный с расцветом рыцарской культуры, прекрасной и бесполезной. Здесь и переход от феодальных монархий к сословно-представительским. Да и зародыши будущего абсолютизма именно здесь. Здесь и кризис Церкви, который приведёт — но уже позднее — к Реформации.

Раннее Cредневековье: от Первого Великого переселения народов до начала Второго

Франкское королевство

«Народ франков славный, Творцом Богом созданный, сильный в оружии, непоколебимый в мирном договоре, мудрый в совете, благородный телом, не повреждённый в чистоте, превосходный осанкой, быстрый и неумолимый, обращённый в католическую веру, свободный от ереси.... Слава Христу, возлюбившему франков!.. Ибо это есть храброе и сильное племя, которое оружием свергло с себя тягчайшее иго римлян и, познав святость крещения, щедро украсило золотом и драгоценными камнями тела святых мучеников». Так начинается вступление к Салическому закону — записи правовых обычаев франков. Правда, если сам закон составлялся на рубеже V—VI вв., то вступление датируют серединой VIII в. Его автор (или авторы) как бы из своего времени обозревают славный путь, пройденный франками со времён расселения на территории Галлии и последовавшего вскоре за тем их крещения. Они гордятся своим прошлым, своими доблестями и благосклонностью к ним Господа.

Конечно, перед нами яркий образец самопревознесения. Верить на слово создателям данного текста необязательно. И всё же франкам было чем гордиться. В начале V в. им принадлежат части провинций Белгика и Нижняя Германия. И это при том, что обе ветви их народа — салические и рипуарские франки — не имели единого руководителя. В 486 г. начинается завоевание собственно Галлии, обретение земель, которые получат название именно от народа франков — Франция. Салические франки под водительством Хлодвига (около 466—511; король с 481 г.) захватывают ту часть Северной Галлии, которая была под властью Рима. В 494 г. разбиты алеманны, и в 496—502 гг. занята часть их земель к западу от Рейна. В 507 г. Хлодвиг разбивает коалицию остготов и вестготов и занимает большую часть владений вестготов в Галлии — от Луары до Гаронны. Некоторые историки предполагают, что здесь не обошлось без влияния Константинополя, науськивавшего франков на готов, которых империя считала главными своими врагами. Именно этим историки объясняют тот факт, что где-то около 508 г. император Анастасий I прислал Хлодвигу знаки консульского достоинства, т. е. объявил короля "франков проконсулом (наместником) римской провинции Галлия, правящим от имени императора.

Наследники Хлодвига не прекращают завоеваний. В 531 г. у вестготов отобрана Гасконь. В 532—534 гг. к владениям Франкского королевства присоединено королевство бургундов, в 536 г. — остготский Прованс. Император Юстиниан I, претендовавший на всё Остготское королевство, согласился с переходом Прованса к франкам. Кроме того, и бавары (западногерманское племя, занимавшее территорию нынешней Баварии), и бретонцы признавали верховную власть франкских королей, хотя эти земли в их владения не входили.

Франкская держава стала крупнейшей на раннесредневековом Западе. Нередко она распадалась на части: Австразию, расположенную к западу от реки Маас и заселённую в основном германскими народами; Нейстрию (прежнюю Северную Галлию), где франки смешивались с галло-римлянами; Бургундию, основным населением которой были галло-римляне; Аквитанию, где германцев проживало очень мало. И, тем не менее, она оказала столь большое влияние на западнохристианский мир, что именем «франки» на Востоке вплоть до Китая (фо-лан-ки) называли всех западных европейцев — даже тогда, когда сам народ франков уже давно растворился среди других народов.

Ранняя история франков: «волосатые короли»

Из дошедших до нас хроник раннего Средневековья больше всего посвящено именно франкам. Самый знаменитый источник — «Церковная история франков» (чаще именуемая просто «Историей франков») святого Григория, епископа Турского (около 538—594). Обращаются историки и к «Хронике Фредегара». Многие специалисты настаивают, что писали её несколько человек, ни один из которых не идентифицируется с монахом Фредегаром, а посему предпочитают именовать её «Хроникой Псевдо-Фредегара». Есть ещё анонимная «Книга истории франков» (предположительно начало VIII в.). Все указанные источники появились спустя долгое время — вплоть до столетий — после описываемых событий. Потому точность сведений не всегда велика.

Согласно «Книге истории франков», придя в прирейнские земли, франки избрали своим «волосатым королём» (rex crinitus) некоего Фарамона. Ему наследовал Хлойо (на латинский лад Клодион) Волосатый (умер в 447 г.; вождь франков с 427 или около 430 г.). Его преемником был Меровей (умер в 457 г.; вождь франков с 447 или 448 г.), по одной версии — сын Хлойо, по другой — правитель иной ветви франков, свергнувший его.

Длинные волосы являлись признаком происхождения королей от верховного бога Вотана (либо, как гласит другое предание, от морского чудовища). Именно происхождение даёт особую магическую силу и право на власть. Не принадлежавшим к роду Меровингов под страхом смерти запрещалось отпускать волосы. (Рядовые франки носили на голове некий пучок волос, напоминавший не то оселедец запорожцев, не то ирокез панков.) Сострижение их означало лишение власти или права наследования.

Меровея практически все историки считают лицом историческим. Нет сомнений и в том, что наследником Меровея стал его сын Хильдерик I (около 441—481; вождь франков с 457 г.), хотя приводимая в «Хронике Фредегара» его биография явно вымышленная. Там рассказывается, что Хильдерик был изгнан франками за чрезмерное женолюбие. Он спасался в королевстве тюрингов (германское племя, давшее название Тюрингии, исторической области Германии) у короля Бизина и его жены Базины. Франки тем временем избрали своим королём Афрания Эгидия Сиагрия Старшего, римского наместника в Галлии. Хильдерику удалось заручиться поддержкой части франков и вернуться на престол. Базина, очарованная Хильдериком, бежала от мужа к нему, и они сочетались браком. У них родился сын Хлодвиг — первый король франков, о котором мы имеем достаточно надёжные сведения.

Хлодвиг: лев и шакал

Хлодвига считают создателем Франкского королевства, а иногда и отцом современной Франции. Отсчёт ведётся от захвата им владений Сиагрия Младшего и переноса своей резиденции в Париж (столицей в современном смысле слова этот город станет много позднее).

Одним из важнейших деяний Хлодвига было обращение его самого и его народа в христианство в 496 г. (В отличие от большинства германцев франки до той поры оставались язычниками.) Это дало ему целый ряд политических преимуществ. Во-первых, устанавливались более прочные связи между завоевателями и местным населением, ибо отныне они исповедовали одну веру. Во-вторых, поскольку готы и бургунды были арианами, а Хлодвиг принял ортодоксальную католическую (греч. «всеобщая», «соборная»; до разделения на католицизм и православие этот термин относился ко всей Христианской церкви) веру, он тем самым получил в союзники империю, епископаты варварских королевств да и само их галло-римское население. Это облегчило завоевание вестготской Галлии, а позднее и Бургундии.

Король франков крестился в Реймсе. Проводивший этот обряд архиепископ Реймсский Ремигий произнёс проповедь, сохранённую для нас Григорием Турским. Святой архиепископ сказал: «Покорно склони выю, гордый варвар, почитай то, что сжигал, сожги то, что почитал». Образованный пастырь полагал, что крещение означает полный внутренний переворот, духовное перерождение. Но так ли это было для «гордого варвара»? Григорий Турский повествует, что жена Хлодвига Хродехильда, племянница короля бургундов, была, в отличие от своих соплеменников-ариан, католичкой. Она побуждала мужа принять именно её веру. (Следует пояснить, что ариане считали Иисуса Христа не единосущным Богу Отцу, а Его творением, т. е. существом, стоящим ниже Творца.) Хлодвиг долго колебался. В 494 г. он отправился с войском против алеманнов, вторгшихся в его королевство, и вступил с ними в битву близ города Толбиака (ныне Цюльпих в ФРГ). Военное счастье склонялось на сторону алеманнов. «Видя это, Хлодвиг возвёл очи к небу и, умилившись сердцем, со слезами на глазах произнес: „Иисусе Христе, к Тебе, кого Хродехильда исповедует Сыном Бога живого, к Тебе, который, как говорят, помогает страждущим и дарует победу уповающим на Тебя, со смирением взываю проявить славу могущества Твоего. Если Ты даруешь мне победу над моими врагами и я испытаю силу Твою, которую испытал, как он утверждает, освящённый Твоим именем народ (т. е. христиане), уверую в Тебя и крещусь во имя Твоё. Ибо я призывал своих богов на помощь, но убедился, что они не помогли мне. Вот почему я думаю, что не наделены никакой силой боги, которые не приходят на помощь тем, кто им поклоняется. Тебя теперь призываю, в Тебя хочу уверовать, только спаси меня от противников моих. И как только произнёс он эти слова, алеманны повернули вспять и обратились в бегство». Именно победа при Толбиаке побудила Хлодвига креститься.

И тут дело совсем не в духовном перерождении. Хлодвиг не сомневался в существовании Христа, ещё и не крестившись, равно как и в существовании языческих богов (возможно, и после крещения). Просто Христос — Бог сильный, а языческие боги слабые. И Хлодвиг выбрал более подходящее божество, которое скорее поможет ему победить врагов.

Благочестивый Григорий Турский выражает глубокую благодарность Хлодвигу за обращение в истинную веру. Но это отнюдь не мешает святому епископу весьма критично описывать поступки своего героя. Дело в том, что христианин Хлодвиг укреплял и расширял свою власть далеко не христианскими методами.

Хлодвиг сначала оказывал королю рипуарских франков Сигеберту Хромому помощь в борьбе против алеманнов, но явно имел виды на это королевство. Он направил послов к сыну Сигеберта Хлодериху, дабы убедить того убить отца и присоединиться к королевству Хлодвига, став его соправителем. Хлодерих убил отца на охоте, когда тот спал, и пригласил Хлодвига к себе в Кёльн. Они отправились в королевскую сокровищницу, и Хлодвиг попросил показать монеты в сундуке. Когда Хлодерих наклонился над сундуком, один из приближённых Хлодвига размозжил ему голову боевым топором. После этого Хлодвиг обратился к старейшинам рипуарских франков. Он заявил, что Сигеберт и Хлодерих замыслили покушение на него, но Хлодерих почему-то умертвил отца, а затем погиб в собственной сокровищнице при загадочных обстоятельствах. Поскольку же в Кёльнском королевстве не осталось никого из правящей династии, то следует всем франкам объединиться под его, Хлодвига, властью. Так и случилось.

Вскоре после этого Хлодвиг «навёл порядок» и среди салических франков. Он обманом и подкупом заполучил в свои руки родственников и приказал их убить. Среди них был Рагнахар, государь небольшого королевства с центром в Камбре. С теми, кто его выдал, Хлодвиг расплатился фальшивыми монетами, а в ответ на их жалобы ответил: «По заслугам получает такое золото тот, кто по своей воле предаёт своего господина смерти...».

Действия Хлодвига объяснялись вовсе не патологической страстью к убийствам. Им двигал холодный расчёт. Династический принцип наследования трона — от отца к старшему сыну, за неимением оного — к брату и далее по вполне определённой цепочке — у франков отсутствовал. Принят был родовой принцип. Все потомки Меровея обладали равными правами на власть. Значит, чтобы стать единым правителем, надо было оказаться единственным, истребив возможных конкурентов.

Именно Хлодвиг заложил основы государственного устройства. Именно он повелел записать Салический закон. Разумеется, тогдашняя королевская «администрация» никак не походила на современные структуры управления. Собственность и власть не различались, вообще не существовало различия между частной и публичной властью. Личные слуги государя являлись одновременно государственными чиновниками. Глава этих слуг — майордом (т. е. мажордом, дворецкий) был не только начальником челяди, но и, говоря современным языком, главой администрации, а равно и вторым после короля военачальником.

Фактически правление сводилось к тому, что монарх постоянно разъезжал по стране, следовал от одного королевского поместья к другому и потреблял находившиеся там припасы. Ведь денежная экономика рухнула вместе с Римской империей. Купить продукты, необходимые для обеспечения двора, было попросту негде. Перевозить же провизию из поместий в резиденцию государя небезопасно, легче прибыть с вооружённой свитой туда, где она хранится.

Кроме того, государь посещал города, где вершил суд, собирал судебные пошлины и штрафы, а также пользовался правом постоя. Горожане обязаны были устраивать пиры для короля и свиты. На пирах монарх общался с местными представителями власти, принимал послов и т. п. Поскольку государь не мог присутствовать в каждой точке своей страны, от его имени действовали наместники — герцоги и графы. Тогда это были не титулы, а должности генерал-губернаторов и губернаторов соответственно. Когда денежной экономики не существует, налогов нет — нет и казны в современном смысле, разве что королевская сокровищница (она пополняется военной добычей и дарами). Нет возможности платить жалованье должностным лицам. Потому они получали королевские права на местах: пользовались доходами с королевских поместий (продуктами), определённой долей штрафов и пошлин, правом постоя и правом требовать устройства пиров. Со временем такие наместники превратятся в феодальных государей. Но всё это — впоследствии.

«Собаки и зверьё малое»

Меровинги видели во Франкской державе собственное владение. Его можно было делить на части и передавать по наследству, как и любое имение. В результате при потомках Хлодвига королевство начинает дробиться. Распри между наследниками-королями сопровождались убийствами внутри рода и семьи. Прежде такие преступления германцы воспринимали как деяния неслыханные. Ведь с точки зрения родового общества люди делятся на «своих», т. е. членов рода, и «чужих» — тех, кто находится вне данной родовой группы. Вражда, месть допустимы только по отношению к «чужим». Внутри рода они немыслимы, означают разрушение общества и чуть ли не конец света. А в роду Меровингов это стало в порядке вещей. Исследователи дают такое объяснение: старые, родовые нормы морали уже перестали действовать, а новые, вытекающие из потребностей государства (нельзя же ставить его на грань развала из-за личных амбиций), — ещё не начали. Хлодвиг разделил королевство между четырьмя сыновьями, которые тут же вступили в борьбу.

«Ленивые короли»

И древние хронисты, и современные историки считают последним реально правившим в стране королём Дагоберта I (около 605—639; король Австразии с 622 г., король франков с 628 г.). После него начинается быстрый упадок власти Меровингов.

Развитие феодализма приводит к значительному усилению знати. Её представители имеют своих подданных, собственные дружины. В течение VII в. ежегодные собрания свободных франков — так называемые «мартовские поля» — сменяются «майскими полями», собраниями знати. Перемена времени сходов объясняется тем, магнаты со свитой прибывают на них верхом, а значит, у коней должен быть свежий корм, которого в марте пока нет. Ещё одно последствие — резкое усиление роли майордомов, происходивших также из знатных семейств.

Анонимный хронист рассказывает: «Род Меровингов... лишился своего блеска и сияния и не удостаивался никакого иного названия, кроме как „ленивые короли". Так почти все дела и почти вся королевская власть оказались в руках префектов дворца, тех, кого называли майордомами. Именно они и управляли единолично, королю же не оставалось ничего, кроме титула. И вот, распустив волосы и отпустив бороду, он восседал в одиночестве и изображал из себя правителя. Он выслушивал послов, прибывавших отовсюду, и отвечал им, поскольку был учён и справедлив, так, словно эти дела были в его власти. А помимо бесполезного королевского титула и денежного обеспечения, за выдачей которого следил префект дворца, король не владел ничем, кроме дохода с одной виллы, где находились его дом и прислуживающие ему рабы и слуги, да и то их было немного».

Майордомов формально назначали короли. Но уже в 615 г. Хлотарь II даровал право их избрания собраниям знати. Правитель оставил за собой лишь формальное утверждение, а майордомы пытались (с переменным успехом) закрепить этот пост за своим родом.

Гептархия

Ранняя история других варварских государств — наследников Римской империи не менее бурная, нежели история Франкского королевства. Всюду завоевания, борьба народов-победителей между собой, распри в стане правителей и многое другое. Посмотрим на судьбу прежней Римской Британии.

В V—VI вв., после ухода римлян, Британия подвергалась постоянным набегам германских племён с континента: англов, саксов и ютов. Англосаксонское завоевание Британии завершилось около 600 г. и привело к практически полному вытеснению аборигенов. Бритты удержались в Уэльсе, который будет завоёван Англией лишь в конце XIII в. Другие кельтские народы создали ряд королевств на севере острова Великобритания, объединившихся в XI в. в королевство Шотландия. На территории же собственно Англии также сложилось несколько государств. Они непрерывно воевали друг с другом, объединялись, делились, и число их постоянно менялось, однако в среднем всегда было около семи. Поэтому хронисты, а вслед за ними и современные историки называют период VII—VIII вв. гептархией (греч. «семивластие»). Саксы заняли юг острова. Там образовалось три королевства: Уэссекс (т. е. Западные саксы), Эссекс (Восточные саксы) и Суссекс (Южные саксы). Севернее располагались три королевства англов: Мерсия, Восточная Англия и Нортумбрия, которая то делилась на две части — Берницию и Дейру, то снова объединялась. Крайний юго-восток Британии занимал ютский Кент. Все эти королевства по очереди устанавливали своё верховенство над другими, и их правители принимали титул верховного короля Британии, но затем неизменно терпели поражение от соседей.

Хозяева Италии

Италия с начала Средневековья постоянно меняла хозяев. Одоакр в 476 г. захватил власть в Италии и создал здесь своё королевство, которое в 493 г. отнял у него вместе с жизнью король остготов Теодорих. Этот правитель пытался сохранить некоторые римские принципы управления страной. Впрочем, внутреннего мира не было и при Теодорихе. Тех римлян, которых подозревали в сношениях с Константинополем, предавали смерти.

В собственном роду завоевателя Италии тоже не всё было ладно. Вот что пишет об этом Псевдо-Фредегар: «Теодорих, король Италии, был женат на сестре Хлодвига и после смерти своей оставил жену с маленькой дочкой. Мать прочила ей в женихи королевского сына, но она сошлась со слугой по имени Трагвилан. Трагвилан был схвачен войском матери, и ему отрубили голову. Получив дочь, мать увезла её с собой и содержала в строгости. Дочка же отравила мать вином. Теодат получил королевство Теодориха и приказал посадить дочь, убившую свою родительницу, в жаркую баню, где та и задохнулась».

Уже при Теодате (534—536 гг.) началась так называемая готская война. Восточная Римская империя стремилась вернуть захваченные варварами владения, особенно Италию, чтобы оба Рима — Старый и Новый — сошлись в одном государстве. Война началась в 535 г. В 536 г. знаменитый византийский полководец Велизарий (около 504— 565), незадолго до этого сумевший завоевать королевство вандалов в Северной Африке, взял Неаполь и Рим. Но готы держались в Равенне. Однако вторжения в Италию совершили не только византийцы. В 539 г. внук Хлодвига Теодеберг I (король Австразии в 534—548 гг.), невзирая на договор о мире одновременно с Византией и с остготами, совершил опустошительный набег на Северную Италию. Правда, из-за начавшихся в войске болезней вынужден был отступить. В 540 г. Велизария отозвали для борьбы с персами, напавшими на Восточную империю. Воспользовавшись этим, в 541 г. Теодеберт снова вторгся в Италию и удерживал её северные районы до 547 г. В 541 г. королём остготов был избран (в остготском государстве правитель именно избирался, хотя и из одной династии — Амалов) талантливый военачальник Тотила (умер в 552 г.). В 546 г. он отвоевал Неаполь и Рим, и вернувшийся в Италию Велизарий ничего не смог с этим поделать.

Император Юстиниан, человек весьма подозрительный, опасался слишком большой популярности Велизария в войске и был крайне недоволен его военными неудачами. И в 551 г. он назначил на место командующего своего приближенного евнуха армянина Нарсеса (около 478—568). Среди варваров такое — не мужчина командует мужчинами — было совершенно невозможно. Однако Византия — страна не столько людей, сколько должностей. Кого государь поставит, тот и станет руководить. И евнуху удалось то, чего не смог воин, — разбить готов (Тотила пал в сражении) и вернуть Рим. К 555 г. Нарсес полностью очистил Италию от готов.

Но византийцы недолго владели всей Италией. В 568—572 гг. большую часть Апеннинского полуострова заняло германское племя лангобардов. Они оставили империи только крайний юг его — Сицилию, область Равенны (Равеннский экзархат) — административный центр византийских владений в Италии и Лаций с центром в Риме. Правителем (дуксом) этого так называемого Римского дуката был не гражданский или военный чиновник, а духовное лицо — епископ города Рима, Римский Папа. Папа являлся наместником константинопольского императора и утверждался им в этом качестве.

Основной областью расселения лангобардов стал бассейн реки По. Область эта доныне носит название народа, её завоевавшего, — Ломбардия (искажённое Лангобардия). Причиной переселения лангобардов послужило давление аваров. Однако хронисты приводят и иные объяснения.

Нарсес во время войны с готами заключил союз с лангобардами, которые помогли ему разбить Тотилу. Но победы не принесли Нарсесу удачи. Сначала всё шло хорошо: Юстиниан назначил его экзархом Италии и даровал титул патриция. Но затем у Нарсеса не сложились отношения с преемником Юстиниана Юстином II (565—578 гг.) и особенно с его женой Софией. Императрица постоянно подчёркивала, что Нарсес не мужчина и даже, согласно Фредегару, «послала ему как евнуху золотой прибор для ткачества и приказала выткать что-нибудь необычное. Нарсес ответил: „Пряду я нить, конец которой ни император Юстин, ни императрица найти не смогут». Невзлюбили экзарха и римляне. Явно иронизируя по поводу их алчности и завистливости, хронист Павел Диакон сообщает: «Нарсес, уничтожив и покорив готские племена, получил много золота и серебра, не считая другой добычи разного рода, чем и заслужил великую ненависть жителей Рима, с недругами которых он столь усердно сражался». Римляне жаловались императору, что Нарсес их прямо-таки обратил в рабство. Они грозились переметнуться к каким угодно варварам. Экзарх с достоинством защищался от обвинений, но Юстин сместил его с поста и назначил другого наместника Италии. Нарсес уехал в Неаполь и, как сообщает тот же Павел Диакон, «направил послов к племени лангобардов, приказав, чтобы они покинули неплодородные поля Паннонии и переселились в Италию, весьма изобилующую богатствами. К тому же он послал им великое множество плодов и других даров, на которые столь щедра Италия, пытаясь таким образом склонить их к переселению. Лангобарды с благодарностью приняли и радостную весть, и привезённые дары, воодушевившись грядущим переселением. В это самое время ночью в Италии появились устрашающие знамения: по небу плыли огненные облака — их зарево знаменовало грядущее кровопролитие». Действительно, завоевание Италии лангобардами проходило не без кровопролития...

«Готская болезнь» и гибель испанского королевства

Старая, племенная система управления, когда вождь находится в непосредственном общении со своими соплеменниками, была уже невозможна, ведь варвары расселились по большим территориям. Новая же, основанная на чиновничьих структурах или вассальной присяге, ещё не сложилась и не скоро сложится. Даже однозначных правил престолонаследия не существует, что нередко побуждает к насилию. Если вслед за смертью короля его преемником может стать любой представитель знати, то не следует ли эту смерть ускорить?

Вот что пишет Григорий Турский о вестготской Испании: «После Амалариха королём в Испании был провозглашён Теода. После того как его убили, на королевский трон возвели Теодегизила. Однажды когда он пировал со своими друзьями и от души веселился, внезапно погасли светильники, и он погиб, возлежа за столом, от меча своих недругов. После него королевскую власть получил Агила. Ведь готы усвоили ужасный обычай, что, если кто-либо из королей им не нравился, они предавали его мечу и ставили королём того, кто был им по душе».

Конечно, Испания жила не одними лишь переворотами и убийствами. В 554 г. Византия захватила Бетику (южная часть нынешней Андалусии), которую вестготам удалось вернуть лишь в 629 г. В 587 г. король Рекаред I обратил вестготов в католичество. Тем самым он примирил победителей с побеждёнными. Тот же Рекаред прославился обширной законодательной деятельностью, покровительством торговле и искусствам. Но «ужасный обычай» никуда не девался. «Готская болезнь», возможно, поспособствовала гибели королевства вестготов.

О завоевании Испании маврами существует легенда, складывавшаяся на протяжении столетий. Окончательный вид она обрела лишь в XV в. Специалисты признают наличие в этом рассказе исторического зерна. Прообразом дона Родриго был король Родерих. Однако многие историки вовсе не считают его узурпатором. Учитывая принцип выборности готских королей, сыновья его предшественника Витицы не имели каких-либо законных прав на престол. Законно избранного на королевский престол правителя Бетики Родериха могли объявить узурпатором уже позднее, когда в Испании утвердился династический принцип наследования. Некоторые полагают, что даже в предании о сокровищах Геркулеса есть некий элемент реальности. Родерих нуждался в средствах для борьбы с басками, не подчинявшимися его власти. Он мог конфисковать какие-то церковные ценности, на что Церковь, конечно, обиделась. Соблазнял ли король готов дочь графа Юлиана — неясно. Скорее всего, двигателем событий послужила всё та же «готская болезнь». Группа знатных испанцев (готов и римлян) составила заговор с целью свержения Родериха и возведения на трон кого-то из сыновей Витицы.

Тем временем вся Северо-Западная Африка оказалась в руках мусульман, в основном арабов, но к ним примыкали и местные берберские племена. Арабы учредили там провинцию халифата Ифрикия (т. е. Африка).

К её наместнику и обратились, видимо, за помощью заговорщики. Они, вероятно, полагали, что мусульмане придут и уйдут, а Родериха, потерпевшего поражение, легко будет свергнуть. Но вышло не так.

Ещё в 710 г. арабы совершили разведку боем с африканского берега, а в 711 г. началось вторжение. Военачальник Тарик ибн Зияд (ибн Сеид) высадился с войском на испанском берегу. Место высадки он назвал своим именем — Джабал Тарик, т. е. Гора Тарика, откуда и пошло современное название — Гибралтар. 19 июля 711 г. на реке Гвадалете арабы наголову разбили готов. Причём современные историки не отрицают того, что немалая часть христиан покинула ненавистного им короля, который, скорее всего, пал в бою. К 714 г. почти вся Испания оказалась покорена. Свободной оставалась лишь небольшая северо-западная часть Пиренейского полуострова. Там в 718 г. или позднее знатный гот Пелайо (умер в 737 г.) разбил арабов при местечке Ковадонга. После этого Пелайо избрали королём. Именно из его королевства, именовавшегося Астурия, и началась Реконкиста (исп. «отвоевание»), которая растянется на столетия. Пока же Испания была превращена в провинцию халифата, получившую название ал-Андалус. Уже в 717 г. мавры пересекли Пиренеи и начали завоевания на юго-востоке Франкского королевства.

Автор: Дмитрий Харитонович